Ночь в городе

Вполне безучастно он смотрел, как появляются какие-то люди, приходят, уходят, и он уже не пытался понять, кто они, зачем шатаются по полным опасностей улицам, и что им нужно в темноте.

В помещение вошли, держась за руки, двое детей - мальчик и девочка; им было лет по десять, и только странное, не по-детски серьезное выражение их широко раскрытых немигающих глаз сбивало с толку, пугало и подавляло. Они были одеты в ветхую, но чистую и аккуратно починенную одежду. Эрвин взял их за руки, отвел за стоящий в углу столик и поставил перед ними тарелку с какой-то едой. Молча и бесшумно "ночные дети" съели все и незаметно исчезли, растворились во мраке так же беззвучно, как появились.

Отвратительный тоскливый вой поплыл над городом, как будто миллион собак хором выл на луну, которой не было. "Уы-ууу... уы-ууу... уы-ууу..." неслись залезающие в самую душу и раздирающие её тысячами когтей протяжные звуки. И не было никакой возможности от них избавиться; чем больше Леонид пил, тем глубже вой проникал в его мозг, и вместе с ним наступал и наваливался мрак, гася разум волнами первобытного хаоса. В этот момент Герц физически чувствовал, как наваливаются на мир, сдавливая железными обручами черепа, страх и смерть, и всеобщий развал, и из центра Заброшенных Кварталов расползается по миру энтропия. А ночь продолжалась, и казалось, что конца ей не будет, а значит, зло уже завладело миром, и от него уже нет спасения.

– Рассвет, - сказал кто-то. Герц поднял голову и поглядел в дверной проем. Там светлело небо, гася холодные звезды, и проступала из уходящей тьмы изломанная линия силуэтов домов, от которых остались одни коробки стен с пустыми оконными проемами, и торчащий вверх обломанный зуб недостроенного небоскреба, который так никогда и не будет достроен. Леонид поднялся и вышел на свежий утренний воздух. Еще один день тоски, ещё один день борьбы с надвигающимся мраком, ещё один день погони за иллюзиями... Еще один день жизни.

Боже Мой, Боже Мой! Для чего ты меня оставил?

1989 - 1991; 1997