Ночь в монастыре с привидениями

С подавленным видом Суень Мин согласился. После недолгого молчания он спросил:

– Но почему он так хотел исповедаться в своем преступлении передо мной? Неужели он воображал, что я стану на его сторону? Если это так, он был даже глупее, чем я думал!

– Прежде чем ответить на ваш вопрос, я хотел бы спросить, знал ли Истинная Мудрость о состоянии ограды?

– Само собой разумеется! Я много раз ему говорил, что ее следует починить. Обычно в таких делах он не бывал небрежен. ;Это надо признать.

– В таком случае, – серьезно заметил судья, – он покончил жизнь самоубийством.

– Да нет же, Ди. Я видел, как его рука пыталась ухватиться за ограду.

– Он обманул нас обоих. Вспомните, он не рассчитывал встретить вас внизу у начала лестницы. Он думал, что вы находитесь в своей библиотеке. У него не было ни малейшего намерения делать заявление: он сознавал, что жизнь его кончена и хотел подняться на эту площадку, где сломанная ограда давала – ему возможность покончить с собой прежде, чем мы сумеем его остановить. Дабы позор самоубийства не замарал его род, он устроил все так, чтобы другие поверили в несчастный случай. Теперь мы никогда не узнаем, какой точно была его роль во всей этой истории.

Вернулись Тао Ган и Цун Ли.

– У настоятеля сломан позвоночник, – сообщил помощник судьи. – Смерть, должно быть, наступила мгновенно. Я предупредил эконома. Тело уже перенесено в боковую часовню храма, где останется до официальных похорон. Я объяснил эконому, что произошел несчастный случай, и он желает переговорить с учителем Суень Мином.

Судья встал, сказав даосу:

– Предпочтительно придерживаться версии о смерти в результате несчастного случая. По крайней мере, пока. Думаю, следует немедленно известить о том, что произошло, отца верховного настоятеля.

– Завтра на рассвете мы отправим ему послание. В ожидании его решения эконом займется текущими делами.

– Портрет кота я оставлю здесь. Это важная улика. Надеюсь, ваше превосходительство соблаговолит помочь мне своими советами при составлении отчета.

Согласившись, Суень Мин окинул судью критическим взглядом:

– Ди, попробуйте поспать час или два. Вы выглядите умирающим от усталости.

– Сначала нужно схватить Мо Моте, ваше превосходительство! Я убежден, что его вина столь же велика, как и Истинной Мудрости. После его показаний мы увидим, следует ли в моем отчете представить смерть отца настоятеля как самоубийство или как несчастный случай. Сейчас Мо Моте единственный человек, который может нам сказать, что же в действительности произошло с тремя девушками.

– Как он выглядит? Не говорили ли вы мне, что он актер? Я видел весь спектакль, за исключением последней картины.

– Мо Моте оставался на сцене в течение всего представления. Он изображал Духа смерти, но ваше превосходительство не мог-« ли разглядеть его лица, потому что оно скрывалось под деревянной маской. А в конце спектакля, когда он исполнял танец с саблей, его лицо было покрыто толстым слоем грима. Сейчас он, несомненно, выдает себя за монаха. Это крупный широкоплечий парень скорее мрачного вида.

– У большинства монахов подобное выражение. Вероятно, виной тому скверная пища. Что вы предпримете, чтобы его обнаружить?

– Еще не знаю, ваше превосходительство, но без его признания я не смогу завершить своего расследования.

Отвесив учителю Суеню глубокий поклон, судья в сопровождении Тао Гана и Цун Ли направился к двери. Выходя, они столкнулись с коротышкой-экономом, который выглядел как никогда взволнованным.

Глава 15. Судья Ди возвращается в галерею ужасов; у Цун Ли вырываются нежные слова

Когда все втроем они прибыли в большой зал храма, казначей приглушенным голосом разговаривал с небольшой группой монахов. Он поспешил навстречу судье и молча увлек его к боковой часовне.

На высоком помосте возлежало тело отца настоятеля. Судья Ди приподнял расшитую даосскими символами алую парчу и посмотрел на лицо умершего. Когда он опустил тяжелую ткань, к нему подошел казначей.

– Четверо монахов проведут здесь в молитвах ночь, – шепотом сказал он. – Эконом намерен объявить о кончине отца настоятеля в начале заутрени.

Судья высказал ему свои соболезнования, а потом присоединился к Тао Гану и Цун Ли в большом зале храма.

– Могу ли пригласить ваше превосходительство к себе на чашку чая? – спросил поэт.

– Больше ни одной ступеньки! – решительно заявил судья. – Скажите одному из этих монахов, чтобы принесли большой чайник крепкого чая в соседнюю комнату.

Он направился к комнате, которая служила, по всей видимости, гостиной, и уселся за стол из резного сандалового дерева. Дав знак Тао Гану сесть рядом, он принялся разглядывать висевшие на стене в роскошных рамах портреты даосских Бессмертных. Через прорезную часть перегородки он с трудом различал верхнюю половину теряющихся в полумраке соседнего зала позолоченных статуй.

Цун Ли вскоре вернулся, неся большой чайник, разлил чай по чашкам и в ответ на приглашение судьи сел сам. В боковой часовне раздалось погребальное пение. Начался молебен.

Сломленный усталостью, судья сидел неподвижно. Ноги его болели, спину сводили судороги, в голове было странное ощущение полной пустоты. Он попытался снова обозреть двойной ряд событий, повлекших за собой смерть Нефритового Зеркала и самоубийство Истинной Мудрости. Оставались неясными некоторые подробности и детали, которые позволили бы ему дополнить представление о Мо Моте, если бы он раскрыл их подлинное значение. Но сейчас его мозг был слишком утомлен, чтобы заняться даже самой легкой работой. Перед его глазами постоянно вставал шлем Мо Моте. Было что-то странное в этом головном уборе, но что именно? Мысли его все больше путались, монотонное пение монахов начинало его усыплять.

Он подавил зевок, выпрямился и посмотрел на своих спутников. Худое лицо Тао Гана хранило обычную невозмутимость. Цун Ли выглядел измученным. От усталости он утратил свою обычную нагловатость и казался вполне достойным молодым человеком. Допив свою чашку, судья сказал юноше:

– Теперь, когда вы выполнили свой долг, почему бы вам не заняться серьезным изучением классиков? У вас еще есть время Подготовиться к литературным экзаменам, чтобы стать достойным Своего почтенного отца. – И продолжал более оживленно:

– А теперь поговорим о Мо Моте. Если еще не поздно, я хотел бы спасти его последнюю жертву… Но для этого надо схватить негодяя и принудить рассказать, где он скрывает женщину с обрубленной рукой.

– Женщину с обрубленной рукой? – удивленно повторил Цун Ли.

– Да, – ответил судья, бросая на него испытующий взгляд. – Вы что-нибудь знаете о ней?

Цун Ли отрицательно тряхнул головой.

– Нет, ваше превосходительство. Я здесь вот уже больше двух недель, но даже не слышал о такой женщине. С улыбкой он продолжил: