Ночь ведьмы. Книга первая
Шрифт:
Он обрывает меня, взмахнув рукой:
– Твое имя не нужно для нашего…
– А мои друзья, кузины, люди, которых я люблю, зовут меня Фрици, вот так, arschloch [16] .
Его челюсть напрягается. Я понимаю, что он запомнил мое имя. Это очеловечивает меня.
Был ли он в составе отряда, напавшего на мой ковен? Там царил хаос: бой и мечущиеся в воздухе заклинания, а затем подвал, огонь, дым…
– Зная имена людей, которых ты убиваешь, становится сложнее обрекать их на смерть? Хорошо. Не перечислить ли мне имена ведьм,
16
Ублюдок (нем.).
Он отводит взгляд в сторону.
– Я путешествовал. В том патруле был коммандант Кирх. А имена не помешают хорошему охотнику выполнять свои обязанности.
Имя Кирх звучит во мне, как удар колокола, и эмоции вдруг переполняют меня.
– Ах, да, Кирх, ваш Всемогущий.
– Он не Всемогущий.
– Нет? О, верно, ведь он отчитывается перед архиепископом. Ваш коммандант, неумолимая рука этой чумы, которую вы осмеливаетесь называть святым человеком. Скажи честно, вы, охотники, видите лицо архиепископа, когда закрываете глаза во время молитвы? Или только когда закрываете глаза на его прихоти?
Его лицо багровеет.
– Обдумывай свои слова, hexe. Я не потерплю богохульства.
– Кстати говоря… как там коммандант? Вернулся в Трир? – Я балансирую на грани, но мне нужно знать. Лизель уже в Трире? Или ее все еще везут туда, как и меня? Может, она где-то неподалеку, возможно даже, этот отряд должен соединиться с отрядом комманданта Кирха.
Капитан не отвечает. Его лицо принимает суровое выражение, сухожилия на шее натягиваются, и он поджимает губы, но это не ненависть хэксэн-егеря к ведьме – тут что-то глубже. Что-то личное.
– Ты злишься на меня? – спрашиваю я. – Сердишься, что я задела тебя за живое или что не позволила арестовать сестру? Дуешься на меня, да?
Капитан резко поворачивается ко мне и делает шаг к фургону. Я замечаю, как он бросает взгляд на лес, проверяя, по-прежнему ли мы одни.
– Ты понятия не имеешь, во что ввязалась, – выплевывает он. – Годы планирования и…
– Ты понятия не имеешь, какой ты безнадежно больной, – бросаю я. – Мир был бы лучше, лишившись твоего присутствия. Подумай об этом, охотник: если бы ты умер, никто не стал бы тебя оплакивать, а соседи бы порадовались.
– А кто стал бы оплакивать тебя?
Мои губы приоткрываются, но ответ жестокий и краткий: никто.
Он видит, что задел меня. Но не улыбается, не радуется своей победе.
Он изучает меня. Его холодные карие глаза смотрят внимательно. Глаза, которые видели, как горели сотни людей. Глаза, которые наблюдали, как сопротивлялась охотникам его сестра.
В его взгляде нет ничего, пустота, от которой по телу у меня бегут мурашки.
С ненавистью я могу справиться. Я угадываю жажду власти и доминирования.
Но это безразличие? Он выглядит так, будто, не колеблясь, мог бы вонзить нож мне в сердце и оставить умирать на дороге.
Я задаюсь вопросом…
– Почему ты не убил меня? – спрашиваю,
держась в тени подальше от окна.Может, его и не было в Бирэсборне, но он не лучше тех, кто там оказался.
Его напряженное лицо немного смягчается.
– Зачем ты использовала магию в доме, полном хэксэн-егерей?
– Ты когда-нибудь отвечаешь на вопросы прямо?
– Ты недостойна ответов, hexe.
– Фрици. О Дева, Мать… – Я трясу головой. – Разговаривать с тобой то же, что беседовать со стеной. – Я думаю, что наш разговор окончен, и поворачиваюсь, чтобы сесть на скамейку.
Но капитан хмыкает.
– Что за заклинание ты применила?
Я замираю. Мои губы изгибаются, и я снова прижимаюсь к окну, позволяя охотнику увидеть мой гнев, мою решимость.
– Защита. Достаточная, чтобы позволить твоей сестре сбежать.
– Но вот этого я не могу понять, – говорит он тихо. – Моя сестра не сбежала бы.
– От сумасшедшего брата, который пытался ее арестовать? Ты прав, она должна была принять тебя с распростертыми объятиями.
Капитан прищуривается. Он качает головой, будто я дурочка, будто это я отказываюсь отвечать прямо.
Раздаются шаги, это охотники возвращаются с разведки.
– Почему тебя так волнует, что твоя сестра сбежала? – ворчу я. Капитан не смотрит на меня, ожидая, когда его люди приблизятся. – Ты в любом случае нашел ведьму, которую можно привезти в Трир.
Что-то в его позе меняется. Я не могу сказать, что именно. Он выпрямляет спину? Или снова напрягается, потому что злится?
Что бы это ни было, я вздрагиваю, когда он бросает на меня злой взгляд.
Теперь в его глазах читается холодная расчетливость. Он решает что-то, о чем я могу только догадываться.
В памяти всплывают его слова: «Ты не сгоришь, hexe. Но еще пожалеешь об этом, когда я с тобой разделаюсь».
Мне внезапно кажется, что я должна умолять о пощаде. Будто он целится в меня из пистолета и мне осталось жить лишь несколько секунд.
Но я сжимаю губы и гневно смотрю на него, кипя от негодования, вызванного одним его присутствием.
Я не стану его бояться.
– Капитан, территория свободна, – говорит один из охотников.
– Хорошо. – Он отворачивается от меня. – Разбиваем лагерь.
Он делает несколько шагов в сторону леса, прежде чем приказать:
– И ведьму захватите.
Я радуюсь, но моя радость длится недолго. Дверь фургона распахивается. Я смотрю на двух хэксэн-егерей, на их лицах читается смесь страха и отвращения, и понимаю, что, пока я находилась внутри этого ящика, они оставались снаружи. А теперь, если мне не удастся сбежать, придется провести всю ночь в лагере охотников, надеясь на то, что их отвращение будет сильнее любых других побуждений, которые у них могут возникнуть.
Один из мужчин протягивает руку, чтобы схватиться за цепь, соединяющую мои оковы. Он дергает так сильно, что я вылетаю из фургона, падая на грунтовую дорогу, и изо рта у меня вырывается крик.
Охотники смеются. Что-то меняется, напряжение исчезает за одну секунду – и я вижу, что их страх превращается в агрессию.
Один хэксэн-егерь грубо хватает меня за волосы, выбившиеся из-под шляпы, и запрокидывает мне назад голову. Я охаю – ничего не могу с собой поделать, мое тело инстинктивно реагирует на боль.