Ночь Веды
Шрифт:
– Алена... Неужто и вправду - сон только...
– вопреки желанию глухо выговорил Иван.
Помедлив, подняла Алена лицо.
– Ты эту встречу столь сильно ждал... Вот я и пришла.
– Знать, не удержать мне тебя, жаль моя? Отымет утро?
– До утра еще долго, и в каждой минуте столько счастливых мгновений. А утро... Оно будет солнечным, радостным. Я так хочу, чтоб ты увидел это. Ты ведь перестал отличать утренний свет от закатнего сумрака. Неужто думаешь, что велика мне радость видеть это?
– Постой, Алена, погоди... Дай мне уразуметь... Скажи прежде - ведь не сгинула ты
– Не спеши, Иванко. Не для чего спехом разгадки искать, да второпях ответы хватать. Я пришла, чтоб не сокрушался боле разум твой в непосильных трудах. На все отвечу, что спросишь. Времени у нас много.
– Где же много? Ночи так коротки. А эта, боюсь, короче самого краткого мига будет.
– Разве другая не настанет?
– тихо улыбнулась Алена.
Расплел Иван руки свои, взял Алену за плечи, отстранил чуть, чтоб глаза увидеть.
– Я ни словом торопить тебя не буду, Алена, что захочешь, то и скажешь. И когда захочешь. Терпению моему предела не будет... если одно только знать буду... Ты уйдешь, чтоб опять вернуться? Не сгинешь навек?
– Я уже вернулась, - ответила Алена.
Она знала, что в этих ее словах, в невысказанном обещании не уходить, только половина правды. Но сейчас еще нельзя было объяснить Ивану всего, он услышал бы только худшую из двух половин.
– Ты лучше погляди, Иванко, узнаешь ли места эти?
– Чего узнавать, коли не забывалось. Луга это, те, первые наши, - не отводя глаз от нее, ответил Иван.
Алена рассмеялась:
– Да ты ведь ни глянул ни разу! Как узнал?
– Я эти луга с завязанными глазами промеж всех угадаю. Воздух здесь ото всех на особицу. Спроси - чем, я и не отвечу... Чем воздух дома родного средь других ни в пример слаще? Вот и места эти мне как родными, вроде, стали.
Мало-помалу ушла тревога с лица Ивана, и уже заиграла, засветилась улыбка в ответ на Аленину, но все же осталось в глубине глаз беспокойство.
– Чего ждешь, Иванко? Тревожишься о чем?
– Алена... проснуться боюсь. Не хочу, а все равно думается, что каждое мгновение потерять тебя могу.
– Не бойся. Внезапно я не исчезну.
– Да сама говоришь - сон. Человек ему не хозяин, нет воли человеческой над сном.
– Верно, человеческой нет. А ведовская - есть. Ведовка я, Иван, не забыл ты? Мой сон это, я ему хозяйка.
Глава тридцать девятая,
где Алена показывает Ивану его настоящее
и предостерегает от будущего
Деревня пустая, сонная. Странно тихая, залитая неживым голубоватым светом и будто зачарованная, замороженная им. Ни голосу, ни шороху, ни лаю сторожкого... Уж из живых во всей деревне ни один ли Иван? В тишине и пустоте улиц сквозь деревню проходит, вот и околица уже. Взгляд его тревожно мечется в поиске ответа - зачем он здесь? почему? Мнилось - будто к Алене торопится, но ее нет нигде, и никто не ждет Ивана. Неужто напрасно сердце ворохнулось, погнало его в ночь, тешась пустой надеждой... Остановился, опустошенный, потерянный -
Святый Боже! Вразуми! Ведь и вправду, всего лишь сон был... Как поверил сну? Нет. Не сну - Алене верил. Но она говорила то, о чем душа его страждала, он сам и вложил желанные слова в уста любимой...С готовностью великой уверился в сладком обмане... И тут екнуло, обмерло сердце Ивана - из-под плакучих ветвей ивы тихо выступила навстречу ему светлая тень.
Подошел торопливо и молча, обнял, крепко прижал. Стоял так долго, прежде чем совладал с голосом. Потом проговорил в душистое тепло волос.
– Думал - не увижу больше.
– Не поверил мне?
– шепнула укоризненно Алена.
– То-то и оно, что поверил. Ночи ждал. За день единый дневной свет ненавистным мне стал, и солнце ненавистно за медлительность нескончаемую. Будто смеялось оно надо мной - встало на одном месте, как гвоздями приколоченное.
– Дружок мой сердечный, послушай меня. Помнишь ли себя прежнего? Веселого насмешника, гордеца, сердцам девичьим погибель?
– Он умер.
– Я знаю. Но я умерла тоже. И видишь - вернулась. Так неужели тому Ивану труднее к жизни возвернуться? Что ж, быть мне утешительницей при слабом, робком, душою больном? Но мне не нужен такой Иван, это не мой Иванко!
Сжал он плечи Аленины, быстро к себе повернул.
– Ты молвила - "нужен"?! Другой я тебе - нужен?!
– Да.
– Зачем?! Что я для тебя сделать должен? Нет, - оборвал он сам себя. Говорить - лишнее. Я знаю.
– Знаешь, - усмехнулась Алена.
– Для этого тело свое до семи потов изнуряешь, торопишься силу в него вогнать?
Иван изумленно на нее посмотрел:
– Как ты про это...
– Видела.
– Как - видела? Где?
– На выпасах, где же еще. Это от людей ты укрыться можешь, когда каменьями пол-пудовыми балуешься, но не от меня ведь.
– Аленушка, неужто ты все время рядом была?..
– Да кто ж стадо пасет! Тебе ведь не до него совсем.
Иван рассмеялся счастливо.
– А я диву давался - какая скотина послушная, никакой мне с нею заботушки нету.
– Я вот в другой-то раз погляжу, будет ли тебе забота? Уж побегаешь ты за буренками по сограм да буеракам. Посчитаю, сколь еще потов с тебя сойдет, - смеясь, пригрозила Алена. Но улыбки как ни бывало, когда она проговорила: - Только твердо запомни - не в том моя нужда к тебе, об чем ты думаешь.
– Об чем же я думаю?
– сощурил Иван глаза.
– Не лукавь со мной. Спрос им чинить - не твоя забота.
Лицо у Ивана затвердело, глаза полыхнули лютостью, которой никогда Алена в нем не знала. И еще было в них новое - жесткость, упрямство.
– Не тронь их. Ни одного, - повторила она.
– Ты мне это не запретишь. Не можешь.
– Могу. Но ты и так не станешь их трогать.
– Алена... я ведь только за это еще и держался! Больше-то мне и жить нечем.
– Знаю. А кабы и не знала, так вот он - мир твой сегодняшний.
– Алена повела рукой.
– Мертвый и холодный. Призрак прошлого. Вчера я позвала тебя, и ты пришел ко мне, в солнечные луга, до последнего стебелечка жизнью полные. Сегодня я не звала. Ты пришел искать меня в своем мире. А он вот каков. Нравится тебе?