Ночь волка (повести)

Внешне лицо Фэя казалось беспечным, но глаза выдавали муку. Гастерсон знал, что он совсем не думает, а просто слушает инструкции, нашептываемые ему на самом пороге слышимости.

– Гасси, старик, - сказал Фэй, судорожно изобразив широчайшую улыбку, - я был бы очень обязан, если бы ты ответил на несколько простых вопросов.
– Вначале его голос был хриплым, но он дважды сглотнул и исправился.
– Что ты имел в виду, когда изобрел щекотун? Чем именно они должны были стать?

– Ты что, несчастный...
– начал было Гастерсон со смущением и ужасом одновременно, затем взял себя в руки и кратко ответил: - Предполагалось, что они будут механическими напоминателями. Предполагалось, что они будут записывать меморандумы и...

Фэй поднял вверх ладонь, покачал головой и снова стал слушать пространство. Затем он произнес:

– Так предполагали использовать щекотунов люди. Я совсем не это имел в виду. Я имел в виду, какую пользу щекотуны должны были принести сами себе. Конечно, у тебя были кое-какие мысли насчет...
– Фэй облизал губы.
– Если тебе это поможет, - добавил он, - то знай - не Фэй задает тебе этот вопрос, а Пух-Бах.

Гастерсон заколебался. У него возникло ощущение, что каждое из восьми двойных существ в комнате с нетерпением ждет его ответа, он почувствовал, как что-то влезло в его сознание и перелопачивало его зарождающиеся мысли, заглядывая в них и под них еще до того, как он сам успевал их сформулировать. Глаз Пух-Баха был похож на красный прожектор.

– Ну, так как же, - продублировал Фэй.
– Какую пользу щекотуны должны были принести сами себе?

– Никакой, - мягко сказал Гастерсон.
– Совсем никакой.

Он почувствовал разочарование, повисшее в комнате, а вместе с ним и что-то похожее на панику.

На этот раз Фэй прислушивался к суфлеру довольно долго.

– Я надеюсь, что на самом деле ты так не думаешь, Гасси, - сказал он наконец совершенно серьезно.
– Я имею в виду то, что ты вообще не осознавал в то время. Позволь мне в последний раз сформулировать этот вопрос иначе. Каково место щекотунов в естественной природе вещей? В чем смысл их жизни? Их особые мотивы? В чем их гений? Их конечная цель? Каким богам должны поклоняться щекотуны?

Но Гастерсон уже качал головой. Он произнес:

– Я совершенно ничего не знаю об этом.

Фэй вздохнул и вместе с Пух-Бахом повел плечом в уже знакомом "трехшарнирном" жесте. Затем он оживился.

– Полагаю, сейчас мы дальше не продвинемся, - сказал он.
– Продолжай думать, Гасси. Постарайся что-нибудь вспомнить. Ты не сможешь выходить из квартиры - я оставляю охрану. Если захочешь увидеть меня, то скажи ей об этом. Или просто подумай. Через какое-то время тебе в любом случае еще будут заданы вопросы. Может быть, мы даже применим к тебе особые методы. Возможно, ты будешь щекотунизирован. Все. Давайте, вы все, нам пора двигаться.

Прыщавая и ее подружка отпустили Гастерсона, человек, державший Дейзи, ослабил свою благопристойную хватку. Дэвидсон и Кестер бочком и оглядываясь вышли из комнаты и маленькая группа захвата не спеша удалилась.

В дверях Фэй оглянулся.

– Прости, Гасси, - сказал он, и в какое-то мгновение ь его глазах промелькнуло их обычное выражение.
– Жаль, что я не могу.
– Клешня поднялась к его уху, и спазм боли исказил его лицо, он напрягся и вышел. Дверь закрылась.

Гастерсон два раза глубоко вздохнул, что, скорее, было похоже на гневное всхлипывание. А затем, все еще шумно дыша, пошел в спальню.

– Что?..
– спросила Дейзи, следя за ним взглядом. Он вернулся, держа в руках свой револьвер тридцать восьмого калибра, и направился к двери.

– Что ты собираешься делать?

– спросила она, отлично зная ответ.

– Я собираюсь разнести на куски железную мартышку, пристроившуюся на плече Фэя, даже если это будет последнее, что я сделаю в этой жизни.

Она обхватила его руками.

– Дай мне пройти, - рычал Гастерсон.
– Хоть раз в жизни я должен быть мужчиной.

Пока они боролись за оружие, дверь бесшумно открылась и в комнату проскользнул Дэвидсон, который ловко выхватил у них револьвер прежде, чем они заметили его присутствие. Он ничего не сказал, только улыбнулся и, выходя из комнаты, покачал головой с грустным упреком.

Гастерсон тяжело сел.

– Я знал, что все они псионики, - тихо сказал он.
– Я просто потерял контроль над собой - так подействовал на меня последний взгляд Фэя.
– Он дотронулся до руки Дейзи.
– Спасибо, малыш.

Он подошел к стеклянной стене и стал осматривать окрестности. Через некоторое время повернулся и сказал:

– Может, тебе лучше быть с детьми, а? Я думаю, что охрана позволит тебе пройти.

Дейзи покачала головой.

– Дети никогда не возвращаются домой до ужина. Еще несколько часов ени будут находиться в большей безопасности, чем рядом со мной...

Гастерсон рассеянно кивнул, сел на кушетку и подпер подбородок рукой. Спустя секунду его лицо разгладилось, и Дейзи поняла, что где-то внутри завращались шестеренки и энергичней забегали электроны, - хотя тут же она напомнила себе, что ей нужно навсегда вычеркнуть из своего словаря именно эти риторические фигуры, приобретшие теперь особый смысль.

Примерно через полчаса Гастерсон мягко сказал:

– Я думаю, что щекотуны настолько псионичны, что у них на всех словно бы один разум. Если бы я пробыл с ними очень долго, я сам стал бы частью этого разума. Скажи что-нибудь одному из них - и ты скажешь это всем.

Пятнадцатью минутами позже он произнес:

– Они не сумасшедшие, они просто новорожденные. Те из них, которые создавали внизу этот хаос со щекоткой, вели себя, как младенцы, брыкающие ножками и размахивающие ручками с единственной целью - понять, на что способны их тела. Очень плохо, что мы являемся их телами.

Еще через десять минут.

– Я должен что-то сделать. Фэй прав. Я виноват во всем Он только ученик, а именно я - старый колдун.

Пять минут спустя, уныло:

– Возможно, это судьба человечества - создать живые машины и потом исчезнуть из Вселенной. Если только мы не понадобимся шекотунам, как, черт подери, лошади кочевникам.

Еще через пять минут:

– Может быть, кто-нибудь и смог бы придумать цель жизни для щекотунов. Даже религию - Первая Церковь Щекотуна Пух-Баха. Но я ненавижу продавать другим людям духовные идеи, и это все равно не помешало бы щекотунам паразитировать на человечестве...

Когда он пробормотал эти последние слова, его глаза вдруг расширились, как у маньяка, и улыбка растянула рот до ушей. Он встал и направился к двери.

– Что ты собираешься делать?
– прямо спросила Дейзи.

– Просто выйду и спасу мир, - ответил он ей.
– Может, я вернусь к ужину, а может и нет.

VIII

Дэвидсон оттолкнулся от стены, на которую опирались он и его тринадцатикилограммовый щекотун, и двинулся, чтобы перекрыть выход в холл. Но Гастерсон просто подошел к нему. Он тепло пожал ему руку, посмотрел прямо в глаза его щекотуну и сказал звенящим голосом: