Ночь волка (повести)

– Вздор, - изрек Фэй.
– В таком случае у тебя нет необходимости вести рабочий дневник и вообще делать любые записи.

– Может быть и нет, - неуверенно согласился Гастер сон. Над этим мне тоже надо будет подумать.

– Ха!
– Фэй издевательски ухмыльнулся.
– Нет, я ска жу тебе, в чем твоя беда, Гасси. Ты просто боишься этого нового изобретения. Ты до такой степени забил свою голову рассказами ужасов о машинах, у которых развивается мозг и которые завоевывают мир, что боишься обыкновенного миниатюрного магнитофона, снабженного часами.
– И он резким движением ткнул им в сторону Гастерсона.

– Может и так, - согласился Гастерсон, стараясь не отпрянуть.
– В самом деле, Фэй, эта штука так отражает своим глазом свет, словно у нее есть мысли. Плохие мысли.

– Гасси, ты кретин, у него нет глаза.

– Сейчас нет, но в нем что-то светится, - а значит, глаз может появиться. Это Чеширский Кот наоборот. Помнишь Фэй, "Алису в стране чудес"? Чеширский Кот постепенно исчезал до тех пор, пока не пропадали даже зубы и оставалась лишь улыбка. Эта штука начнет с неприятного свечения затем появится глаз, и вот с этого все и начнется. Если бы ты стал на мое место и взглянул на самого себя с этой штуковиной в руках, ты бы понял, что я имею в виду. Но я не думаю, что компьютеры развивают разум, Фэй. Я просто думаю, что они разумны, потому что у них есть элементы мозга.

– Ха-ха!
– насмехался Фэй.
– Все, имеющее материальную сторону, имеет и духовную сторону, - нараспев выговаривал он.
– Все, что есть тело, есть также и дух. Гасси, этот сомнительный метафизический дуализм стар, как мир.

– Возможно, - согласился Гастерсон, - но помимо этого сомнительного дуализма у нас все еще нет иного объяснения человеческому разуму. Разум - это желе из нервных клеток и вместе с тем - ничем не ограниченный полет мысли. Что это, если не дуализм?

– Сдаюсь, Гасси. Но ты ведь собираешься испытать щекотун?

– Нет!

– Но, черт подери, Гасси, практически мы сделали его только для тебя!

– Извини, но я и не подойду к этой штуке/

– Тады подойди ко мне, - раздался за ними сиплый голос. Сегодня ночью я жалаю мужчину

В дверях стояла хрупкая фигурка в коротком серебряном плотноюблегающем тело платье. У этого существа была золотистая челка и самое высокомерное курносое лицо в мире Вкрадчивой походкой создание направилось к ним.

– Бог мой, Вина Видарссон!
– завопил Гастерсон.

– Дейзи, это потрясающе, - зааплодировал Фэй, подходя к ней.

По ходу она отодвинула его в сторону движением бедра.

– Не тебя, крысенок, - с придыханием произнесла она.
– Я жалаю настоящего мужчину.

– Фэй, это я предложил лицо Вины Видарссон для маски красоты, - сказал Гастерсон, обходя жену и грозя пальцем. Голько не говори мне, что "Трикс" тоже об этом подумала.

– Что же еще они могли придумать?
– рассмеялся Фэй.
– В этом сезоне секс - это ВВ, и никто другой, девушка с остроконечной грудью.

Странная усмешка мелькнула на его губах, мышцы его лица судорожно сократились, и тело слегка дернулось.

– Послушайте, ребята, мне надо уходить. Осталось ровно пятнадцать минут до второго комендантского часа. Прошлый раз мне пришлось бежать, и у меня была изжога. Когда вы собираетесь переехать вниз, ребята? Я оставлю щекотун Гасси. Поиграй с ним - и привыкнешь. Пока.

– Слушай-ка, Фэй, - с любопытством в голосе окликнул его Гастерсон, - у тебя что, развилось абсолютное чувство времени?

Фэй широко улыбнулся, стоя в дверях, - слишком широкая улыбка для такого маленького человечка.

– А мне это и не нужно, - мягко сказал он, похлопывая себя по правому плечу.
– Мой щекотун сказал мне об этом.

И он закрыл за собой дверь.

Стоя рядом, они наблюдали, как он степенно и важно пересекает мрачный, неприветливый парк. Гастерсон задумчиво произнес:

– Значит, на этом маленьком чертенке все время был один из этих бессмысленных предметов, а я ничего не заметил. Можешь ли ты себе представить что-нибудь подобное?

На фоне нежно-фиолетовых звезд что-то прочертило короткую яркую черту, которая быстро исчезла.

– Что это?
– мрачно спросил Гастерсон.
– Предпоследняя ступень летящей сюда ракеты?

– Почему бы тебе не предположить, что это старомодная падающая звезда?
– мягко спросила Дейзи. Бархатные губы маски (самоувлажняющиеся) изменили даже звучание ее голоса. Она протянула руку к шее, чтобы снять с себя эту вещь.

– Эй, не делай этого, - обиженно запротестовал Гастерсон.
– По крайней мере, сейчас.

– Лады, - хрипло сказала она, поворачиваясь к нему.
– Тады на колени, собака!

III

Прошло две недели, и Гастерсон быстрыми темпами продвигался к концу своего романа о безумии в 40 000 слов, когда вновь заглянул Фэй, на сей раз средь бела дня.

Обычно Фэй немного сутулился и имел склонность двигаться скользящей походкой, но теперь он шагал напористо, быстрым, почти строевым шагом, как ножницами, разрезая воздух ногами. Он сорвал с себя солнцезащитные очки, какие днем все кроты носили наверху, и стал хлопать Гастерсона по спине, шумно приговаривая: "Как дела, Гасси, старичок, а, старичок?"

Дейзи вышла из кухни, чтобы посмотреть, почему это Гастерсен закашлялся. Ее тут же схватили и начали неистово целовать под аккомпанемент: "Приветик, роскошнейшая! Ням-ням! Как насчет какого-нибудь экспромта в один из уик-эндов?"

Она изумленно уставилась на Фэя, вытирая тыльной стороной руки рот, в то время как Гастерсон вопил:

– Кончай! Что с тобой, Фэй? Тебя что, перевели из Отдела исследований и развития в Отдел поднятия боевого духа? Они что, выстраивают всех секретарш на перекличку и заставляют тебя целовать их, чтобы ты наделил их энергией на все восемь часов?

– Ха, тебе бы, ясное дело, хотелось узнать?
– отпарировал Фэй. Он ухмыльнулся, дернулся, на мгновение замер, а затем торопливо направился к дальней стене.
– Внимательно смотрите сюда, - постучал он по фиолетовому стеклу, указывая на промежуток между двумя ближайшими старыми жилыми небоскребами.
– Через тридцать секунд вы увидите, как они испытывают новую игольчатую бомбу на другом конце озера Эри. Это в учебных целях.
– Он начал отсчитывать секунды, отмечая каждую энергичным взмахом руки.
– Два... три. Гасси, я выбил для тебя ваучер на два ярда. Бухгалтерия громко протестовала, но я поднажал на них.