Ночная стража

– Первый, Первый, я – Второй, – шелестяще донеслось из вмонтированного в ухо микропередатчика, – семь фондовых по нулям. Трое калеки, но разговаривать смогут… завтра. Сигнализация отключена. Все наши на заданных позициях. Можешь начинать…»

«Нуте-с, приступим», – достав из кармана крохотный красный шарик (сильнодействующее слабительное моментального действия), я посмотрел на фигуранта. Виновник торжества восседал на высоком деревянном кресле типа трона. И в настоящий момент, чавкая, пожирал фаршированного фазана, запивая дичь солидными порциями коллекционного вина тридцатилетней выдержки. Усатая физиономия лоснилась от самодовольства и… от жира. Но не от собственного. Просто ел Константин Валерьевич… как бы покультурнее выразиться?.. Гм! В общем, крайне неопрятно, похуже иного животного… «Пора!» – приблизившись к нему, я бросил в бокал заветный шарик. Через полсекунды суперслабительное бесследно растворилось в напитке. Еще миг, и ничего не заметивший Фуфел, хлюпая, заглотнул вино. И… глубоко задумался, ощутив определенные позывы в кишечнике. Дальше по нашему плану он должен был сломя голову нестись в туалет. Однако произошло непредвиденное. Немного поразмыслив, Фуфел отошел к стене, снял штаны, присел на корточки и с треском опорожнился прямо на пол! Затем, не вытираясь, натянул штаны обратно. Вернулся на «трон» и как ни в чем не бывало потянулся к остаткам фазана!..

Глава 7

Другой бы на моем месте пришел в замешательство (мягко говоря! – Д.К.)… Но я остался спокоен, как удав, т. к. вовремя вспомнил слова дяди Миши: «Слабительное очень надежно. Фигурант не успокоится, пока не выпустит через прямую кишку все содержимое желудка. Но и тогда ему будет ужасно хотеться, хотя уже нечем. Причем все сильнее и сильнее, пока не вколят антидот. Поэтому не беспокойтесь в случае чего. В конечном счете его неудержимо потянет уединиться на толчке. Это я вам точно гарантирую!»

…В случае чего… Оказывается, наш куратор прекрасно знает нравы так называемой «свободномыслящей интеллигенции», а потому заранее предвидел подобный оборот событий… Спустя полминуты Фуфел вздрогнул, по-обезьяньи сморщился, выскочил из-за стола и снова нагадил на пол. Затем еще раз и еще… Присутствующие восприняли сие безобразие с олимпийским спокойствием, чем однозначно подтвердили – подобное поведение для них норма. (Такая, как прилюдные совокупления в извращенной форме и прочие мерзости.) Одна лишь Ирина Тотомада сморщила напудренный нос, громко чихнула. Стоя голой на стуле, подозвала официанта и прошипела по-змеиному:

– Уберешь за ним! Тщательно! У меня аллергия на запахи… ё-ё-ё… мать-перемать!!!

– Не извольте беспокоиться! – холуйски изогнулся тот. – Сделаю в лучшем виде!

– Ш-ш-шевелись-сь-сь, мля… мля… мля!!!

– Слушаюсь! – Халдей на полусогнутых выбежал из зала и вскоре вернулся с двумя ведрами (одно с пенистой водой, другое для дерьма), с тряпкой, с веником, с совком, с небольшой щеткой и замер в отдалении, дожидаясь своего «выхода на сцену».

Ждать пришлось недолго. Стремительно усиливающиеся позывы в конечном счете доконали Фуфела. Устав прыгать от стенки к стенке и обратно, он страстно возжелал длительного уединения. Яростно отшвырнул кресло-«трон» и гигантскими, неуклюжими прыжками понесся вон из зала, успев приказать охранникам:

– Двое со мной! Живо, ё… ё… ё!!!

Пара бугаев, с трудом сдерживая наркотическое хихиканье, ломанулись за хозяином. А я, по-прежнему оставаясь «невидимым», бесшумно устремился вслед за ними…

Вылетев из зала, Фуфел повернул налево в коридор. Издавая характерные звуки, проскакал метров двадцать. Вышиб плечом дверь со всем понятным значком. Не сбавляя хода, вломился в одну из кабинок. Матерясь, угнездился на толчке, радостно взвыл и начал извергать из себя фонтаны жидкого гуано. Телохранители достали пистолеты и лениво встали неподалеку, контролируя вход в сортир. (Даже не потрудились проверить помещение, болваны обкуренные! – Д.К.) А я скромно устроился у них за спинами…

Прошло минут двадцать, сопровождаемых шумными извержениями Константина Валерьевича, а также его стонами, уханьем и повизгиваниями. Воздух в туалете наполнился таким чудовищным зловонием (гораздо хуже, чем в канализационном тоннеле), что даже я, бесстрастный «покойник», возмечтал о противогазе. Секьюрити же вовсе извелись. Они надсадно пыхтели, переминались с ноги на ногу и безуспешно пытались защититься от вони надушенными носовыми платками. Наконец доносящиеся из кабины звуки стали пореже, потише (видимо, запасы гуано и непереваренной пищи иссякли. Остались одни спазмы). А господин Фуфел обрел отчасти ясность мысли.

– Свистов, дай мне свои штаны! Взамен наденешь мои, обосранные! – прохрипел с унитаза он.

Темноволосый охранник (примерно одного роста с хозяином) замялся в нерешительности.

– Ты что, оглох, чмо болотное?! Уволю на хрен… мать-перемать!!! – гневно зарычал Константин Валерьевич.

– Уже даю, босс. Не надо репрессий, – обреченно пробормотал Свистов, начиная расстегивать брюки.

«Пора», – решил я и нанес телохранителям два коротких удара в особые нервные центры. (Дяди-Мишина школа. – Д.К.) Оба замерли в живописных позах, словно экспонаты Музея восковых фигур. Невидящие глаза продолжали «контролировать» вход. «С полчаса так постоят, потом помнить ничего не будут», – мысленно констатировал я и нажал кнопку на маленьком карманном приборчике, посылая сигнал подчиненным.

– Штаны в темпе давай, сука, б…ть, мать-перемать!!! – разбушевался на толчке фигурант. – Шевелись, мля, мля, мля!!! А то я тебя… ё… ё… ё!!! Сгною, погублю на хрен!!! А для начала использую твой язык в качестве туалетной бумаги!!!

– Обойдешься, засранец, – голосом Свистова ответил я, вышиб ногой запертую дверцу и предстал перед багровым от потугов мерзавцем, утратившим дар речи от подобной наглости. Потный, растрепанный, со спущенными изгаженными брюками, Фуфел ошалело вытаращился на «своего холуя», столь внезапно взбунтовавшегося.

По стечению обстоятельств, на мне была надета маска того самого Свистова и точно такой же костюм. На разницу в росте и сложении Фуфел почему-то не обратил внимания…

В полном молчании прошло секунд пять. В туалетной комнате стояла гробовая, смердящая тишина. Только чуть слышно капала вода из прохудившегося крана в умывальнике.

– Ты-ы-ы-ы!!! Ё-ё-ё!!! – наконец опомнился «меценат». – Как смеешь, мля, мля, мля!!! Да я тебя, ё-ё-ё!!!

– Глохни, пидор, язык отрежу. Больше сосать под столом не сможешь, – уже собственным, ледяным голосом предупредил я, одновременно достав любовно заточенный боевой нож.

– А-а-а-а?!! – разинул рот старший жрец «Амадеуса». – К-к-к-кто… в-в-в-вы?!!

Вместо ответа на поставленный вопрос я легонько коснулся острием угреватого лба Фуфела. Из пореза потекла тонкая струйка крови и попала ему в глаз. Константин Валерьевич содрогнулся как от удара током и… (откуда что взялось?) с треском выпустил очередную порцию то ли гуано, то ли непереваренной пищи.

– Ч-ч-что… я… д-д-должен д-делать?! – заикаясь, промямлил сатанист.

– Штаны надень, но свои, – отрывисто распорядился я.

Фуфел поспешно выполнил приказ. Однако руки у него так тряслись, что с задачей он справился лишь отчасти. Брюки с грехом пополам натянул, а вот пуговицу сумел одолеть только верхнюю. В результате ширинка осталась расстегнутой, открывая на всеобщее обозрение красное сморщенное «мужское достоинство». Вспомнив о хобби Константина Валерьевича (насиловать до смерти младенцев), я с трудом удержался от искушения полоснуть по «достоинству» ножом…

На потолке, прямо над унитазом, с тихим скрипом отодвинулась панель.