Ночная таксистка
Шрифт:
А вот в 3D отец ее не водил ни разу, хотя уже тогда появился этот формат. Почему? Она никогда не задумывалась. Если что-то отец считал не нужным, то это не обсуждалось, хотя он строго всегда следил за всеми новинками науки, техники и индустрией развлечений, и знакомил с ними Анну, но кино 3D в список его интересов не вошло. Что ж, это будет любопытным опытом.
По коридору прошаркали шаги, Анна вышла из комнаты. Ватикан тащил маленькое тело Таси, завернутую в махровый халат Анны, сложив его на манер детского конверта, из которого торчала мокрая голова девушки с несколько удивленным лицом.
– Отнесу ценный груз в комнату и вернусь, – притормозил Виталик. – Я ее намочил и дал похмелиться.
– Что?!!!
– Прости,
Анна вздохнула. Тасю было ужасно жаль, но, похоже, что она в надежных руках. И, отрицательный опыт – тоже опыт.
13
Детство? С какого момента Анна осознала себя, и что она знала об окружающем ее мире? Наверно она помнила даже свое рождение… Этот темный туннель со светом в конце. Хотя свет ею воспринимается совсем не как всеми. Но помнила и врачей, помогавших ей родиться. Видела их лица в масках как со стороны. Будто она на руках у них, и в то же время парит над всем этим. Чье-то удивление ее внешним видом. Нет, слов она тогда не понимала, но чувства уже видала и они ей не очень понравились. Тогда она и развернула всю мощь легких…
Что еще? Помнит бесконечные обследования, жуткие иголки, больно втыкающиеся в нежное тело. И постоянную давящую жалость к ней. Но над всем этим доброе лицо мамы. Ее жалость не угнетала, она была особенной – эта жалость, с примесью гордости даже. И с бесконечной любовью. Абсолютной, все меняющей и оберегающей любовью. Потом папа – сильный и громкий, постоянно пахший техникой и мылом.
Жили они в непонятном месте. Она тогда не знала другого мира. А этот – светлый, белый, стерильный, с поглощением чувств и эмоций, где ночь наступала только тогда, когда они хотели. И настоящим чудом было изредка видеть солнце и обнимать душой совершенно другой мир, наполненный живыми звуками. Только года в три Анна узнала, что дом ее называется – лаборатория. А мама здесь главная. Что она, Анна, особенная девочка, не такая как все. Хотя… особенными там были все дети. Она помнила мальчика без рук, рисовавшего удивительные мистические картины; девочку, никогда не спавшую; а какое-то время ее подругой была Вероника, которая знала будущее. Куда они потом все делись – этого Анна сказать не могла.
Помнила, что как-то родители поспешно ее одели, сунули в руку любимую куклу, и быстро куда-то шли по мягкому ковру лесного мха. Была ночь, но Анна хорошо ориентировалась в темноте. Папа рассказал ей про ориентир, которого они должны были держаться – это высокая мачта спутниковой антенны, и постоянно спрашивал маленькую Анну, в какой стороне та находится. Ей тогда казалась, что это очередная игра, и хотелось громко веселиться. Ей не было страшно, но тревожное биение сердец родителей делали ее притихшей.
Потом нарастающий звук огромной птицы. Это был вертолет. Ощущение полета с захватывающим шумом. И огромное озеро воды – бесконечное и величественное…Это все обрывки детских воспоминаний до пяти лет.
Потом настала совсем другая жизнь. Она совсем не была похожа на прежнюю. И она Анне нравилась. – спокойная, с частым солнечным светом, с новыми звуками и огромным количеством людей, которым не было до нее дела. Плохо было только одно – она начисто была лишена общения с другими детьми. А если они и приходили на редкие праздники, то ее все время заставляли надевать темные очки, что ужасно раздражало и мешало. Да и не было времени завести друзей, они постоянно переезжали, меняли дома, города. Пока наконец не осели в этом мегаполисе – не столице конечно,
но и не в самом маленьком. Отец постоянно говорил – хочешь спрятаться от врага, то будь у него на виду. Кто этот враг и почему от него надо прятаться – Анна тоже не понимала. А на все ее расспросы родители умело переключали разговор так, что Анна потом и не возвращалась к ним. Она знала только одно, что ей надо скрывать свои особенности и прятать глаза от всех.– А что за особенности, я че-то не понимаю, – прервал рассказ Ватикан. – И что не так с глазами? Чего я не знаю, поясните? А то сижу как истукан, растопчи меня конь.
Анна застыла в нерешительности.
– Не бойся, Анечка. Виталик – крепкий мужик, – подбодрил Иваныч и слегка усмехнулся.
Анна нерешительно сняла очки и медленно подняла веки.
– Ох, сожрать мне мертвого коня!!
У Ватикана открылся даже заплывший синяком глаз.
– Да что же… да как же, – только и мог молвить он. – И я еще сел к тебе в машину. Сдохнуть – не встать!!!
– А вот это уже про особенности Анны, она при всем этом видит больше даже, чем мы, – пояснил Иваныч.
Виталик судорожно глотнул остывший кофе и надолго замолчал, больше не прерывая рассказ Анны.
Мама была биохимиком, а папа инженером-физиком, просто помешанным в свободное время на автомобилях. Во всех новых жилищах обязательно отводилось место под мамин кабинет с бесконечными колбами и аппаратами. А у папы был вечный гараж с автомобилями – он даже занимал призы в каких-то загадочных гонках, куда Анна ни разу не ходила. Мама сетовала, что угробит себя этим, а вышло все не так в жизни. Умерла первой она – нелепо и быстро. Просто однажды не вышла из своей лаборатории, а когда папа спохватился, то нашел ее мертвой на полу. Лицо и руки ее были сильно обезображены язвами. Отец куда-то позвонил, и в ту же ночь они уехали из города, даже не похоронив мать. Анне было 10 лет. Впрочем, как потом Анна узнала, отец все-таки был на похоронах матери, тайно наблюдая со стороны. Родители очень любили друг друга.
С тех пор, куда бы они не перебрались, отец воссоздавал лабораторию мамы хотя бы внешне – раскладывал бумаги, ставил пробирки… и иногда долго сидел в ней вечерами, будто ожидая, что мама вот-вот вернется… но чаще он пропадал с машинами. Впрочем, нет. Анне он уделял больше времени. Он водил ее по всем уголкам города, рассказывал и показывал все значимые и не очень места. Дл я чего это было надо? Анна воспринимала это все так же – игру. И ей просто было хорошо вместе с отцом, ведь больше у нее не было никакого общения. Впрочем, вскоре отец приобрел компьютер, и вот там Анна смогла научиться общаться с людьми, строго соблюдая наказ отца – не рассказывать о себе всего никому и никогда…
Кстати, еще она помнила, что живя в лаборатории, ее и звали иначе. Анной она стала и с другой фамилией уже потом.
– И как звали? – спросил Иваныч.
– Простите, Петр Иванович, можно я пока промолчу. Это ведь не важно сейчас.
– Ты права, – согласился мужчина. – Правильный мужик был отец у тебя. А с ним что произошло?
– Он погиб. За рулем любимой машины. Хотя я не могу представить, как такое могло произойти с опытным гонщиком.
– Самоуверенность, – подал признаки жизни Виталик. – Знал таких. Слишком был уверен в себе и не рассчитал возможностей.
– Только не папа. Он не был таким. Он всегда был осторожен. Он помнил ответственность за меня. Он боялся оставлять меня одну. Он даже после смерти мамы отказался от участия в гонках, чтоб не рисковать зря.
– Кое-что прояснилось, – задумчиво произнес Иванович.
– И что? – Встрепенулся Ватикан. – Лично для меня ничего не прояснилось. Девочка из пробирки что ли?
– Нет, тут Виталик, другое дело. Мне пока не ясна вся картина, но боюсь, что Анна, выйдя из подполья на работу, завела какой-то механизм.