Ночная вахта

— Будь по-вашему, — неохотно согласился лейтенант. — Выбирайтесь, неженки.

Ни одна тварь в ялике не потянулась нам помочь, мне пришлось пихать напарника в мосластый зад, из лодки он протянул мне дрожащую руку. Мы свалились на сухие и дивно теплые банки ялика.

— Пиявкинах! — брезгливо указал пальцем щербатый волонтер.

Я туповато смотрел на ступни напарника, густо покрытые трехдюймовыми жирным «шрамами». На собственные ноги и взглянуть было страшно.

Антонио в трюме точил ножовку, на палубе активно обсуждали ситуацию. Нам в ялик кинули фитиль, и мы поочередно прижигали пиявок, особенно цепко державшихся под коленями и в паху. Шлепающиеся на дно лодки черви выглядели уже не так кошмарно: просто крепенькие животные, резво извивающиеся и полные крови. Мне пришла жутковатая мысль, что в случае голода можно использовать кого-то из нас в качестве наживки. Жареные и подсоленные пиявки должны быть недурны на вкус — этакие миниатюрные «черные пудинги» [1] .

1

Черный пудинг — тип кровяной колбасы, сделанный из крови, чаще свиной, крупы и животного жира, приправленного пряными травами и специями

— Так сколько там еще чертовых лиан, Энди? — окликнули меня с катера.

— Там плотный ком диаметром чуть шире винта, — отозвался я, припекая особо цепкого червя.

— Этак нам и ножовки не хватит, — отметил скорый в арифметических подсчетах Док. — Сточится на шестой паре ныряльщиков.

— Будут грызть зубами, — ответил лейтенант. — Малодушия и нерешительности в экспедиции я не допущу!

— Предлагаю пойти иным, сложным, но технически возможным путем, — со сдержанным негодованием разгладил усы наш шкипер. — Отбуксируем катер в удобное место, поднимем корму и очистим винт. Да, это отнимет время, но поможет сохранить людей и наше судно.

— Люди обязаны выполнять свой долг! — напомнил лейтенант Келлог, поигрывая револьверным шнуром.

— Их долг работать, а не дохнуть на потеху здешней фауне, — справедливо заметил Док.

— Мы можем потерять несколько дней, но выполнить нашу задачу. Кстати, во вчерашнем трагическом происшествии имеются загадки. Лично мне не совсем понятно, кто на нас напал.

— Какая разница? Мы здесь не для изучения болотных мерзостей, — поморщился лейтенант.

— Знать врага необходимо, — возразил наш ученый. — Например, лианы можно подсушить. Возможно, тогда они станут доступнее для резки.

— Или вообще окаменеют, — проворчал шкипер. — Так или иначе, нам нужно поднять корму и взглянуть на неприятность с винтом собственными глазами. Обратите взоры вон в ту сторону, джентльмены. Не похожи ли те точки на острова? Относительно крупные и настоящие острова, я имею ввиду…

Лейтенант Келлог спустился в ялик, угостил гребцов парой оплеух и командование двинулось на разведку. Мы стояли на палубе и без особого огорчения провожали лодку взглядами.

— Может, пойдешь и оближешь банку с зайцем? — предложил мне добросердечный Антонио. — Испарения спирта — тоже спирт. У тебя жутко замерзший вид.

— Да, словно ноги в самый декабрь засунул, — признался я. — Но зайца с испарениями оставлю на самый дохлый случай.

Часа через два вернулась лодка. Считалось, что нам повезло: острова действительно имелись, даже три штуки, и можно было попытаться причалить и поднять корму катера.

Я работал веслом вместе с волонтерами, ялик с трудом тащил тяжелый катер. На палубе «Ноль-двенадцатого» шкипер с механиком работали баграми, стараясь помочь двигать судно. И конечно, особо весомо буксировке помогал лейтенант Келлог, торчащий на носу катера и осыпающий гребцов проклятиями.

Мы наваливались на весла, рядом со мной сидел недавний напарник, поглядывал, и иной раз корчил одобрительные рожи. Надо думать, считал, что с нырянием мы отделались легко. В сущности, он был прав…

Вот они, спасительные островки: низкие, едва приподнятые над водой переплетением обнаженных корней, с невысокими деревьями и кружащими над ними птицами. Все вокруг кричало, курлыкало и склочно скрипело на тысячи протестующих голосов. Нам тут были не рады.

Мы завели «Ноль-Двенадцатого» в крошечную бухту, вернее, подобие бухты. Здесь даже виднелась полоска черно-коричневой земли кромки берега. Я увяз в ней чуть ли не по колено, пытаясь завести швартовый канат…

Груз из кормового трюма был живо перемещен на бак, туда же были согнаны лишние люди. Мы подняли пары и включили лебедку. Через двадцать минут «Ноль-Двенадцатый» наполовину вылез кормой на берег и замер.

— Черт возьми! — только и сказал мистер Магнус, глядя на скользкую опухоль, скрывающую наш винт.

Механик и выделенная ему в помощь пара гребцов немедля начала расковыривать ком лиан, остальные принялись исследовать жалкий берег в надежде развести костер, просушиться и сварить что-то вроде нормального обеда.

— Поосторожнее, Энди, — сказал мне доктор, озирающий окрестности в бинокль. — Здесь могут ждать препакостные сюрпризы.

— Буду настороже, сэр, — заверил я.

Мистер Крафф коротко взглянул на меня поверх бинокля:

— Верно. Именно настороже. А ты храбрый парень, Энди. И умеешь просчитывать шансы. Только на таких парней все надежды нашей говняной экспедиции.

— Благодарю, сэр.

Я полез в заросли, удивляясь внезапной разговорчивости нашего ученого. Вообще-то мистер Крафф, этот лысеющий невысокий крепыш, казался завзятым молчуном. Интересно, где он получил свою ученую степень, или как там это звание называется, и за что его упекли в тюрягу? Небось, жену придушил или еще что-то этакое, сугубо благородное. В любом случае, срок джентльмену влепили немалый, иначе не оказаться нам рядышком на этом вонючем островке.

Остров и вправду оказался гадостным. Перебираясь через ловушки корней-щупальцев, я засадил в ладонь немалую колючку, к счастью, впившуюся неглубоко. Вокруг воняло сероводородом, да так крепко, что даже для Болот казалось перебором. Так и задохнуться недолго.

Достопримечательностей на острове оказалось немного: вонючий труп зайца-кочковика, очаровательные цепочки лиловых цветов на изогнутых стволах деревьев, да и все. Я поразглядывал соседний остров — тот торчал шагах в трехстах, отделенный протокой, и выглядел столь же привлекательно, как наш, который я нарек для простоты «Ремонтным». Имелось у меня чувство, что придется здесь проторчать не один день.

Птицы убрались подальше, наступила относительная тишина, лишь поодаль от берега вздувались и лопались крупные пузыри болотного газа. Приятное местечко…

Кто-то хрустел по корням, пробираясь вдоль берега. Я на всякий случай поправил нож на поясе. К просвету под низкими кронами выбрался волонтер — тот самый, тщедушный, мой славный напарник по заныриванию. Увидев меня, робко затоптался, поддерживая сползающие шаровары.

— Чего тебе? — не стал я разводить церемоний.

Гребец откашлялся и обратился ко мне с просительной речью:

— Сэр, нетлиуваснахиглыснитью, мамнахеё?

Длинные и внятные речи не являлись коньком наших гребцов, но смысл был понятен. Я вынул из картуза иголку с намотанной на нее крепкой нитью.

— Поэкономнее, парень. Мой запас галантереи скромен.

Гребец радостно закивал.

Пристроившись у корня, он зашивал пояс своих штанов. Выгибаться ему было неудобно, но снимать шаровары, видимо, не позволяла религия и обычай. Вообще-то они были странноватыми даже для иностранцев, наши волонтеры. Взять хотя бы их утренние и вечерние молитвы, когда гребцы уединялись и сбивались в кучу. Лейтенант запретил нам подсматривать за нелепым молебном, обычно до нас доносился лишь унисон бубнящих голосов и ритмичные прыжки увлеченных молящихся. Впрочем, наша молитва перед едой наверняка казалась варварам столь же нелепой и смешной.