Ночное солнце

Проверяющие не будут знать, кто писал сочинение — сын ли известного десантника-генерала, командира дивизии Чайковского, или ничем не примечательный выпускник десятого класса Синицын. Им все равно. Им важно, что написано и как.

Все в равном положении. И уж если ты потомок десантной династии и для тебя дело жизни поступить в училище, так будь любезен честь этой династии поддержи и соответственно экзамены сдай. Так-то.

Экзамены кончились, и, казалось бы, наступила самая волнительная пора — кто же зачислен? Но все так устали от напряжения, что ходили вялые, говорили тихо и неспешно. Выложились на дистанции, финишировали и теперь ожидали, пока судьи объявят результат.

— Ну, как? — то и дело задавали друг другу один и тот же вопрос. — Как думаешь?

Каждый раз звучал один и тот же ответ:

— Посмотрим.

Синицын ходил озабоченный.

— Понимаешь, — объяснял он Петру, — последнюю телеграмму послал, что последний экзамен сдал. Теперь должен послать, что зачислен. Так? А если не зачислят?

— Зачислят, — вяло успокаивал друга Петр, — ты же все сдал, все решил, все написал — три пятерки, четверка.

— Тебе хорошо, у тебя все пятерки, а средняя по аттестации четыре с половиной, а у меня аттестат хромает, телеграфировать не буду, прямо поеду, свалюсь ей как снег на голову. Объясню, что-нибудь придумаю.

— А зачем придумывать, — Петр недоуменно пожал плечами, — ну, не приняли, что ж, вешаться из-за этого?

— Э, тебе не понять! — досадливо махнул рукой Синицын.

Но Петр подумал, что уж если кто и сможет понять товарища, так именно он, Петр. Он постарался, как мог, подбодрить друга.

Их вызвали на мандатную комиссию.

Это было едва ли не решающим испытанием. Петр отлично понимал, что хотя после каждого экзамена число абитуриентов сокращается, но все равно успешно сдавших будет больше, чем сможет принять училище. И из числа этих успешно сдавших все экзамены тоже придется кого-то отсеивать, а кого-то выбирать. Все решит мандатная комиссия. В нее входили начальник училища в качестве председателя, начальник политотдела, заместитель по учебной части, командиры батальонов, начальники кафедр, врач, представитель комсомольской организации, представитель штаба ВДВ и другие, столь же авторитетные люди. Решение мандатной комиссии никаким обжалованиям пе подлежало.

И вновь с бьющимся сердцем вошел Петр в большую комнату, остановился перед длинным столом, покрытым красным сукном, и срывающимся голосом доложил:

— Товарищ генерал-лейтенант, абитуриент Чайковский на мандатную комиссию прибыл!

Первым долгом у Петра попросили предъявить комсомольский билет. Посмотрели зачетный лист, где красовались одни пятерки. Потом начали задавать вопросы. Собственно, члены комиссии уже познакомились раньше с абитуриентами. С помощью «предмандатных подкомиссий», как в шутку называл их начальник училища. Члены комиссии расходились по подразделениям, беседовали с группами, а порой и с отдельными абитуриентами. Беседы были дружескими, уж никак не официальными. И разумеется, комиссия тщательно изучила все личные дела поступающих.

На собеседовании задавали самые разные вопросы.

— Вы ведь поступаете второй раз? — спросил Петра один из членов комиссии в гражданской одежде. — Почему?

— Так точно, второй, — нахмурился Петр, ему неприятен был этот вопрос. — Прошлый раз не все было в порядке со здоровьем.

— А что именно? — не унимался гражданский.

За Петра ответил врач:

— Дистония была, перетренировался. Но сейчас все в порядке, поработал над здоровьем. Жалоб нет. — Врач улыбнулся.

— У кого нет? — подозрительно спросил въедливый член комиссии.

— Ни у кого. Ни у него, ни у нас, — сказал врач.

— А каким спортом занимаетесь? — задал вопрос один из командиров батальона.

— Парашютизмом, дзюдо, имею разряды. Плаваю, хожу на лыжах, стреляю, играю в баскетбол, футбол, волейбол, еще…

— Хватит. Ясно. Почему значки не носите?

Петр пожал плечами. Действительно, почему? Хотя бы парашютный.

— Все не наденешь… — заметил он неопределенно.

— Надо носить, — серьезно сказал начальник училища. — Как получите форму, сразу же все надеть!

— Есть, товарищ генерал-лейтенант! — бодро ответил Петр, усмотрев в словах начальника училища скрытую уверенность в его успехе.

— Почему решили к нам в училище поступать? — спросил полковник, начальник политотдела. — Раз второй раз пришли, значит, решение твердое.

— А как же иначе? — под общий веселый смех ответил Петр.

— У вас кто-нибудь из близких в ВДВ служил или служит? — спросил сидевший с краю майор.

— Ответ на мой вопрос, — сказал начальник политотдела, — вытекает из ответа на ваш: абитуриент сын комдива генерала Чайковского, внук майора Сергея Чайковского, чей портрет висит у нас в музее.

Члены комиссии одобрительно зашумели.

Петр помрачнел. Начинается… Отец, дед. А сам, значит… Но начальник политотдела, угадав его мысли, весело воскликнул:

— Воздушно-десантная династия! Чайковские! Куда ж ему идти, как не в Рязанское? А поблажек он не ищет. Первый раз не получилось, второй пришел. Какие отметки — сами видели. Так что, думаю, все ясно.

— Что ж, Чайковский, поздравляю, в училище вы приняты, — сказал начальник училища и пожал Петру руку.

Их выстроили на плацу. День был на редкость солнечным, небо синим, вся природа праздновала праздник, будто радовалась вместе с десантниками. Да, теперь уже те, чьи фамилии прозвучат сейчас на этом плацу, имеют право считать себя десантниками. Конечно, будет еще время молодого солдата, присяга, но все же они наденут форму с голубыми петлицами, тельняшку, голубой берет. Их будут называть курсантами.

Перед строем вышел командир батальона. Он казался особенно торжественным. Медленно, неторопливо вынул из красной папки несколько белых листков, оглядел застывшие шеренги строго и неожиданно громко воскликнул:

— Зачитываю приказ начальника училища… Успешно прошли конкурсные испытания и зачислены курсантами Рязанского воздушно-десантного дважды Краснознаменного училища имени Ленинского комсомола… Антипов, Аравик, Атлантов, Ашугов.

Он перечислял фамилии. Порой слышался горестный вздох: сменялась буква, а человека не назвали.

— …Чайковский… — услышал Петр и сам удивился, с каким спокойствием воспринял эту весть.

Вот он и курсант.

Стало реальностью то, к чему он так долго и непросто шел. На пути встретил столько препятствий…

Он десантник. Как дед, как отец.

Путь его в жизнь лежит теперь перед ним, широкий, прямой и ясный. И пусть на этом пути будут трудности, заботы, препятствия — это светлый путь солдата. А есть ли большее счастье?..

— Поздравляю вас, товарищи курсанты! — донесся до него зычный голос командира батальона. — Поздравляю! — повторил он и после паузы негромко добавил: — Товарищей, не зачисленных в училище, командирам рот представить на беседу к начальнику училища.

Петру было искренне жаль непопавших. Особенно он почему-то сочувствовал тем, кто еще заранее, до экзаменов, остриглись наголо (чего, кстати, в училище не требовалось), стремясь подчеркнуть этим свою принадлежность к армейской семье. Теперь жди, пока волосы отрастут…

Зачислили и Синицына, и он тут же помчался отправлять традиционную телеграмму.

Петр тоже послал телеграммы, целых три. Первая была отцу: «Зачислен. Обнимаю», вторую он адресовал Лене Соловьевой: «Приняли. Жаль, нет тебя рядом. Целую. Твой Петро». Наконец, в третьей, в адрес Руты, было написано: «Приняли. Спасибо вам за все: за парашютную науку и многое другое».