Ночной Охотник
Шрифт:
– Это еще не всё, – заявил голос.
– И что это значит? – спросила Эрика.
– А то не понимаете. Я ведь только что читала про вас, старший инспектор Фостер. Вы были восходящей звездой в полиции. У вас диплом криминалиста-психолога. Имеете благодарности. Ну, и мы с вами кое в чем похожи.
– В чем же?
– Мой муж тоже умер, хотя, к сожалению, в отличие от вас я не повинна в его смерти.
Эрика закрыла глаза, стискивая в руке телефон.
– Он же погиб по вашей вине, да?
– Да, по моей, – подтвердила Эрика.
– Спасибо за откровенность, – сказал голос. – Мой муж был жестоким садистом. Любил меня мучить.
– Что случилось с вашим мужем?
– Я планировала его убить. И если бы мне предоставилась такая возможность, ничего этого теперь бы не было. Но он умер сам, случайно. И я стала веселой вдовой.
– Что вы имели в виду, сказав, что это еще не всё?
– Я имела в виду, что среди мужчин будут еще жертвы.
– Ничем хорошим для вас это не кончится, вы уж поверьте мне, – предупредила Эрика. – На чем-нибудь вы обязательно проколетесь. У нас есть свидетели, которые вас видели. Скоро у нас будет ваш фоторобот…
– Думаю, на сегодня достаточно, Эрика. Я прошу об одном: оставьте меня в покое, – сказал голос.
Раздался щелчок, и в трубке наступила тишина.
Эрика быстро набрала «1471», но автоответчик сообщил ей, что данный номер недоступен. Она проверила, заперты ли раздвижные стеклянные двери и, вытащив из замка ключ, убрала его в карман. Потом прошла к входной двери, проверила, заблокирован ли замок. Затем стала ходить по комнатам, опуская жалюзи и запирая остальные окна.
При закрытых окнах в квартире быстро скапливалась духота. Начиная обливаться потом, Эрика позвонила в отделение Луишем-Роу.
Ответил Вулф.
– Ах, это новое лицо столичной полиции. Вы классно выступили по телику.
– Вулф, на мое имя поступали звонки? – осведомилась Эрика.
– Да, прямо сейчас на линии Playboy, просят, чтобы вы снялись на вкладку. Я сказал им: только в том случае, если они проявят высший профессионализм. Не хочу, чтобы ваши прелести затерялись в складках бумаги…
– Вулф, я же серьезно!
– Простите, босс, раздухарился. Подождите… – Эрика услышала, как он листает журнал.
– Был один звонок от продюсера «Внимание, розыск!». Она вернула вам вашу сумку?
– Моя сумка со мной, – ответила Эрика, глянув на журнальный столик, куда она скинула сумку.
– Она позвонила и сказала, что вы забыли свою сумку в телестудии, попросила ваш телефон… Значит, вы не оставляли там сумку?
– Нет. А номер, с которого звонили, очевидно, не определился?
– Э…да… – начал Вулф. – Если звонила не продюсер, тогда кто?
– Я только что разговаривала с Ночным Охотником, – сообщила Эрика.
Глава 46
Поговорив по телефону с Эрикой Фостер, Симона вернулась домой. С порога в нос ей ударил омерзительный запах. Она увидела, что зеркало в прихожей и компьютер в холле измазаны сырным соусом. Она прошла в гостиную, и там тоже все было забрызгано соусом: стены, телевизор.
Убирая, Симона размышляла. Как полиция узнала, что это она? Как они догадались, что убийства совершает женщина?
Ведь она действовала хитро, осторожно.
Незаметно, словно тень.
Симона чистила в гостиной ковер и вдруг краем глаза заметила какое-то движение. Она замерла. Шлеп, шлеп, шлеп, слышалось сзади. Стиснув в руке деревянную щетку, она повернулась.
В дверях гостиной стоял Стэн – голый. С его рыхлого
белесого тела на чистый ковер стекала вода. Он открыл рот, обнажив ряд черных зубов. Симону удивило, что она не испугалась. Она стала медленно выпрямляться, слыша хруст в коленях.– Гр… цах, – произнес Стэн. Даже не произнес, а как будто выдохнул. Прохрипел. – Гр… цах, Гр… цах. – Рука его упала вниз, повисла вдоль тела, губы раздвинулись в ухмылке. Эту его ухмылку, голодную, нависающую над ее лицом, сопровождаемую болью, она хорошо помнила. Он направился к ней, хлюпая по мокрому ковру, в который впитывалась струившаяся с него вода. Вот теперь она испугалась. Закричала:
– НЕТ! НЕТ! – И запустила в него тяжелой деревянной щеткой. Он растворился, а щетка угодила в зеркало, висевшее в прихожей. На пол посыпались осколки.
Стэн исчез. Ковер был сухой. И она вдруг поняла, что он сказал.
Герцог. Он произнес: Герцог.
Симона поспешила к компьютеру, стоявшему под лестницей, включила его.
СОВА: Герцог?
Спустя пару минут Герцог появился в Сети.
ГЕРЦОГ: Сова, привет! Тяжелая ночка?
СОВА: С чего ты взял?
ГЕРЦОГ: Я знаю тебя. Лучше, чем ты сама.
Руки Симоны застыли над клавиатурой.
СОВА: Знаешь ли? Ты уверен, что и в самом деле ЗНАЕШЬ меня?
На этот раз пауза затянулась. Симона смотрела на мигающий курсор и воображала, как Герцог сидит где-то, расставив пальцы над клавиатурой, и пытается придумать, что напечатать. Значит, он догадался?
Впервые она задалась вопросом о том, где живет Герцог. В ее представлении он существовал здесь, в ее компьютере. Последние годы она о чем только с ним ни говорила: о своих планах, о фантазиях, о том, как она расправится со своим врачом, с телеведущим, с другими. Герцог всегда ее поддерживал. И рассказывал ей о своих страхах – о боязни темноты, о неудавшихся попытках самоубийства. Она помнила его душераздирающий рассказ о том, как он пытался покончить с собой с помощью «суицидального» пакета без использования газа. Надел пакет на голову, затянул на шее шнурок, а потом, когда начал задыхаться, запаниковал, ногтями разорвал полиэтилен, с горем пополам содрал его с головы. Только вот шнурок зацепился за левый глаз и вспорол веко, оголив глазное яблоко.
Герцог сказал, что умрет без нее, и она ему поверила.
Симона моргнула. Курсор снова побежал по экрану.
ГЕРЦОГ: Конечно, я знаю тебя, Сова. Знаю лучше, чем все остальные. Я люблю тебя. И, клянусь, твои тайны умрут вместе со мной.
Глава 47
Эрика с Крейном находились в одном из тесных технических помещений, отходивших от комнаты, в которой располагался оперативный отдел.
– Так, вот ваш новый телефон, – сказал Крейн. – Прежний пусть будет при вас, регулярно его заряжайте, но используйте только в том случае, если она снова вам позвонит. Номер стоит на прослушке. Если она позвонит, отслеживающая аппаратура автоматически включится. Сразу же. Помните об этом. А то я знаю наших ребят, которые по забывчивости звонили по своим личным делам, и их разговоры, естественно, записывались.