Ночной охотник

— Отвечай, что же ты молчишь? — едва слышно спросил Хрипун.

— Кажется, помню. Мы оставались туг сторожить, — тяжело вздохнув, подтвердил Лоник.

Его коротко остриженные, густые черные волосы от ужаса, казалось, встали торчком, и стали напоминать плотную щетку для одежды.

Лоник ничего не помнил о вчерашнем вечере. Но он сделал мысленное усилие, судорожно сглотнул слюну и неуверенно добавил:

— Точно, мы здесь остались с оружием, а вы все, кажется, пошли спать в пещеру…

Больше он выдавить из себя ничего не смог, замолчал, и вокруг потухшего костра повисло тяжкое молчание. Тогда Лоник протянул руки в сторону своих товарищей и взмолился:

— Рахт! Хекфи! Что же вы молчите? Мы же были вместе! Разве вы ничего не помните, други мои?

Рябой Рахт и светлокожий Хекфи, сидевшие на другом конце кострища, неуверенно переглянулись между собой и понуро, но утвердительно кивнули. Но добавить что–либо к словами толстяка они явно побоялись.

Тогда Лоник потерянно улыбнулся и только неопределенно махнул пухлой рукой.

— Да, точно. Мы сторожили здесь и сидели, сидели, сидели… — мучительно припоминал он.

Однако, как ни силился, дальше этого продвинуться не смог.

Было видно, что память его довольно сильно повреждена. Иначе нельзя было объяснить тот факт, что воспоминания даже о простых событиях, происходивших накануне, ставят его в тупик.

Даже Кийт не мог сразу помочь Лонику. Как не мог он прийти на выручку и к другим сёрчерам потому, что его собственные каналы телепатической связи после вчерашней ночи нуждались в тщательном восстановлении.

Стало заметно, что от напряжения чернокожий толстяк чувствует себя все хуже и хуже. Чтобы не добивать его окончательно, предводитель отряда решил прийти Лонику на подмогу.

— Давайте вместе вспомним, — миролюбиво предложил Хрипун. — Что–то произошло, но мы должны объединиться и попытаться вместе, сообща все восстановить. Давайте думать, и пусть каждый постарается вспомнить, что происходило ночью. Потом мы вместе выстроим все от начала до конца.

Пару минут сёрчеры сидели молча. На их хмурых, угрюмых лицах читалось невероятное напряжение внутренних сил.

В наступившей тишине было отчетливо слышно, как шелестит трава. Слабый свежий ветерок с едва уловимым шуршанием шевелил ветвями кустарника.

— Насколько я помню, мы поужинали горячими личинками мускусного жука, — прервал молчание Хрипун. — С этим никто не будет спорить?

Разноголосый гул одобрения показал, что эта часть вчерашнего вечера доступна всем.

— Я сшил каждому тарелку из пальмовых листьев, — встрял повар Диал. — А Джиро еще кричал, что хочет догнать и зажарить грокона…

— Так что, пили мы вино? — полуутвердительно–полувопросительно обратился к приятелям Кийт.

— Конечно, пили! — воодушевленно зашевелились сёрчеры.

Воспоминания о таких простых и приземленных вещах словно помогали им нащупать твердую почву для укрепления разрушенного сознания. Из глубин расстроенной памяти сёрчеров всплывали, словно обломки кораблекрушения из морской пучины, различные образы, связанные со вчерашним вечером.

Постепенно, шаг за шагом они стали разматывать спутавшийся и порвавшийся клубок воспоминаний. То один, то другой извлекал из своей поврежденной памяти определенную деталь, обязательно находившую свое место в общей панораме.

Неожиданно взгляд Кийта обратился на буйволиц. Сначала он не понимал, что именно заставило его насторожиться, а потом пришло озарение.

Животные, судя по всему, тоже чувствовали себя неважно. Хотя они совершенно точно не употребляли накануне никаких спиртных напитков. Никто не предлагал буйволицам ни медового вина, ни крепкой кактусовой килы. Между тем, рогачки едва держались на ногах. Животных мутило, с их губ слетали клочья пены, и они бросали на своих хозяев вялые, беспомощные взгляды.

Перехватив его взгляд, Диал сказал:

— Сегодня у рогачек совсем нет молока. Ничего не понимаю, но первый раз за все время молоко пропало. Вымя совершенно пустое, и ни у одной я не смог надоить молока ни капли.

Сначала Хрипун не мог понять, что его тревожит, когда он смотрел на стоянку буйволиц. Он подошел ближе и с мучительной гримасой принялся осматривать все вокруг.

И мысленные усилия не пропали даром. Его внезапно осенило, и это стало своего рода ключом к разгадке тайны прошедшей ночи.

Возле того места, где были привязаны самки кау, земля была словно вспахана. Почва оказалась до черноты изрыта острыми раздвоенными копытами буйволиц.

Вглядываясь в это место, Кийт попытался сосредоточиться. Он старался понять, почему спокойные, мирные животные так оголтело взбили всю землю под ногами, чего раньше никогда не случалось.

И ответ пришел стремительно, как озарение. Стоило только собрать волю в пучок и с помощью ментального рефлектора постараться подключиться к каналам внеличностной энергии.

* * *

Не в первый раз зеркальный медальон помогал ему восстановить силы. Прикрыв веки и откинув голову назад, Хрипун словно оставил на время своих товарищей, угрюмо сидевших вокруг потухшего костра.

Наполнившее каждый угол рассудка глухое рокотание словно заставило его отсоединиться от своего земного организма. Собрав все силы, он постарался сконцентрироваться и как будто вылететь из самого себя, выпорхнуть из собственного тела, подобно пчеле, покидающей улей.

Сперва он увидел панораму зеленых дебрей Тайга, как будто находился на кроне самого высокого дерева. Потом словно оттолкнулся от твердой поверхности воображаемой ветви и начал плавно парить, то поднимаясь, то опускаясь на незримых потоках.

Безграничный лес уменьшался в размерах и исчезал за клубами туманных облаков, стелющихся над тихими безмолвными просторами, а сознание Кийта уверенно двигалось все дальше и дальше.

Раскаленный солнечный диск уже оказался вровень с ним на небесном просторе. Перед мысленным взглядом Хрипуна оказались клубы изумрудных сполохов. Сконцентрировавшись на вчерашних событиях, Кийт попытался повернуть время вспять и посмотреть на все происходившее ночью. Ему представилось, что глаза его превратились в огромные зеркала, нацеленные вниз из бездонного темного небосвода, усеянного цепочками сверкающих созвездий.