Ночной пасьянс
Шрифт:
– Почти то же самое. Зубарева установил. Директор магазина на проспекте Шевченко.
– Это я уже тоже знаю. Его не было неделю, бюллетенил...
– Ну что, пошли? Вы куда?
– В облкниготорг. А вы?
– Сбегаю еще на Центральный рынок. Там возле молочного павильона частники из районов продают керамические горшки и миски. Иногда возле них старушки устраивают книжный развал - старье с чердаков сволакивают: подшивки газет, журналы допотопные. Шиманович туда тоже заглядывал. Я позавчера там был. Его знают...
Они расстались...
Заведующую облкниготоргом Скорик не застал, секретарша сказала, что Галина
На огромной стеклянной двери висела табличка: "Извините, у нас переучет". Скорик вошел в большой торговый зал. Девушка, стоявшая на стремянке возле высоких настенных книжных витрин, оглянулась, сказала недовольно:
– Закрыто, у нас переучет. Вы что, читать не умеете?
– Умею, - ответил Скорик.
– Мне нужна Галина Васильевна.
– Она в подсобке.
В подсобке сидело несколько женщин, просматривали какие-то бумаги.
– Здравствуйте!
– поздоровался Скорик.
Женщины подняли головы.
– Я хотел бы видеть Галину Васильевну.
– Я Галина Васильевна, - поднялась полная женщина с высокой белой башней взбитых волос.
Они вышли в торговый зал. Скорик показал удостоверение, назвался.
– Что вас интересует?
– спросила завоблкниготоргом.
– Зубарев. Что вы можете сказать о нем?
– Зубарев?!
– она удивилась.
– Даже не знаю, что сказать... Три года у нас, никаких претензий не имеем. Книжное дело знает. Отчетность всегда в порядке... Ну что еще?
– она пожала плечами.
– А откуда к вам пришел?
– Он подполковник, в отставке. Пришел из политучилища, там работал на кафедре русского языка и литературы. Член партбюро у нас.
– Я бы хотел с ним поговорить.
– Если не секрет, какая-нибудь неприятность в магазине?
– Нет, нет... По другому делу... Вы не могли бы попросить его зайти ко мне?.. Скажите, что поступила жалоба от покупателя, мы проверяем, хотим, чтоб он помог.
– Хорошо... Когда?
– Сегодня. Часа в три. Красноармейская прокуратура, седьмая комната... Как его имя и отчество?
– Дмитрий Николаевич... Я сейчас позвоню ему...
Из Дома книги Скорик поехал к себе.
Было без пяти три, когда в двери постучали.
– Войдите!
– откликнулся Скорик.
Вошел Зубарев, Скорик узнал его, встал.
– Входите, Дмитрий Николаевич. Садитесь.
Зубарев сел и молча поднял глаза на Скорика. Сейчас, без сильных стекол очков голубизна глаз уже не казалась такой выцветшей.
– Дмитрий Николаевич, - Скорик сел.
– Вы три года работаете в системе книготорга. Сейчас книжный бум, вокруг налипло много разного народа, есть и "штатные", постоянные люди, кое-кто на этом греет руки, мешает вам. Вы согласны?
– Мешают, - коротко ответил Зубарев.
– И этих "штатных" вы не можете не знать.
– Знаю, надоели. Уже обращался в милицию. Безрезультатно.
– А такая фамилия вам не знакома? Шиманович?
– Я был хорошо знаком с Богданом Григорьевичем. Вы напрасно причисляете его к этой публике.
– Когда последний раз вы навещали Шимановича?
– Дома я у него никогда не был, обычно он заходил ко мне, довольно часто.
– А когда последний раз вы его видели?
– Уже в гробу, на похоронах.
–
Вы были на похоронах?– Да. На новом кладбище. Даже фотографировал эту печальную процедуру. Думал, кому-нибудь из родственников захочется иметь на память. Но он, как оказалось, совершенно одинок. Если вам для следствия нужны эти фотоснимки, могу предоставить. Вы, как я понимаю, ведете следствие, ищете убийцу. Далеко продвинулись?
– Откуда вы знаете, что он убит?
– Знакомый адвокат, тоже книжник, бывший коллега Богдана Григорьевича сказал.
– А когда вы видели последний раз Шимановича живым?
– Четырнадцатого, в пятницу, за день до его гибели.
– По какому поводу вы встретились, где?
– Он пришел в магазин около семи, перед самым закрытием... Принес восемь рублей - долг. За книгу "Справочник Апостольской церкви за 1935-38 годы". Кроме того, возвратил мне сборник речей адвоката Кони, книга оказалась дефектной, кто-то выдрал целый блок страниц, а я недоглядел.
– Дмитрий Николаевич, один деликатный вопрос. Поскольку вы знаете тех, кто постоянно крутится возле магазина, не подскажете ли, на кого стоит обратить внимание?
– Думаю, от них толку мало. Богдана Григорьевича они считали чудаком, ведь "Фаворит" Пикуля и подобная литература его не привлекали. Они знали, что ни денег, ни ходовых книг он не имел, его интересовало другое, на чем не "наваришь".
– И все-таки?
– Запишите несколько фамилий, - с сомнением сказал Зубарев, и продиктовав, добавил: - Как я понимаю, вы пригласили меня не для разбора какой-то жалобы?
– Вы правильно поняли, - улыбнулся Скорик.
– Не обижайтесь.
– Бога ради!
– Возле каждого букинистического крутится, видимо, свой контингент, регионы у них распределены?
– Всюду одни и те же физиономии. Мигрируют. Сегодня они у меня, завтра - у другого магазина. И так далее. На следующей неделе все сначала...
– Вы нам очень помогли, - сказал Скорик, сворачивая разговор.
– Не думаю. Впрочем, вам видней, - сказал Зубарев...
45
Кабинет Кухаря, большой, вельможный, с хорошей, по заказу сделанной мебелью, сиял чистотой, как выставочный павильон накануне открытия. Красивые, разведенные по углам набивные бежевые шторы висели на широком, в тон мебели, карнизе, блестел наборный - белый, светло-коричневый и темно-коричневый, - покрытый лаком паркет. Стены обшиты тонированной сосной. И как завершение ведомственного натюрморта - три телефонных аппарата: зеленый, желтый и красный.
"Во что же это обошлось?
– усаживаясь в издавшее вздох кресло, обтянутое оранжевым нежным кожзаменителем, подумал Сергей Ильич.
– По какой статье пошли деньги?" - но спрашивать не стал, не хотел злить хозяина кабинета, к которому пришел с просьбой.
И тут Кухарь без предисловий прямо спросил:
– Тебя что, Минька прислал?
– Минька?
– притворно удивился Сергей Ильич, понимая, о чем речь. Что значит прислал?
– Гад он!
– Кухарь вышагивал по кабинету.
– Свинью мне подложил! Мог бы и не размазывать эту кашу, - и Кухарь подробно поведал всю историю. Что скажешь?
– запыхавшись, он остановился у столика, на котором стояло три бутылки с "Боржоми", налил стакан и залпом выпил.
– Допустить, чтоб обгадили доброе имя Тимофея?! Брат он мне, понимаешь!