Ночной снайпер

— Ты откуда знаешь? — буркнул Корнеев. — Читал ее?

— Имею опыт. И знающие люди говорили. Мол, эти здешние бабы — только видимость одна. Поскольку одни бабки у них на уме. Ты думаешь, чего она с этим сюда прикатила? С родителями знакомить женишка, верно? Наверняка он мужик денежный. Не успели расписаться, а эта шалава уже приключений себе ищет. И прямо при нем.

— А если она передумала? — стоял на своем Корнеев. — Видал, как на меня поглядывала?

— Ну, ты у нас симпатяга, особенно если тебя в ванной помыть да постричь… Но это ничего не значит, ты понял? Оттягиваться будем только вместе, под моим приглядом, и в другом месте. А здесь ты только вежливо улыбайся, — строго сказал Михайлов. — Ну, можешь пригласить за стойку кофейку попить. Но так, чтобы ее папа с мамой могли вас контролировать с соседнего столика. А этот ее хмырь при этом отсутствовал. Аперитивом угости. Только не вздумай ее лапать или приглашать в номер! Никаких танцев-обжиманцев, ты понял? В крайнем случае за талию подержи, если сделает вид, что поскользнулась, и только! Здесь наша задача как следует обжиться, никому не бросаясь в глаза. Колян голову оторвет, если сорвем дело.

— Ген, а что хоть за дело? — спросил Корнеев. — И что за человек этот Колян? Может, скажешь, наконец?

— Есть такой человек, но ты его не знаешь, — сказал Михайлов, быстро и последовательно оглядывая и ощупывая настольную лампу, телефонный аппарат и прочие электроприборы, о назначении которых Корнеев даже не догадывался. — И не советую его знать. Лучше спать будешь. Твое дело телячье. Знай мочи пипл, который тебе заказывают, и получай свои «зеленые». Мне бы такую работу.

— А чем твоя хуже? — удивился Корнеев.

— Хуже. Я тоже, было дело, мочил по заказу. Но это другой разговор, это всегда лицом к лицу, и я мог и сам напороться… Главное, потом муторно становилось, ночи не спал. И потом, в этой ситуации я завишу от тебя, а не от себя. Я твой продюсер, оруженосец, массовик-затейник и телохранитель. Если будешь работать с браком, выгонят нас обоих. Или замочат, даже не успеем понять за что. Так что уж постарайся. И все заказы будут наши. А они уже есть.

— А что, когда, где, кого?..

— Не бери в голову. Время осмотреться и подготовиться у нас есть. Словом, хорошо стрелять будем — хорошо жить будем! Учти, здесь платят не как на малой родине…

И Михайлов пренебрежительно хмыкнул, вспомнив родные березки, стоявшие по колено в грязи.

— Сейчас отдыхай, смотри телевизор… Плюй в потолок, листай журналы. «Плейбой» тут специально для тебя принес, чтобы отвлечь от здешних телок. А я только съезжу в одно место, через пару часов вернусь.

— Я не знаю немецкого языка, — сказал Корнеев, кивнув в сторону телевизора.

— Там есть каналы на французском и английском, — ответил Михайлов, быстро собираясь.

— Я их тоже — ни в зуб! — признался Корнеев.

— Леха! Все претензии — к родителям! — строго сказал Михайлов. — Которые не обеспокоились дать тебе образование. Или надеешься, что я выпишу тебе из Москвы переводчицу?

Оставшись один, Корнеев подошел к окну, отогнул жалюзи, приложился к прицелу. Поводил стволом по окрестностям. Увидел поле для игры в гольф, узнал ту блондинку с клюшкой, рядом был тот самый ее парень… По периферии поле прицела было затемненным, зато центральный кружок был, напротив, просветленным, с крестом посредине. Он навел этот крест на лоб парня, на котором была повязка для стягивания волос, и задержал дыхание. Они оживленно разговаривали, ни о чем не подозревая.

Утром, когда после завтрака, доставленного им в номер, они вышли с чемоданом, чтобы заново отъюстировать прицел перед очередной акцией — стрелять придется с большой дистанции, — им снова встретилась та парочка. Они шли навстречу друг другу по коридору, и девушка даже запнулась и замедлила шаг, увидев Корнеева.

— Гут морген, — почти неслышно сказала она.

Корнеев только приоткрыл рот, но сначала промолчал. Потом поспешно ответил:

— Здравствуйте…

— Гут морген, — поспешил добавить за него Михайлов, но она даже не посмотрела в его сторону. А ее парень зло оглянулся. — Здрасте, наше вам с кисточкой… — передразнил, покрутил головой Михайлов. — Ну, Леха, с тобой не соскучишься. Теперь они знают, что мы русские. Вот чего от тебя не ждал так не ждал… И я тоже. Ну, все уже, кажется, учел. Но кто ж знал, что на тебя клюнут здешние телки! В России, поди, тоже клевали, только я — ноль внимания. Черт… Но только не вздумай, предупреждаю еще раз, с ней говорить! Ты понял? — И погрозил перед носом пальцем.

— Да понял… — мрачно ответил Корнеев.

— Ромео хренов… Джульетту ему подавай, — ворчал Михайлов. — Понимаю, в тюряге они тебе только снились, а здешние бабы от безделья с жиру бесятся и клюют на таких, вроде тебя, изголодавшихся. Эти суки вас издали чуют.

Корнеев не ответил.

Они прошли в лес, углубились как можно дальше, вышли на поляну, огляделись.

— Воздух, а? — глубоко вдохнул Михайлов, пока Корнеев собирал винтовку. — А питание? После тюремной-то баланды… Сюда бы приехать с клевой телкой, да на месяц-другой. Или чтоб отдохнуть да подлечиться перед новой отсидкой.

Корнеев достал свой непременный «визин», закапал в глаза, затем приложился к оптическому прицелу.

— Сперва проверим дальномер, — сказал Михайлов. — К этому прицелу надо еще привыкнуть.

И приложился к своему немецкому артиллерийскому дальномеру, определявшему расстояние на большую дальность с точностью до пяти метров.

— Вон та ель, видишь, слева, выше других, на без десяти минут на восток?

— Вижу, отсюда триста, нет, триста пятьдесят метров.

— Врешь, почти четыреста, смотри внимательнее…

— Привыкнуть снова надо, — недовольно сказал Корнеев. — Смотрится по-другому… А у тебя самого прибор не врет? Ты его хоть выставил, отъюстировал?

— Ах, черт! — присвистнул Михайлов. — Забыл, а! Ведь собирался, да закрутился тут с тобой и твоей первой после тюряги любовью… Сейчас сделаем.

Он какое-то время возился, настраивал, потом присвистнул и повернулся к Корнееву.

— Ну ты даешь! Глаз — алмаз. С меня бутылка, отсюда ровно триста тридцать плюс-минус пять метров. Ну чего, попробуем разок?

— Сначала наверни глушитель, — сказал Корнеев. — А в кого хоть стрелять? Ворон что-то не видно.

— А белки, вон их сколько развелось, — кивнул Михайлов на резвящихся на окружающих деревьях белок. — Как собак нерезаных… Или жалко?

— Белок жалко, — согласился Корнеев. — Людей нет.

— Скажи, боишься промахнуться! — подначил его Михайлов, наворачивая тем временем на ствол глушитель.

— Вон видишь на той же ели шишку, слева, почти на самой макушке?

— Ну, вижу… — недоверчиво сказал Михайлов, снова приникнув к дальномеру. — Неужели попадешь?

— Больше не увидишь…

Послышался резкий щелчок, винтовка чуть дернулась в его руке, и он успел заметить в прицел, как рядом с шишкой отлетела срубленная пулей ветка.

— Не кажи гоп, — осуждающе сказал Михайлов. — Пристреляй сначала.

Корнеев достал ружейную отвертку и, не отрываясь от прицела, чуть повернул винт настройки влево-вправо, сведя перекрестье к срезанной ветке.

— Больше не увидишь! — повторил он.

Михайлов увидел в свой прибор, как шишка мгновенно исчезла, похоже разлетевшись вдребезги на мелкие брызги, и даже поежился.