Ночной спасатель топит печь. Сборник стихотворений
Шрифт:
Я выпью пива по литовский рок.
Ты мудрым был, наитишайший Йонас.
От мудрости твоей хотелось выть.
Когда ты говорил: "А что, Чюрленис?"
То ощущалось, быть или не быть.
Однажды он увел меня отсюда,
К художнику, что жил, неподалеку.
Там был канал и хмурый птичий клекот.
За серой дверью начиналось чудо.
Он тихо нес свой коммунальный крест,
Но оживала вера в человека,
В холстах провинциального Эль-Греко,
С фамилией, кончавшейся на "эс".
Он
Потом меня укачивал "Икарус",
В каких ни будь пяти часах пути.
Я больше не вернусь сюда. Прости.
***
Был январь, как прорубь и плыла
Комната, где женщина спала.
Воды эту женщину качали
Приходили к женщине печали.
Совестливо прятались в углах.
Отражались в старых зеркалах.
Падал свет, рассеян и свинцов
На незащищенное лицо.
А мужчина шел всю ночь один,
Путался в кварталах новостроек,
В мнимости душевных неустоек,
В череде поминок и крестин.
Он под утро постучался к другу.
Друг ему подал спросонья руку.
Друг сушил промокшие ботинки.
Наливал вино из четвертинки.
Эти люди мне знакомы с детства
Данностью трагических каденций.
В эту ночь был праведно жесток
Самолет, летевший на Восток.
Я летел к Востоку, как к границе,
Коей не достигнуть никогда.
Словно запрокинутые лица
За спиной белели города.
***
Сумасшедшие падали звезды.
Ты купалась в реке, как в огне.
Раздвигала, как занавес воздух,
И как есть выходила ко мне.
Души черные белой душе
Заходили под брюхо проворно.
Воскресали на злом вираже
Лики летчиков черного Овна.
Серафимы мои шестикрылы!
Колокольный за мной перезвон!
Видит Бог, все бы так, что же Он
Нас не спас от копыта и рыла?
Поздний лист, пятипалый и ржавый
Опустился ко мне на ладонь.
Ты и скипетр мой и держава,
Ты рассыплешься весь, только тронь.
Пусть тела наши только останки,
Концентрат для грядущих печей.
Но слетит ко мне светлый мой ангел
И как птица замрет на плече.
***
Было время затей и забав.
Нам хватало тепла и беспечности.
Но хрустят, как песок на зубах
Беспечальные гранулы вечности.
Был тот странный предутренний свет-
Словно зелие пил приворотное.
У людей за фальшивыми окнами
Голоса, но обличия нет.
Спят бессонные души страниц,
Так что строчки на них не видны.
Надоедливый скрип половиц-
Злая музыка с той стороны.
Я своею страною согрет,
Словно сукою чистопородною.
Что моя нерушимая Родина?
То-
ли есть, то ли попросту нет.Мы любовь почитали за страх.
Все же было в ней что- то от нежности.
Проступал на красивейших лбах
Генетический код безнадежности.
Девяносто второй.
От друга моего ушла жена.
Он пригласил меня на именины.
И возвращались детства имена
Под спирт "Рояль", сардельки и сардины.
Вертелось обручальное кольцо
На блюде из дешевого сервиза,
И вспоминалось юности лицо,
И шла мечта, по скользкому карнизу.
А под окном закручивалась явь,
Натужившись постыдными ларьками.
Мой друг сказал, печален и лукав,
Как положил, на ту закрутку камень:
– Вот мы сидим среди чужого пира,
А мой завод закрыть хотят уже
И я все жду обещанной квартиры
Пятнадцать лет, на общем этаже.
Моей стране на шею села мразь,
Мазнув свой зад американским клеем.
А был ли он, запой, застой, маразм?
Ведь говорят, уже продали Кремль!
– Опомнись, и давай еще нальем...
Немецкий спирт, голландские томаты.
Закурим "Кэмел", а потом споем,
Как шли домой советские солдаты.
– Вот-вот! Немного и они придут.
И будет день тот справедлив и страшен.
А нынешний бездарен и надут.
Ты мне скажи, когда вернутся наши?
Когда же у реки блеснут штыки?
А может быть пора на баррикады?
Ведь есть в Европе "Красные полки"?
– Ты перепутал. Красные бригады.
– А ты разлей, товарищ на троих.
Ну, за Эрнесто. Эх, Москва, Самара...
Они вернутся и от сих, до сих.
Веди нас командарм Че Гевара!
– Ухлопали наемники его.
И коменданте он, не командарм.
Ну, мне пора. До скорого. Всего.
Смотри какой закатище! Не даром...
Ну будь здоров. Зайду к тебе с зарплаты.
Поставим за кубинца по свече.
– А здорово стрелял из автомата
Покойный командарм, товарищ Че!
У друга. 95 год
Да, мы не с теми воевали.
Как все вернуть, германский брат?
В каком магическом кристалле?
Во сколько колдовских карат?
... И шестерни, ломая оси,
Срывая маятник времен,
Нас выбросят в иную осень,
Еще не преданных знамен.
Тогда потянутся от Буга
Шутя, несбыточно, легко,
Сходя с предательского круга,
Солдаты проклятых полков.
Осядет танковая копоть.
Мир вновь надежен и суров.
Там горбится Константинополь,
Там зов Аландских островов.
Да будет легок путь к Ла-Маншу-
Высокий день великих стран.
Мы после встретимся на марше