Ночной зверёк

— Красиво, правда? — спросила госпожа Шэа. Она улыбнулась мягкой улыбкой, потом взяла хлеб и принялась ножом намазывать на него варенье.

— Очень, — сказала Амти. — Странно, ведь все мертвое.

— Ненадолго. Будет весна и все снова оживет.

Амти отпила из термоса сладкого, горячего чая, зажмурилась. А потом взяла кусок хлеба и, взяв у госпожи Шэа нож, принялась щедро снабжать его малиновым вареньем. Бутерброд получился очень вкусный.

— Почему вы встали так рано? — спросила Амти.

— Я всегда встаю с рассветом, чтобы поглядеть на то, как восходит солнце.

Госпожа Шэа достала из кармана пачку сигарет, протянула ее Амти, и Амти неожиданно для себя выудила оттуда сигарету и неловко закурила. Завтрак был как из концептуального кино: заснеженный мертвый сад, бутерброды с малиновым, похожим на кровь, вареньем и две курящие женщины: юная и старая.

— Спасибо, что приняли нас.

— Я не могла поступить по-другому.

— Мескете сказала, что вы… Перфекти. Настоящая. Но все ведь, кто не Инкарни и есть Перфекти.

Госпожа Шэа разогнала дым, медное солнышко на ее запястье звякнуло, как колокольчик.

— О, милая, это не так, хотя я понимаю, что им приятно так думать. Сыновья и дочери Отца Света встречаются не чаще Сыновей и Дочерей Матери Тьмы. У нас тоже есть назначение, как у вас и магия наша тоже меняется, когда Отец Свет призывает нас. К примеру, я Перфекти Милосердия, Творение Прощения. Каждый настоящий Перфекти, как и вы, однажды узнает, для чего он нужен и что им руководит. Отец Свет создал нас всех такими не просто так. Мы нужны нашему Отцу, чтобы хранить этот мир точно так же, как вы нужны вашей Матери, чтобы его разрушать. Я помогаю нуждающимся, далеко не только вам, чтобы в нашем мире бессчетных существ продолжалась жизнь.

— Тяжело, наверное, быть Перфекти.

— Не тяжелее, чем быть Инкарни. А во многих отношениях даже и легче, правда? — госпожа Шэа принялась делать себе очередной бутерброд. — Мы — дети Вечного Существа, подражая ему, мы познаем мир и учимся любить его.

— По-моему у Шацара это не очень получается, — сказала Амти, затушив сигарету. — Хотя, может быть, он какой-нибудь Перфекти Справедливости.

Госпожа Шэа помолчала, а потом сказала со смехом, закуривая новую сигарету:

— Нет, девочка, Шацар не Перфекти. Скорее всего, он — обычный человек. Люди случились, когда мы смешались с вами. Они наши сыновья и дочери, в метафорическом смысле, в них поровну света и тьмы. И это правильно. Я верю, что так и задумал Отец Свет. Мы бережем мир, вы его разрушаете, а люди живут в нем.

— Неужели вы не видите, что этот мир чудовищен?

— Не я его создавала, я могу только помогать тем, кому нужна помощь, — сказала она. В ее голосе не было той менторской интонации, свойственной многим святошам.

И неожиданно для себя Амти спросила то, чего никогда бы не спросила в других обстоятельствах. Но они были совершенно одни, было так холодно, вкусно и хорошо, что Амти расслабилась.

— А разве вы не разочаровались в мире, когда ваша собственная дочь…

— Мескете, — сказала госпожа Шэа. — Обладает многими чудесными чертами. Но я никогда не верила, что она Перфекти. Она очень мечтала об этом, подчинялась всем правилам, ни разу не пропустила рассвета, ни разу не отказалась подать нищему, даже если ей самой было тяжело. Она делала все, но в ней не было чувства. Она мечтала найти путь к Сердцу Мира, подняться по Лестнице Вверх, но этого нельзя сделать просто следуя правилам. Думаю, она занялась тем же самым, когда стала Инкарни, только с другой стороны. Она упорная девочка, и я рада видеть, что она старается сделать мир лучше, пусть и на свой лад. Получив эту ношу, Мескете обрела то, чего никогда не получила бы, не окажись она Инкарни. Она научилась чувствовать, а не следовать. Она старается сделать мир лучше, несмотря ни на что. Она встретила человека, которого полюбила.

— Адрамаута?

— Он достойный сын Матери Тьмы, и он любит Мескете. Чего еще желать?

— Но он же Инкарни!

Госпожа Шэа посмотрела на нее хитро, Амти подумала, что в этот момент она напоминала старую лису.

— Мне кажется или ты ненавидишь Инкарни больше, чем думаешь, что я их ненавижу?

Сигарета в ее пальцах почти догорела. Амти поджала губы.

— Ненавижу, — сказала она. — Мне постоянно хочется всяких ужасных вещей.

— Всем людям хочется их иногда, — сказала госпожа Шэа. И отчего-то это Амти разозлило и обидело. Она сказала:

— Знаете, чего мне хочется сейчас больше всего на свете — взять этот нож и воткнуть его в вас!

На секунду Амти показалось, что рука ее сама, непреодолимо потянется сейчас к ножу. Госпожа Шэа ласково улыбнулась, склонила голову набок:

— Но ты ведь не делаешь этого? Может, все-таки не больше всего на свете.

— Я не знаю. Мне кажется, что больше всего на свете. Мне кажется, что ничего, кроме страха меня не сдерживает.

— На одном страхе ты не продержалась бы долго, милая. В тебе осталось что-то человеческое, хоть ты и боишься, что нет.

Чтобы чем-то занять руки, Амти скатала снежок и бросила в дерево:

— Но я постоянно думаю об этом. В моей голове это всегда. Всегда-всегда! Я не знаю, куда от этого деться! Мне кажется я не способна испытывать ни жалость, ни любовь! Я вся искусственная! Я только разрушаю! Я все время вру! Мне совсем не нравится, кем я стала.

Под нос Амти ткнулся термос с чаем, и она всхлипнула, а потом отпила вкусный, горячий напиток.

— Пойдем, моя милая, у тебя нос красный и ты замерзнешь, — сказала госпожа Шэа. Они пошли в дом, и когда они проходили мимо одной из комнат, госпожа Шэа как бы ненароком толкнула дверь. Амти увидела детскую, светлую от разливающегося утра. В беспорядке валялись игрушки и книжки, а на маленькой кровати между тесно прижавшимися друг к другу Адрамаутом и Мескете спала Маарни. Уснувшие прямо в одежде, они обнимали ее, как будто пытались защитить от всего мира. Их пальцы были тесно переплетены над ней. Платок чуть-чуть съехал набок, и Амти увидела, что Адрамаут касается кончиком носа, носа Мескете. Впервые Амти подумала, что они красивая пара, что они любят друг друга, что они — семья. Звериное желание защищать своего детеныша мешалось в них с сонной и спокойной, совершенно человеческой нежностью.

— Как думаешь? — спросила госпожа Шэа. — Перестают ли они быть Инкарни даже во сне? Держу пари, Мескете посещают мысли о том, чтобы сделать больно собственной дочери. О чем думает Адрамаут и знать не хочу. Но истинная цена любви и нежности не в том, чтобы не чувствовать ничего дурного, а в том, чтобы вести с этим бесконечную битву, без спокойствия и без надежды на победу. Истинная цена любви в том, чтобы сознательно всегда ее выбирать, как бы ни привлекательно было выбрать иное. И пока ты выбираешь — ты победила.

Амти посмотрела на госпожу Шэа, желание ударить ее головой об стенку, перегрызть ей горло, выхватить у нее нож и воткнуть в нее же — не исчезло, не стало слабее.

Но где-то внутри, в самой глубине Амти стало странно, пусть не по-другому, не лучше, но самую капельку — спокойнее.

7 глава

Проспала Амти не больше двух часов и голова раскалывалась, а в глаза будто бы песок насыпали. Рядом зашевелилась Эли, она прижалась к Амти поближе, зашептала:

— Пойдем проверим Аштара? Он наверняка проснулся!

И Амти поняла — одной ей идти страшно. Эли, наверняка, представляла, что Аштар там уже мертвый лежит, бледный, жуткий и одна только алая кровь напоминает о том, что когда-то он был живым.

Амти тоже это представила, испытав странное, сложноопределимое ощущение. От легкости, которой ее одарила вчера госпожа Шэа не осталось и следа. Теперь Амти думала, а что если она хочет сделать другой, неправильный выбор, что если когда-то сделает его.