Ночной звонок

Мать внимательно слушала, кивая чуть не на каждое бабушкино слово, потом, мельком обернувшись на подходившего Лариона Васильевича, быстро стала заворачивать свое скрипучее сокровище с пятнышками и встала.

– Ты кого вырастить-то мечтаешь? Рыбачка?
– на прощание наставительно говорила бабушка.
– Вот ты его держи на прохладе, а не в пуховом одеяле. И пятнышков не будет.

– Рыбачка!
– повторила мать, с новым любопытством заглядывая сыну под чепчик.
– Пойдем, рыбачок!
– И быстро двинулась к калитке легкой походкой.

На крыльце появился подбодрившийся Яша и опасливо, далеко обойдя Квашнина, сделал знак Владе.

– А ты куда?
– спросила она Митю, который нехотя поплелся за ней следом, когда они вышли за калитку на дорогу.

Митя только промолчал обидчиво и пошел с ней рядом.

Когда стемнело, бабушка, беспрекословно заставляя слушаться, расположила всех на ночлег по своему усмотрению: отяжелевший Квашнин с Леокадией были уложены на бабушкину постель, к которой подставили скамейку, а сама бабушка прилегла в дровяном сарайчике, где у нее стояла запасная коечка на случай душной, жаркой погоды.

Молодежь должна была спать в машине, но легла одна только Надя. Яша давно ушел на свою работу: сидеть около склада под лампочкой, сторожить, а Митя с Владей на ступеньках крыльца, по указанию Яши, ожидали, пока не взойдет луна.

– Как эта вся путаница у вас получилась?
– спросила Владя.
– Черт те что! Звонишь по телефону, я мчусь, рыдаю, как идиотка, перед твоей мамашей!..

– Откуда я знаю! Что-нибудь с телеграммой, наверное... Родители вообще хотели меня одного отправить.

– У вас, как я погляжу, все такие же близкие и приятные отношения с отцом.

– А с чего им меняться? Я его по-своему даже люблю. И он меня тоже. По-своему.

– Все любят по-своему, - сказала Владя и хмуро усмехнулась.
– Да что твой отец? Обыкновенный человек. Равнодушный.

– Благополучный. Не просто благополучный, а в высочайшей степени благополучный, всегда и всюду, при любых обстоятельствах. Человек, одаренный высокоразвитым чутьем на любое неблагополучие в окружающей его среде...

– Туманно, но что-то похоже на правду. Сердитый ты на своего папу сегодня. С чего это?
– насмешливо спросила Владя.

– Не знаю... С тобой давно не разговаривал, может быть, от этого... Когда он узнал, что нужно ехать на похороны, ты знаешь, что с ним было? Он расстроился. Он даже рассердился, что произошел такой беспорядок и его тревожат. Честное слово.

– А все-таки обрадовался, когда бабушку увидел.

– Мама еще больше обрадовалась. Она правда обрадовалась... Да я разве говорил, что он крокодил? Он же человек. Его сейчас встряхнуло немножко. Но он скоро отойдет.

– Луна взошла, а мы сидим!
– Владя вскочила.
– А ты, если трусишь, лучше не ходи. Я не боюсь одна.

– Я не трушу, просто я еще никогда не воровал...

– Ну и сиди!

– Я иду с тобой, но не потому, что ты меня подзуживаешь, а потому, что я сам, самостоятельно принял решение пойти и добыть для бабки колья. Ты дорогу-то хоть знаешь?

Они вышли на пустынную дорогу, по одной стороне освещенную луной, и прошли два или три дома, где уже были погашены все огни.

На лугу одинокая стреноженная лошадь, увидев их, подняла голову и тихонько заржала.

Просека в лесу, куда они свернули, тоже была освещена по одной стороне: там видны были отдельные деревья, белели стволы берез, но по другую сторону лес стоял сплошной черной массой, оттуда пахло ночной сыростью, и в самых черных провалах что-то шуршало, жило и шевелилось.

Владя знала эту просеку днем, но теперь это была совсем другая просека, неожиданная, неузнаваемая и бесконечно удлинившаяся. Они шли-шли, и Владя не узнавала ни одной приметы: ни горки справа, ни развилки двух просек.

Им казалось, что они давным-давно идут, взявшись за руки и спотыкаясь, сами не зная куда, когда Владя заметила наконец, что деревья справа начинают подниматься стеной все выше. Это началась горка - длинный, высокий вал, означавший, что они едва только еще начали свой путь, едва вошли в лес.

Потеряв счет времени - сначала им обоим казалось, что они прошли уже десяток километров, потом стало казаться, что они уже не первую ночь идут, - спотыкаясь о корни громадных сосен, крепко держась за руки, поддерживая друг друга, они пробирались через лес, пока наконец оба вместе не упали, и только тогда Владя, поднимаясь с земли и потирая колено, узнала, что это и есть развилка, где им нужно сворачивать влево на малую просеку.

Эта просека прямо упиралась в мокрый, заболоченный луг, и им немножко не доходя до болота нужно было где-то сворачивать и искать по полянкам, где сложены вырубленные деревца.

– Ну, вот, - тихо сказала Владя.
– Надо перебираться через эту канаву и тут искать. Дальше не пройдешь: болото уже под ногами чавкает. Ты канаву видишь?

– Я не слепой, - сказал Митя.
– Пусти, я первый!
– Он без разбега прыгнул, поскользнулся на другом краю канавы, и Владя ахнула, услышав шумный всплеск воды.

– Ты свалился в канаву?

– Нет, канава свалилась на меня!
– злобно огрызнулся Митя, на четвереньках выползая по глинистому краю.

– Там разве глубоко?

– Для стоящего человека не глубоко, а для того, кто сумел на дно сесть, хватает! Теперь прыгай ты. Вот я тебе протянул руку, ты ее видишь?

– Вижу, - сказала Владя, разбежалась и перепрыгнула так, что столкнулась с Митей грудь с грудью.
– Ну, пошли!

Продираясь сквозь чащу низкорослых елок, цеплявшихся сухими веточками и царапавшими им руки, они вышли на открытое место - маленькую полянку, где было посветлее, и тут сразу увидели целый ворох не очень длинных березовых стволов с обрубленными ветками и вершинками.

– Ну, вот это, наверное, и есть!
– с облегчением прошептала Владя. Ты что!

Митя ощупал толстые концы березок и с раздражением пнул их ногой.

– Он нас какие учил воровать? По десять сантиметров. А это что?.. Для этого я в канаву лез?

– Что же делать? Пойдем искать дальше?

– Раз ты меня толкнула на этот путь, теперь слушайся! Ты стань и стой около этой кочки зубочисток. Отсюда мы, по крайней мере, найдем дорогу к просеке. А я пойду искать кругом. Если я заблужусь, ты мне посвисти. Ты свистеть умеешь?