Светлой памяти непримиримого борца с религией

— писателя-коммуниста Ярослава Александровича

Галана, павшего от рук слуг тьмы, посвящает

эту книгу автор.

Друзьям-читателям

В детстве я очень верил в бога. Не было вечера, чтобы, прежде чем лечь спать, я, стоя на коленях, не помолился доброму боженьке и не поцеловал бы маленькую лакированную иконку с изображением распятого Иисуса Христа, висевшую у изголовья кровати. Шепотом я просил сына божия отпустить мне все прегрешения, которые я успел сотворить в течение дня: набеги на чужие сады, разбитые из рогаток соседские окна, непослушание тетке...

Вместе с родными я постоянно ходил в церковь, с нетерпением ждал приближения таких торжественных праздников, как рождество Христово, пасха, троица, выпускал птиц из клеток на благовещение и с завистью наблюдал, как ныряют в обледенелую прорубь наши голые подзамецкие смельчаки в день Иордана. Вырасти и быть таким же храбрым, как они, было наивысшим пределом моих детских мечтаний.

Позже, когда из восставшего Петрограда донеслась весть о том, что власть в русской столице захватили «какие-то большевики», наш приходский священник и настоятель Свято-Георгиевского храма, возвышающегося на окраине старинного города Каменец-Подольска, отец Серафим стал постоянно собирать на погосте церкви зареченскую детвору. Часами он проводил с нами душеспасительные беседы, рассказывал Жития святых и великомучеников, уговаривал слушаться родителей и бояться недремлющего всевидящего ока божия. А для того, чтобы заманить нас на такие собеседования, отец Серафим, когда они кончались, наделял каждого из слушателей то маленькими книжечками в пестрых обложках, рассказывающими о том, как жили известные святые, схимники, митрополиты, то литографированными иконками. Подарки нашего батюшки мы лихо пускали в наш детский обменный фонд: за десять книжечек о святых можно было всегда получить у какого-нибудь разини потрепанную книжечку «Библиотеки приключений» издательства «Развлечение» о похождениях сыщиков Ника Картера или Ната Пинкертона. А однажды батюшка, держа в руках один из последних номеров детского журнала «Задушевное слово», прочел нам трогательную, очень слезливую сказочку о каком-то Алешеньке, чья «звездочка закатилась навсегда». Прочел и поглядел на нас вопросительно такими добрыми старческими глазами.

— Кто он, этот Алешенька, и почему никогда ему не увидать больше своей любимой звездочки? — посапывая носом, спросил самый дотошный и озорной среди нас, мой сосед Володька Великошапко.

Отец Серафим огляделся, не подслушивает ли его кто посторонний, и сказал тихо:

— Алешенька — это царевич русский, наследник престола всероссийского, Алексей Николаевич Романов, убиенный большевиками...

— Что же он сделал им такого? — продолжал Великошапко.

— Они же все антихристы!—воскликнул поп.— Неужели ты этого не понимаешь?

Уже значительно позже, вспоминая душеспасительные беседы отца Серафима и запущенную им исподволь в наши мысли эту написанную эзоповским языком сказочку о «добром Алешеньке», я понял, что всем этим батюшка хотел удержать нас при церкви, под ее влиянием, опасаясь животворного воздействия Октябрьской революции. Сам же он, как и все другие его собратья-священники, был всецело на стороне старого, отживающего мира насилия и обмана, на стороне царского самодержавия и надеялся, что оно будет восстановлено.

...Однажды на собеседованиях все тот же Великошапко спросил осторожно:

— Скажите, отец-батюшка, а кроме всевышнего бога над вами еще есть начальники?

Священник удивленно посмотрел на задиристого, конопатого паренька, самого старшего в нашей компании, и сказал:

— Ну, есть, епископ подольский Пимен... Был святейший синод, да большевики его закрыли.

— А других епископов здесь нет?— вопрошал Володька.

— Нет!

— Тогда почему же мне говорили, что есть еще во Львове епископ каменец-подольский граф Андрей Шептицкий? — выпалил Великошапко и победоносно зыркнул в нашу сторону.

— А ты откуда это знаешь? — покраснев, спросил отец Серафим и, помолчав, добавил: — Его сюда никто не приглашал, Шептицкого, он сам себе присвоил титул епископа каменец-подольского, не имея права вмешиваться в дела нашей, православной епархии. Но все это вы поймете, когда станете взрослыми.

...Так, еще в детские годы я впервые услышал имя видного священнослужителя, иерарха греко-католической церкви Шептицкого. Тогда, в первые послереволюционные годы, я не представлял себе, что такое уния и почему так рвется в наши богатые подольские края какой-то граф из Львова, но, судя по отзыву о нем нашего пастыря, догадывался, что Шептицкий ненавистен православной церкви, как очень опасный ее конкурент.

Но пока я удосужился это все понять, новая жизнь настойчиво врывалась в наше сознание и подлинными героями детворы и подростков становились все больше первые красноармейцы в краснозвездных буденовках, те, что прогнали за Збруч атамана Симона Петлюру и пилсудчиков.

Как-то раз красноармейская тачанка с пулеметами остановилась перед воротами Свято-Георгиевского храма. С нее соскочило несколько военных в кожаных тужурках, с маузерами в длинных деревянных кобурах. Они приказали церковному сторожу открыть ворота и позвать настоятеля храма. Пока наш батюшка, подобрав полы длинной рясы, шагал из своей усадьбы на погост, мы, мальчишки, облепили решетчатую церковную ограду и с любопытством наблюдали, как расхаживают по мягкой, шелковистой траве эти неожиданные посетители в синих шлемах-буденовках.

Высокий седой священник быстро подошел к молодому военному, по-видимому командиру этой группы. Тот протянул настоятелю белую бумажку — ордер Чрезвычайной комиссии на право производства обыска — и приказал открыть замок церковного подвала. И вскоре чекисты выкатили из затхлого церковного подвала, возле которого мы так часто бегали, два пулемета системы «Максим» и вынесли несколько ящиков с винтовками и патронами.

Как выяснилось позже, все это оружие спрятали в церковном подвале с прямого соизволения отца Серафима белогвардейцы из конного отряда казачьего атамана Фролова, пробивавшегося на Дон.

Эта неожиданная находка в подвале знакомого, такого мирного храма сильно потрясла наше детское сознание и невольно подсказала, на чьей стороне была церковь в грозные годы, когда утверждалась на окраинах восставшей против царизма России молодая Советская власть. И не только подсказала и прояснила наглядно сознание, но и оттолкнула многих, в том числе и автора этих строк, навсегда от церкви. Пришла пора решать: оставаться ли и дальше в затхлом, как церковный подвал, старом, оцепенелом мире суеверий и в рабской вере во «всемогущего бога» либо смело идти навстречу раскрепощающей человеческий разум Советской власти и материалистическому познанию вселенной.

Со временем, когда поздней осенью 1939 года мне довелось пересечь Збруч и впервые приехать во Львов, я с удивлением узнал, что митрополит галицкий и епископ каменец-подольский граф Андрей Шептицкий, о котором так нелестно отозвался в годы моего детства наш душепастырь, все еще жив и, восседая на своем троне, на Свято-Юрской горе во Львове, возглавляет подвластную ему греко-католическую церковь.

Я, естественно, заинтересовался биографией и деятельностью этого человека, вокруг личности которого создавались различные мифы и легенды. Интерес к личности Шептицкого не погас и доныне, тем более что сейчас Ватикан собирается причислить его к лику святых. Такой чести удостаивается не всякий иерарх. Как следствие многолетнего изучения жизни и деяний Андрея Шептицкого и подвластной ему церкви, а также соседних церквей и явилась эта книга. Ее целью было показать читателю с помощью неопровержимых фактов, насколько не соответствовала известной и краеугольной евангельской заповеди «не убий» полувековая деятельность Шептицкого и его клира, особенно выпукло проявившаяся в годы народного горя, когда гитлеровские полчища оккупировали земли многих стран. Расточая множество похвал Андрею Шептицкому, его «мудрой, белой голове», его униатской церкви, биографы и восхвалители кандидата в святые стыдливо утаивают все то, что делал покойный митрополит, да и другие иерархи соседних церквей, в годы гитлеровского владычества. Концы прячутся в воду. Все утаивается.

«...Здесь речь идет, читатель, не об одном каком-то произвольно выхваченном дне из жизни недавнего новоклимовского приходского священника и вице-декана отца Михаила Сойки. Нет, раскроем этот день, как окно, из которого видна вся окружающая нашего героя действительность— отблеск бурного потока, освещенного низким декабрьским солнцем»— такими словами начинает свой роман «День отца Сойки» украинский писатель Степан Тудор.

Используя его литературный прием и в какой-то степени продолжая его мысль, коснемся ключевых этапов биографии духовного отца многих соек— виднейшего иерарха униатской церкви графа Андрея Шептицкого.