Ночные волки

Инсаров был не просто удивлен приходом Сергея, он понять не мог, что бы это значило.

– Сергей? Ты пьяный, что ли?

Когда– то, с горечью подумал Козлов, он мог запросто прийти к Инсарову посреди ночи, и это не вызывало таких обидных восклицаний: ты пьяный, что ли?

– Нет, – сказал он. – Я не пьяный. Можно войти?

Инсаров широко распахнул дверь и увидел Лешку, который смотрел на него своими чистыми глазами.

– И с Лешкой? – еще больше удивился Алексей. – Впрочем, о чем я, заходите.

Они вошли. Инсаров присел на корточки перед мальчиком:

– Как дела, тезка?

– Плохо.

– Плохо?

– У нас мама умерла, – сказал Лешка.

– Что?!

Он поднялся и приблизился к Сергею.

– Что такое, Сережа, – отрывисто спросил он. – Что со Светланой?

– Я все расскажу, – сказал Сергей. – Дай нам прийти в себя. И чаю дай, что ли…

Инсаров повел их на кухню.

– Конечно, – быстро проговорил он. – Все сделаем – накормим, напоим в лучшем виде. Только Таньку будить не будем, ладно?

Жену Инсарова звали Татьяной.

…– Вот и все, – сказал Сергей. – Теперь ты все знаешь. И, кроме тебя, помочь мне никто не может. Так что…

– Все понял, – оборвал его Алексей.

Так плохо, что хуже не бывает, подумал он.

А вслух сказал:

– Ты не виноват. Точнее, виноват не только ты, но и я.

– Ты-то при чем? – спросил Сергей.

Инсаров объяснил:

– Это я загнал тебя в такой угол, что ты сам в эту петлю полез. Гордыня наша во всем виновата. И твоя и моя. Я все ждал, когда ты ко мне придешь, повинишься. Но не думал, что ты придешь такой. Извини.

Сергей молчал. Он был благодарен Инсарову, что тот приютил их среди ночи. Сын мирно спал на диване. Настольная лампа на столе была прикрыта Таниным синим платком, чтобы свет не мешал мальчику.

Комок в горле не давал говорить Сергею. Перед глазами то и дело возникали видения последних месяцев.

Молчание затянулось. Обоим казалось, что если сейчас кто-то из них произнесет хоть слово, то старое, ненужное вдруг попрет опять из всех щелей и заполнит собою все пространство, лишит их воздуха, не даст дышать, отнимет надежду.

Инсаров открыл балконную дверь и кивнул Сергею: пойдем, мол, покурим.

Они вышли на балкон. Больше всего Сергей боялся, что на свежем воздухе Инсаров почувствует потребность выговориться, сказать ему что-то нравоучительное. Но ничего этого не произошло.

Они стояли на балконе, курили и смотрели, как зарождается над городом новый день.

И молчали.

Утром в кабинете Стаса Аленичева зазвонил телефон.

– Здравствуйте. Это Козлов.

Стас молчал, не в силах побороть волнение. Такого с ним еще не было – слова словно застряли в горле.

– Козлов, – повторил в трубку Сергей. – Каскадер.

– Где вы?

– Я… в надежном месте. Мне нужно с вами встретиться.

– Да-да, – сказал Стас. – Нам тоже нужно с вами встретиться. И тоже срочно.

– Я был вынужден покинуть квартиру.

– Понимаю. Сын с вами?

– Конечно. Вы закажете нам пропуск?

– Вам и сыну? – спросил Стас.

– Мне и Инсарову.

– Инсарову?

– Это мой друг и шеф по бывшей работе в кино. Он все знает и тоже хочет с вами встретиться.

– Конечно. Когда вас ждать?

– Через час.

– Отлично.

Он записал имя, отчество Инсарова для оформления пропуска и положил трубку.

Эту ночь Стас снова провел в служебном кабинете. Дочь Макова уже вполне освоилась в его комнате. Стас не беспокоил ее. Интересы службы все чаще и чаще в последние дни требовали, чтобы он не отлучался из МУРа. Важные сообщения агентуры могли возникнуть в любую минуту. Поэтому кабинет стал его временным пристанищем: и рабочим местом, и квартирой.

Вчера он на полчасика заскочил домой и, открыв дверь в свою квартиру, подумал, что не туда попал. Коридор сверкал чистотой, а из кухни доносился ароматный запах борща. Он очень любил украинский борщ и давно его не ел.

Люба вышла из кухни раскрасневшаяся, и Стас с удивлением отметил, что она на удивление быстро пришла в себя: выглядела свежей, румяной, какой-то очень домашней.

– Стас! – искренне обрадовалась она его приходу. – Как вы вовремя! Сейчас будем обедать. Вы, наверное, ужасно голодны?

Стас в смущении стал отказываться:

– Да что вы, спасибо. Я перекусил, не волнуйтесь.

– Ничего не желаю слышать! – решительно прервала его Люба. – Немедленно мойте руки – и к столу.

Деваться было некуда, и он сдался.

В конце концов он действительно очень хотел этого украинского борща. Неизвестно, когда еще выпадет такой случай.

Борщ был отменным. Но смущало одно: Люба села напротив него и смотрела, как он ест. Когда Стас встретился с ней взглядом, она улыбнулась и сказала:

– Приятно смотреть, как вы едите.

Он только промычал что-то в ответ.

Она так и сидела напротив него и смотрела, смотрела, пока он не покончил со своей тарелкой, а потом и со второй.

Борщ действительно был отменным.

…Грязнов в разговор не вмешивался. Он просто слушал, о чем говорили эти мужчины. Все трое были красивыми, здоровыми, молодыми. Художники эпохи Возрождения пришли бы в полный восторг от такой натуры.

Но говорили они на темы, далекие от искусства.

– Мы тут придумали такую штуку, – говорил Инсаров. – Ну вроде бы операцию такую. После того как Сереге позвонили, он испугался и побежал ко мне. Они, эти бандюги, откуда-то знают, что между нами одно время пробежала кошка, что в ссоре мы. Так вот, до сегодняшней ночи я ничего о Сереге не знал. А ночью он прибежал ко мне и рассказал обо всем. И тут я как бы заинтересовался этими людьми. И попросил его, то есть Козлова, свести меня с ними.

– Зачем? – спросил Аленичев.

Инсаров объяснил: