Ночные всадники (сборник)
Шрифт:
Лыков отправился поглядеть на барыгу. Тот был прописан в гостинице «Двухсветная» Ермолаева. Там же держал кассу и выдавал ссуды. Саласкин оказался у себя в номере. Полный, с красным лицом и бегающими хитрыми глазами – типический блатер-каин! [12]
– Что желает ваша честь? – спросил он, оглядывая гостя с подозрением.
– Я чиновник особых поручений при губернаторе, надворный советник Лыков. По поводу вашего заявления о пропавшем пиджаке. Его превосходительство велел проверить деятельность сыскной полиции. Поступают жалобы на ее нераспорядительность.
12
Блатеркаин – скупщик краденого (жарг.)
– Какую претензию? – насторожился Саласкин.
– Ну, что дознание провели поверхностно. Оно ведь так было? Сыскные не очень-то и старались?
– Никак нет, ваше высокоблагородие! – испугался барыга. – Старались! Правда, пиджака не вернули. Ну так не всегда ж находят! Нет, никаких претензий к сыскной полиции я не имею.
– Верно ли? – прищурился Лыков. – Может, вас запугали? Скажите правду, мы вас защитим.
– Повторяю, что действиями сыскных я совершенно удовлетворен!
Алексей заставил Саласкина сделать о том приписку на собственной жалобе – он хотел сравнить почерк (рука не совпала). И ушел. Впечатление от беседы осталось такое, что за блатер-каином нужно последить. Хитрый и скользкий, но на шарапа не возьмешь.
Из «Двухсветной» надворный советник сразу направился в сыскное отделение. На время ярмарки оно переезжало из здания Рождественской части на 2-ю Пожарскую улицу, в корпус 3-й и 4-й линии, занимая комнату над лавкой номер 10. Прозоров, по счастью, оказался на месте. Алексей рассказал ему о своем открытии и попросил список всех нижегородских блатеркаинов. Он решил подвести к московскому гостю его коллегу, но чтобы был полицейским осведомителем. И подловить Саласкина на скупке слама [13] , а потом прижать.
13
Слам – украденные вещи (жарг.)
Владимир Алексеевич вынул «Реэстр приемщиков краденого, известных Сыскному отделению лиц, дающих приют ворам». Петербуржец раскрыл его и присвистнул: все знакомые фамилии! Шестнадцать лет прошло, как они с Благово уехали в столицу, а барыги в Нижнем Новгороде так же трудятся…
– Проститутка Пашка, Кизеветтеровская улица, дом Лямасова. Как же, помню! Фрол Вайкус, Зелинский съезд, номера Прокудина. Жив, курилка! Ему уж за семьдесят!
– Жив и все так же маклачит, – радостно сообщил Прозоров.
– Так… Гораль Пушкин. Он же по паспорту Озорович! Или я путаю?
– Так и есть, Озорович. Но фамилию уж позабыли, привыкли его все Пушкиным звать.
– При мне этой клички не было!
– А его поймали, когда он сочинителя известного, Александра Сергеевича Пушкина, купил у Стремихи.
– Ворованного?
– А то! Три месяца арестного дома получил, и новое прозвище, хе-хе!
– Владимир Алексеевич, а вызовите мне его на секретную встречу. Есть одна мысль, как нам гостя прищучить. А то, вишь, заявления
пишет… пиджак у него украли…– Что вы задумали, Алексей Николаевич? – насторожился коллежский регистратор. – Без ведома начальства у нас такого не делают.
– Вы правы, – спохватился Лыков. – Пошли срочно к полицмейстеру.
Он привык принимать решения такого рода самостоятельно. Департамент обычно давал ему полную свободу в методах дознания – и получал результат. Здесь же была сложная иерархия, и ее следовало соблюдать. Ведь за порядок в городе отвечал полицмейстер, и через его голову действовать не стоило.
Яковлев выслушал столичного сыщика настороженно. Пожевал бороду и сказал:
– Я правильно вас понял? Вы хотите подбросить московскому маклаку ворованные вещи и потом его же за это арестовать?
– Не подбросить, а вынудить купить.
– Руками уже нашего мошенника?
– Да. Гораль Пушкин старый осведомитель полиции, он провернет все ловко.
– Но… Алексей Николаевич! Это же провокация!
Лыков начал потихоньку выходить из себя. Тут полиция или благородный пансион?
– Петр Яковлевич, вы хотите поймать беглых каторжников или нет?
– Хочу. Но не любой ценой!
– А что вас не устраивает в этой цене?
– Как что? Во-первых, ваши методы… бессовестны. Во-вторых, этот Пушкин потом веревки из нас вить станет. Когда поймет, что оказал нам услугу и имеет теперь право на ответную от полиции любезность!
– Насчет моей бессовестности. Я готов пока оставить это без последствий… для пользы дела. А насчет ответной любезности – так ведь оно каждый день и в каждой полиции происходит, господин коллежский советник. В том числе и в вашей.
– Это так, Прозоров? – зло покосился на подчиненного полицмейстер.
– А как же иначе, ваше высокоблагородие? – ответил тот, отводя взгляд. – Другого способа и нету.
– Ну я положу этому конец!
– И оставите сыскную полицию без глаз и ушей? – съязвил Лыков. – То-то преступники обрадуются!
– Это мы еще посмотрим! А я все думаю: за что нас все так не любят? Вот теперь понятно за что! Сами провокируем, кого хотим – ловим, кого хотим – отпускаем…
Тут Лыков встал:
– Я отказываюсь вести дознание в таких условиях. И объясню губернатору, почему.
Яковлев переменился в лице.
– Подождите, подождите, ради бога! Поймите, ведь голова не принимает… Как же так? Неужели по-другому нельзя?
– Петр Яковлевич, вы ведь недавно в полиции?
– С апреля месяца.
– А до того были чиновником особых поручений при губернаторе. Чем занимались?
– Да чем только не занимаются чиновники особых поручений! Вам ли не знать! С голодом боролся, воинскую повинность надзирал…
– Полицейских дел мало касались?
– Разве иногда, и то в уездах.
– Как же вы хотели служить в полиции, когда дали согласие на эту должность? Делать дело хорошо и при этом в дерьме не запачкаться?
Яковлев молчал.
– Так я вам скажу, что иначе не бывает. Или надо службу менять, или засучить рукава и мести этот сор вместе со всеми.
– Но… ведь нечестно, чтобы известный нам маклак под нашим же покровительством краденое скупал!
– Петр Яковлевич. А что, если Разъезжалов со своими подручными человека убьют? Например, сегодня ночью. Пока вы тут чистоплюйством занимаетесь.