Ночью

Поцеловал со всем интересом.

Со всем вдохновением.

Со всей ответственностью, как адвокат – алчный и изворотливый, и для всего мира в том числе.

– Целуй меня в щеку! – командовала Кира, подставив щеку.

Конечно, командовала, ведь ее отец был настоящим генералом! У такой особы, как Кира Ветрова, кроме того, что она занималась, чем хотела, также на счету лежали и скопленные ей на жизнь богатым папашкой деньги-счастья – деньги-вдохновения…

Сергей подчинился.

Еще бы он этого не сделал.

– Я бы никогда не смог насладиться… – с этими словами он губами вцепился в ее кожу на щеке, не пытаясь ее обнять.

– Ты что, обиделся? – произнесла она разочарованно.

В ее глазах отразилась искренность.

– Я не могу обидеться, Кира, я же никчемный человек по сравнению с тобой, – сказал он весело, но тяжело при этом вздохнув.

– Тогда, иди, я тебя обниму, – пискнула она и потянулась к Сергею.

Неряшливое объятие произошло в маленькой ванне, которая по сравнению с ванной Киры, сделанной недавно в ее пятикомнатной квартире, казалась просто какой-то убогой какого-нибудь московского бича в сравнении с относительной богемой.

Молчание.

Взгляды.

Она просто прожигала его своими голубыми глазами, которые Сергей никак не мог изучить, и взгляд которых не мог уже второй или третий раз – он сам-то не помнил, сколько они уже вместе, – прочитать.

– Я заберу тебя от всех… – произнесла она с какой-то дьявольской улыбкой, – если захочу, – добавила она.

– Если я захочу, – вставил Сергей.

Кира рассмеялась.

Ее смех был зловещим и не щадящим.

– Это вряд ли, – заканчивала она.

Сергей вновь пожал плечами.

– Ты королева, тебе и карты в руки, – вымолвил он, потянувшись к ней. – Я без тебя умру, – произносил конец диалога в ванной, который должен был закончиться на какой-нибудь оптимистической ноте.

– Конечно, я королева, а ты – мой раб, – словно смеялась она.

– Ладно, если я в любое время смогу тебя бросить, тогда я согласен, – сложил неудобно голову на ее груди. В ванной, наполовину утонув в пузырчатой воде.

– Конечно, не сможешь бросить, я твой свет в чужой тьме, – говорила она.

– Да, – поддакивал он, уже не зная, чем еще возразить и все потому, что после часовой любви у него словно забрали всевозможные и невозможные силы.

Как духа, так и тела…

***

Они лежали на кровати.

Сергей обнимал Киру, как единственный в жизни спасательный круг.

Он сложил голову на ее груди, ему хотелось слышать ее ровное сердцебиение, и чувствовать, что сейчас, сегодня, не важно, когда, но она обнимает его, словно мать своего ребенка.

Обнимает, потому что не бросила.

Приняла в свои объятия, потому что чем-то он ей понравился.

Сергей знал и понимал, что Кира не любит его.

А, может, это было ее проявление любви.

Ее нежные пальцы плавно перебирали его волосы, а второй рукой она водила от его шеи и по всей спине, спокойно и миролюбиво.

Они были наполовину укрыты одеялом, словно отобранные какими-то дьявольскими силами в иной мир, не тот, который видят каждый раз.

Сергей прижимался всем телом к ее горячему телу, жаждущему жизни и наслаждений – своим безжизненным, словно каким-то вовсе не подверженным уже изменениям.

Он обнимал ее своими большими руками, будто пытаясь за что-то ухватиться, но сам для себя определил – чтобы чувствовать ту, которая сейчас рядом.

И как бы банально для него не было это действие, ему приходилось с этим мириться, ведь завтра Киры могло уже не быть.

Не стать.

И она может уже никогда не появится в его жизни.

Как бы ни печальнее для Сергея, а не был этот факт, он пытался использовать отведенное Богом ему время с Кирой на полную катушку, в том числе и на спокойствие атмосферы, в которой он сейчас и пребывал.

По крайней мере, он сам.

***

– Ты думаешь, я и дальше буду любить тебя, даже если у меня появиться от тебя ребенок? – произнесла она, разрушив оковы тишины.

– Не знаю, твое дело, тебе решать, – мгновенно ответил он, словно этот ответ был уже заготовлен. А почему нет? У Сергея на любой вопрос уже был заготовлен ответ, он же юрист…

– Тебя просто невозможно любить, Сергей, – заявляла она, и Сергей понимал, что ее слова – только унижают его достоинство, но Сергей терпел, понимая, что завтра Киру уже можно не почувствовать. Не почувствовать? Не увидеть и не услышать!

– И мне не нужно будет никогда изменяться ради кого-то, но я… – пытался закончить мысль.

– Да, ты сам это подтверждаешь, дорогой, – говорила она спокойно.

– Да, подтверждаю, – соглашался Сергей, словно его вели на казнь, когда уже ничего невозможно изменить, и приговор в любом случае будет приведен в исполнение.

– Но я… – пытался сказать.

– Не надо говорить о любви, – перебивала она, показывая тем самым свое превосходство над ним.

– Ты прижимаешься ко мне, обнимаешь, как только можешь сильнее, не смотря на ту любовь, которая между нами была, лишь потому, что ты одинок, и тебе не к кому идти, – говорила она открыто.

– И это правда, – подтверждал вновь Сергей, совсем разочаровавших в их отношениях, отгоняя, между тем, мысль о том, что между ними есть какие-то отношения – иначе при расставании ему бы было намного больнее, чем при мысли о том, что их связывает только секс.

– И ты снова пойдешь ко всем своим шлюхам, – добавляла она.

– И я снова пойду ко всем своим шлюхам, – повторял он.

– Да, Сергей, ты просто неисправим, – продолжала моральное уничтожение своего романтического кавалера.

– Я знаю, что ты права… – он что-то хотел сказать, но слова оборвались и его губы замолчали.

– Обнимай меня и люби, пока можешь, дорогой, – и Кира сама только сильнее прижала его голову к своей груди.

***

Почему-то среди его ног проплывали клубы дыма.

Сергей не понимал, а, может, не помнил, как здесь оказался.

Где-то сверкала молния.

Где-то разрушал тишину гром.

И над ним ходуном били черным цветом набухшие облака, грозящие разразиться дождем.