Ноги

Роналдинью был и в самом деле своеобразный шуваловский антипод, жизнерадостный фокусник и жонглер с кофейным цветом кожи. Они были совершенно равны — завсегдатай пляжей Копакабаны и уроженец подмосковного Сретенска, просто природа подарила каждому особую манеру обращения с мячом. У бразильца была манера изобильная, расточительная, со множеством ложных танцующих движений. У Шувалова — лаконичная, резкая, отточенно-строгая. Циркачество Роналдинью, переступы с мячом, перекрещивания ног, поимка мяча пяткой, умение подбрасывать его коленом, грудью, спиной, затылком — все это с первых же секунд на поле приковывало к себе всеобщее внимание, вызывало рукоплескания и восторженный рев. Бразилец обладал невиданной щедростью на подачи партнерам. Вот он стоит к тебе спиной, ты отделен от него защитниками и полусотней метров, и вдруг он, стиснутый со всех сторон, находит тебя, преподносит тебе мяч, оставляя перед воротами в одиночестве. Ни в ком Шувалов не встречал такой отзывчивости, такой деликатности, такой полноты понимания. Семен уважал в нем какое-то наивное ребяческое упрямство и нежелание переходить в какой бы то ни было другой клуб («"Барселона" — мой дом, здесь я счастлив, здесь мои друзья, и я живу здесь словно в заповедном мире детских снов».) Но сейчас Шувалов должен был задать ему тот самый проклятый вопрос.

— Послушай. Вот когда ты на поле и идешь в обводку…

— Со мной такое иногда случается, — со смехом кивнул Роналдинью.

— Слушай дальше. У тебя ни разу не возникало ощущения, что защитник может запросто тебя остановить, но почему-то не делает этого?

— Это как?

— Ну, уходит в сторону, покупается на финт, потому что сам этого хочет.

— Ты чего, совсем умом двинулся?

— Защитник просто-напросто умышленно пропускает тебя вперед, — упрямо продолжал Шувалов.

— Точно рехнулся! — убежденно сказал Роналдинью.

— Поддается тебе! Один раз, другой, — не унимался Семен. — А потом и вратарь застывает как вкопанный. Да неужели такого не было ни разу?

— Ну, предположим, было. Но только это их проблемы, их растерянность, их ошибки. Я для того и играю, чтобы оставлять их в дураках.

— Ну да, конечно. Но ты не думал, что они сами желают оставаться в дураках и позволяют тебе обыгрывать их?

— Да зачем им это нужно? Они точно так же желали бы оставить в дураках меня, правда ведь? Но только я делаю это с ними гораздо чаще. Временами их попросту не замечаю. Как будто их нет. Просто бледные тени. Есть только я и мяч.

— Но ты не думал, что это зависит не от тебя, а от них?

— Шувалов, да ты — псих. Как такое может быть? Они такие же люди, такие же игроки и делают свою работу. Ты что же, хочешь сказать, что они поддаются мне? Но зачем им это нужно?

— Затем, что их купили или просто уговорили поддаться тебе.

— Зачем? На хрена мне поддаваться, если я и так, без всяких поддавков могу отделать их по первое число.

— Тот, кто все это устроил, так не думает. Ведь ты иногда ошибаешься? Иногда ты совершенно никакой, и тебе самому за себя становится стыдно, не правда ли?

— Такое бывает. И что?

— А то, что эти люди, которые все подстроили, не хотят, чтобы мы совершали ошибки. И когда мы никакие, им хочется, чтобы мы по-прежнему представляли грозную силу.

— Зачем? Все идет своим чередом. Да, временами бывает тошно от самого себя, но потом возвращаешься в форму…

— Любовь толпы! — воскликнул Шувалов. — Любовь толпы к нам не должна слабеть. Ни на одну минуту. Чем лучше мы играем и чем больше побеждаем, тем больше нас любят. Тем охотнее на нас идут и тем охотнее покупают разное дерьмо, которое продается под нашими именами. Ну, к примеру, ты был никакой последние две или три недели, и фанаты обозлились на тебя, такое ведь может случиться? Ты не принес им победы, ты обманул их ожидания. Они уже не видят прежнего всемогущего игрока. Лажанул четыре раза подряд — и после этого многие перестают покупать твои майки. А когда ты появляешься на экране и хрустишь чипсами «Лэйс», многим хочется швырнуть в тебя тапкой, а не покупать вслед за тобой эти гребаные чипсы. И все это двухнедельное недовольство тобой стоит огромных денег!

— Мне-то что с того? Класть я хотел на эти чипсы.

— Ты-то хотел, но те козлы, которые продают их миллионами тонн, этого явно бы не хотели. А если с тобой случится кое-что посерьезней? Если ты провалишь целый сезон? Если вдруг?

— Если «вдруг», если «вдруг». Когда это я проваливал целый сезон? Ну и что?

— А то, что в таком случае их гребаные чипсы будут гнить на полках супермаркетов, а их доходы сильно сократятся. А они, разумеется, этого не хотят. И поэтому помогают тебе искусственно. Защитники не перехватывают твоих передач и позволяют тебе проходить к воротам. Они нарочно, специально сдают тебе игру, понимаешь, чтобы ты мог показать себя во всей красе.

— Ты понимаешь, что говоришь? Это попросту нереально. По-твоему, кто-то перед игрой подходит к защитнику и говорит ему: «Тут такое дело, не мог бы ты подложиться под Роналдинью, чтобы он показал себя во всей красе и мы смогли бы продать огромную кучу "Лэйс"? Я, конечно, понимаю, как тебе это будет противно, — твоя футбольная честь, гордость и все такое, но ты ее пошли подальше, свою гордость, потому что мы заплатим тебе хренову кучу денег. Ты хочешь пополнить свой банковский счет? Пара сотен тысяч тебе не помешает, сейчас ты в отличной форме, но, как это ни печально, здоровье и карьера не вечны.

И поэтому перестань ломаться, положи на свой банковский счет лишний миллион, а потом он тебе пригодится». И ты думаешь, что кто-то поведется на это?

— А почему бы и нет? Человеческую алчность никто не отменял.

— Да я знаю людей, которые скорее удавятся, чем займутся подобной херней, и ты их тоже знаешь. Те ребята, с которыми мы играем, на такое неспособны.

— А если их запутать? Представь, у этих воротил такая власть, что они любого могут выкинуть из команды. Сказать одно только слово, и человека больше нет.

— Черт, Семен, это полная мутота, ты не можешь этого не понимать. Дерьмовый бред. Ты хочешь сказать, что парни, которые производят «Лэйс», контролируют боссов наших команд, а те, в свою очередь, контролируют защитников? Но это же полная херня. Тут десятки, сотни людей, что же ты хочешь сказать, что все они занимаются подобной лажей? Нет, ты совершенно съехал с катушек!

— Это ты съехал с катушек, раз ничего не видишь! Посмотри на чемпионов последних лет, они не стареют. Они не слабеют со временем, у них нет спадов и падений. Почему у меня все легко получается? Я чувствую тут явную подлянку, я чувствую, что меня просто-напросто отымели. Какого хрена из меня сделали куклу, когда я никого об этом не просил!

— Черт, Семен, ты говорил об этом с кем-нибудь, кроме меня?

— Нет, не говорил.

— И правильно сделал. А то бы тебя точно признали психом. Ты, конечно, и так, и без всей этой лажи псих, но ты правильный псих. Ты такой же больной на всю голову, как и я. И я могу тебя понять. Я понимаю, что тебя просто переклинило. Когда работаешь на таком пределе, шарики за ролики заскакивают. У меня, если хочешь знать, лет в шестнадцать тоже было такое. Мне показалось, что все, с кем я играю, нарочно устраивают мои голы. Меня реально глючило из-за того, что у меня все так легко получается. А потом я приехал в Европу, и все одним мигом встало на свои места — никакой обманчивой легкости, я увидел, что меня прессуют по-настоящему.

— А я говорю тебе, что это не лажа. Не иллюзия. Возможно, у тебя тогда была иллюзия, но это — не иллюзия. Из нас делают управляемых роботов! Я не хочу быть управляемым роботом. Я не хочу быть всесильным и непогрешимым. Я хочу ошибаться. Я хочу проигрывать, да, я хочу проигрывать, если кто-то на самом деле окажется сильнее меня. А получается совсем другая хрень. Получается, весь процесс направлен не на то, чтобы кто-то взял кубок или чемпионство, а на то, чтобы давать большим игрокам показать себя во всей красе. И мы с тобой попали в эту касту неприкасаемых, которой на поле предоставляют неограниченную свободу. А я этой свободы, представь себе, не хочу. Не хочу никакой другой свободы, кроме той, которую я могу взять сам.