Нокаут

— Что ты Джуманияз Тилляев, сам вчера по секрету сказал, — похлопал его по плечу Винокуров. — Что студент — тоже плоды твоей откровенности… Я лишь сегодня уточнил эти сведения в институте. Правда, тебя исключили за аморальщину, но отец хлопочет. Все правильно. Не натрепался. Молодец… А ты крепкий парнишка. Боксом занимался?

— Угу.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать четыре.

— Ну, что ж, отлично. Такие, как ты, нам очень нужны.

«Викинг» пошарил в кармане и вытащил листок бумаги:

— На, почитай еще разок. Молодец, что подписал. Кстати, узнаешь, кто я такой… Фрэнком меня вчера называл, а сегодня знать не желаешь, ай-яй-яй!

Джонни долго старался вчитаться в текст, но в голове его вертелась карусель. Тогда «Викинг» взял у него бумагу и медленно и внятно прочитал обязательство студента Джуманияза Тилляева сотрудничать с М-ской разведкой и выполнять любые ее поручения.

Ошеломленный парень долго щурил глаза цвета переспелой вишни, вздыхал. Потом еще раз попросил опохмелиться, выпил полстакана водки и, повалившись на диван, заплакал.

— М-ма-аму-у жалко! — басовито всхлипывал Джонни. Потом умолк, долго что-то соображал и под конец даже улыбнулся.

— Дитя мое! Что с тобой? — полюбопытствовал Винокуров.

«Дитя» подняло на шефа тревожно поблескивающие глаза и спросило:

— Старик, когда ты будешь сматывать удочки… меня возьмешь с собой?

— Можешь приписать это условие к обязательству, — успокоил Фрэнк.

— О'кэй! — уже почти весело воскликнул Джонни. Он вроде даже обрадовался случившемуся.

Довольный Винокуров объявил лэнч. За столом начался деловой разговор.

— Итак, — заявил Фрэнк, старательно срезая кожицу у редиски, — ты, Джонни, получаешь первое задание.

Мы все (широкий жест) свободные художники. Впереди нас ждут хорошие деньги, но в данное время их у нас мало. А требуется много денег. Понимаешь?

Тонкое лицо Джонни с густыми вразлет бровями напряглось. Парень в задумчивости покусал губу и сказал кротко:

— Тысченок пять я могу… одолжить у папаши.

— Молодец, Джонни, — похвалил «Викинг». — Догадался. И что особенно отрадно, очень хорошо сказал: «одолжить». Одолжи, милый, одолжи. Но только не пять а десять тысяч. Потом сочтемся. Ты, вижу, умница, счастливый плод единства и борьбы родительских противоположностей. Даю полный простор творческой фантазии, но чур не зарываться. И еще: не вздумай со мной хитрить, поинтересуйся у этих античных граждан (жест в сторону Сопако и Эфиальтыча), и они расскажут… Не надо со мной ссориться.

— Завтра на этом столе будут деньги, — решительно заявил Джонни.

— Посмотрим, бой, каков ты в деле. Надеюсь, не оплошаешь… У меня просьба: временно расстанься со своими модными ботинками, галстуками и пиджаками. Одобряю вкус, ты, так сказать, больше католик, чем сам римский папа, однако костюм твой слишком бросается в глаза. Потерпи, малыш, малость. Ты еще покажешь себя.

Джонни опечалился.

Лев Яковлевич испытывал во время этого разговора какое-то ревнивое чувство. Ему захотелось привлечь внимание, отличиться перед шефом. Сопако глянул на часы и вскричал:

— Ого! Первый час. Нам пора собираться. Порт-Саидов уже ждет.

— Спасибо, доблестный штабник, за напоминание, — Винокуров хлопнул себя по лбу. — Чуть было не упустил из виду. Итак, в поход. Эфиальтыч — в народ, Джонни — на поиски денег, мы — к Порт-Саидову.

* * *

Из тихого переулочка вышли четверо. Они не вызывали никаких подозрений: обыкновенные — трудолюбивые, хорошие граждане торопятся по своим делам.

Где вы, Петр Ильич и Марат? В каких краях ищете следы «французского туриста» Пьера Коти?

* * *

На трамвайной остановке к Льву Яковлевичу подошел мужчина в голубой трикотажной финке и попросил спичек. Закурил сигарету, поблагодарил и пошел себе прочь, с озабоченным видом. Кто это? Моложавые карие глаза, ладная фигура…

Да ведь это Петр Ильич!

Остановитесь, Петр Ильич! Вы не заметили старого знакомого: он стоял к вам спиной.

Вернитесь. Куда вы?

Глава XVI. Законопослушный общественник

Служащие замечательного учреждения, украшенного по третьему этажу корабельными иллюминаторами, не могли пожаловаться на отсутствие работы. Каждый день на их головы обрушивался бумажный дождь: письма, телеграммы, распоряжения, требования, циркуляры, уведомления и напоминания приходили в «Заготсбытспецвторживсырье», казалось, со всего света.

Обработка корреспонденции отнимала уйму времени, звала к ночным бдениям. Каких только бумажек не поступало в экспедицию! Грозные рескрипты о погашении задолженности за электроэнергию, приглашения принять участие в конференции собаколовов-любителей, огромные бумажные простыни, испещренные бесчисленным множеством граф и рубрик, снабженные препроводиловками, коими получатель обязывался быстро и тщательно заполнить простыни, после чего (как утверждалось в препроводиловках) обнаружится индекс динамики деятельности учреждения, коэффициент миграции сотрудников, не охваченных профсоюзным членством, процентное соотношение между расходами на канцелярские принадлежности и выходом бумаг на душу штатной единицы…

Практика установила любопытную закономерность: бумажный поток захлестывающий «Заготсбытспецвторживсырье» увеличивался прямо пропорционально числу «исходящих». Стоило сотрудникам прекратить сочинять ответы и заполнять «простыни», как поток «входящих» превращался в чахлый ручеек. Прибывали лишь такие необходимые бумаги, как вызовы в суд и, исполнительные листы на взыскание алиментов с некоего Женщинова Адониса Евграфовича, уволившегося из «Заготсбытспецвторживсырья» еще восемь лет назад.

В такие дни люди томились от безделья, страстно ждали вечернего благовеста возвещающего о конце рабочего дня, спорили до хрипоты, пытаясь выяснить, чем же, в конце концов, занимается их учреждение и существует ли на белом свете такая любопытная штука, как «вторичное живое сырье».

— «Ввиду угрозы невыполнения собаколовным двором квартального плана обнаружения и вылова бродячих собак, — громко читал агроном заготовительного отдела Данайцев, похожий чем-то на грот-мачту старинного парусника, — настоящим обязываем вас принять меры, обеспечивающие возможность создания условий указанному двору по заготовке четырех взрослых самцов…» —

Данайцев с отвращением швырял бумагу.

— Где это «вторживсырье»?! — грозно сверкал он глазами на чистенького, опрятного бухгалтера Фуриева. — Каких им надо самцов? Я сам взрослый самец, и тот, кто писал эту бумагу, тоже…

— Коль скоро существует наше учреждение, следовательно, существует и вторживсырье, — кротко объяснял бухгалтер.

Возникал долгий спор. В нем принимали участие все сотрудники.

И только инженер-плановик Порт-Саидов сидел за своей конторкой, трудолюбиво выскрипывая пером бесконечную цифирь.

«Вторживсырьевцы» любили слушать в служебное время предания о создании их учреждения. Вариантов предания было множество. Они передавались из уст в уста, а так как люди не засиживались в «Заготсбытспецвторживсырье» и сменялись с большей быстротой, нежели личный состав пехотной дивизии, ведущей тяжелые бои, то предания эти приобретали характер легенд, в которых историческая правда перемешивается с причудливым вымыслом.