Ноль
Шрифт:
– Урод, ты заблудился? – испуганно пищит Алена, и я отвлекаюсь от задачи.
В этот момент он, запнувшись о невидимое препятствие, валится между рядами, татуированная рука машинально сгребает со стола учебник, тетрадь, ручку, листки, телефон… Предметы с грохотом разлетаются по полу. Слишком близко сверкает рубином сережка, меня обдает теплом и запахом дыма с мятой. Черный взгляд цепляется за мой.
Взрыв хохота приводит меня в чувство.
Урод встает, отряхивает колени и, даже не потрудившись собрать с пола мои пожитки, проходит дальше и сворачивает к третьему ряду.
Удушливо покраснев, наклоняюсь,
Желтый сложенный вчетверо листок выпадает из вороха. Разворачиваю его и подозрительно разглядываю – незнакомым ровным почерком на нем написано решение всех трех задач.
Неужели Урод подкинул его мне?..
Буквы слишком красивые. Но вполне могли выйти из-под его длинных пальцев.
Однако число в ответе второй задачи не сходится с моим. Ничего удивительного – Урод тупой. Или же слишком умный – снова собрался мне навредить, потому и подсунул вариант с ошибками. И думает, что я куплюсь?
Пробегаю глазами по своим аккуратным записям и застреваю на неверной цифре – по невнимательности я решила неправильно и вторую задачу. А вот Урод справился с ней идеально – хоть сто раз перепроверяй.
Кошусь на часы, на соседей по партам – отсмеявшись, они снова сосредоточились на контрольной.
Вздыхаю и на свой страх и риск переписываю ответы с листка в чистовик.
За две минуты до конца урока Веня, потирая руки, забирает у меня тетрадь, утыкается в нее носом, долго что-то выискивает в записях и кряхтит.
Я в оцепенении жду до тех пор, пока он сухо не произносит:
– Наумова? Вы наконец поумнели? Что ж, отлично. Вы меня удивили, но это – «пять».
Двенадцать
Мое шестнадцатое лето – сказочная пора любви, авантюр, развлечений и надежд – прошло в черте города, в четырех стенах Сониной комнаты.
Днем я смотрела сериалы, читала книги и отчаянно ждала, что Саша вспомнит обо мне, позвонит, заглянет в гости, вытащит погулять… Вечера проходили в звенящей тоске и мечтах о далеких краях, в которые мы направимся, если он когда-нибудь все же придет. Но он не приходил.
По ночам по шоссе пролетали мотоциклы и авто с сотрясающей салоны громкой музыкой, легкий ветер с реки задувал в открытую форточку веселые голоса, песни и смех… И я накрывала голову подушкой, чтобы не слышать, какой беспечной и счастливой могла бы быть. А по утрам все начиналось заново.
Стараниями бабушки я всегда свято верила, что сделана из золота и все в мире само падет к моим ногам.
Но Саша – единственный, кто всегда был рядом, – вдруг предпочел не меня.
Предательство грянуло громом среди ясного неба – с холодного истукана смылась фальшивая позолота, и я впервые поняла, что ничем не лучше других, а Наташе вообще проигрываю по всем статьям.
Думать об этом было больно, душа почернела и превратилась в тугой клубок шипящих гадюк. Она источала яд, бесшумно орала от одиночества, металась и мучилась в груди, мне нужно было наказать себя за никчемность, вернуть былую уверенность в себе, снова стать лучше всех… И выход – изнуряющая диета – нашелся.
Теперь я понимаю, что она могла меня доконать.
И организм включил защитный механизм: в один
миг черные змеи уползли, их яд покинул кровь, тучи рассеялись, засияло солнце.Я словно вернулась к исходной точке, и жизнь пошла по другому пути.
Причастен ли к этому Егор Лебедев? Нет. Не думаю. В том состоянии примерещиться могло всякое…
Зато он точно причастен к моей сегодняшней «пятерке». Облегчение, благодарность, счастье, ликование переполняют душу и проступают на лице стыдливым румянцем. Может, я и дура, но радуюсь вовсе не отличной оценке, а тому, что он первым сделал шаг навстречу.
Парень не смог пройти мимо моей беды, помог, значит, в его сердце нет ненависти.
Сижу как на иголках – мне необходимо его поблагодарить.
Кем бы он ни был. Кем бы ни была я…
Но возможность не представилась: сразу после алгебры Урод пропал. Под разными предлогами я несколько раз оглядывалась назад, он сидел, уткнувшись в телефон, а через пару секунд его место опустело, только рюкзак остался лежать на соседнем стуле.
Саша вернулся в кабинет чересчур счастливым – криво улыбался и переглядывался со своими шестерками, потирал кулак, озирался по сторонам. Узрев меня, он, к немому восторгу Алены, подвалил к нашей парте и остаток перемены распинался, что Веник доиграется – в скором будущем на него может упасть кирпич с крыши какой-нибудь пятиэтажки в Микрорайоне.
– Тише! – я пыталась его вразумить, но Саша довольно осклабился:
– Переживаешь за меня, да? – и подмигнул, будто у нас есть какая-то общая тайна.
Всю литературу проклинаю себя – возможно, я подаю Саше какие-то смешанные сигналы? Почему до него не доходит, что он не нравится мне как парень?
Мои мысли заняты не им…
Но кавалеры в городке почему-то уверены: раз девушка свободна, значит, к ней можно подкатить и увести силой, не спрашивая ее мнения.
Я хорошо знаю Сашу: он упертый и обидчивый, в детстве мне всегда приходилось уступать ему в играх и спорах. Мой друг детства легко увлекается, но быстро перегорает. Остается надеяться, что в скором времени его внимание переключится на кого-нибудь другого.
Русичка проходится по списку литературы, заданному к прочтению на каникулах, и моя соседка тут же вызывается зачитать доклад.
Делаю вид, что мне жарко – расстегиваю верхнюю пуговицу на блузке, распускаю волосы и снова собираю в хвост, попутно оглядываюсь – за последней партой в третьем ряду никого нет.
Но рюкзак на месте, значит, Урод не ушел из школы.
Честно пытаюсь слушать корявый пересказ «Мастера и Маргариты» в исполнении Алены, разглядываю затылок Саши, кошусь на загадочные рожи Сени и Тимура, и смутная тревога превращается в испуг.
Лебедев грохнулся возле моей парты, раскидал мои вещи и посмел не извиниться…
Поднимаю руку и прошусь выйти.
Оказавшись в коридоре, я сломя голову бегу к пожарной лестнице. Сердце выпрыгивает из груди, замирает и вновь разгоняется до бешеной скорости.
У меня есть десять минут, не больше. Хватаюсь за ржавую дужку, открываю железную дверь и застываю: Урод, запрокинув голову, сидит на бетонных ступенях и держится окровавленными пальцами за переносицу.
Мгновение я вижу перед собой мальчика из далекого несбыточного сна – ангельского, солнечного, одуванчикового… И в бессилии сжимаю кулаки.