Nomad. Отрывки из дневника

Мой друг – человек необычный и странный, словно рожденный в руках самого мая. Под его рукавами скрываются татуировки с древними символами, а темные стекла очков прячут взгляд, полный тайн и мечтательности. Он дальний потомок индейцев, вихрастый и юный зверь,,чиё лицо имеет ту озорную грацию, что присуща гордым и бродячим котам, единственным остарилось в мире, где все и всем необузданно. В его рюкзаке всегда найдутся сладости, маленький блокнот на полсотни страниц, где он записывает свои мысли и чувства. Он – верный хранитель чужих секретов, человек, который не помнит чисел и лиц, но помнит каждую тревогу и радость своих друзей.

Другу моей души все время требуется приключение: «Давай взоберемся на гору, – говорит он с блеском в глазах, – или покорим океан вместе!» Но, увы, я как всегда привязан к работе, и аврал, как назойливый муха, не даёт мне покоя. Его голос звучит в моей голове, когда он говорит: «В понедельник, в семь тридцать, поедем на юг! Там небо, в которое можно влюбиться! Созвездия – россыпь страз!» Но я погружаюсь в отчёты, как он ныряет с удочками в тёплые моря. Работа, зарплата, бесконечная усталость, зевота – вот мой устойчивый ряд будней.

Он присылает мне письма из своих путешествий, наполненные картинами закатов и песков. «Удивительно красивые зори, утренний смог. А завтра я махну на мотоцикле по автостраде, оставляя Восток за спиной!» Его мир невероятен и полон чудес, в которых я почти не участвую.

Друг носит обидное прозвище «бездельник», и возникает вопрос: кто он вообще? Художник? Поэт? Как же тогда он будет зарабатывать на жизнь, оплачивать воду и свет? Он моется в речках, питается скромно, и редко когда бывает чистым и сытым. Встречает рассветы, зябко кутаясь в старую куртку, растрепанный, небритый. За его образом предрекают забвение и бедность, смеются хмуро и язвительно. Стебут за загар, считая, что бледность благороднее.

Иногда я сам качаю головой: «Стоило бы взяться за ум. Вдруг сила в деньгах? Ты еще молод, ступай в мир расчетов и сумм! Получишь квартиру, машину, дачу и кучу престижных вещей. А ты – “неудачник”, давай же, старайся повзрослеть поскорей!» Но он отвечает мне с лёгкой улыбкой, слегка ударив по плечу: «Монетное счастье непрочное и зыбкое, пойми, я его не хочу».

И снова мы расходимся: я в офис, а он снова садится за мотоцикл. «Смотрю, ты все еще прячешься в склепе? Я бы показал тебе рассветы, горы, моря и пустыни, туземцев и диких зверей! Посмотри, как солнце на Севере тает и стынет, как свеж и прохладен морской бриз!» Он говорит так, словно эти образы открывают двери в мир, где обитают чудеса. «В моем рюкзаке сотни воспоминаний, эмоций, восторгов и чувств. Ты станешь мучиться и истощаться, когда денег не станет, а мои фотокарточки с видами моря ценнее любой MasterCard. У тебя – кандалы, а я – вечно свободен и счастлив в руках Создателя».

И таким образом, он выбирает путь, по которому никто раньше не ступал, чтобы исчезнуть на годы в смешении джунглей и скал.

Когда выходные подкрались, я лежу на диване, а в голове вертится мысль: «Может, мой друг, пусть беден и странен – это и есть самый счастливый человек?»

Я на мгновение заскочил в свой офис, чтобы найти себя в привычной рутине. Увидев монитор, я нажал на клавишу, и экран мигнул, показывая текстовое сообщение: «Ты снова в своих четырех стенах? Читай, думай, мечтай! Это не предел!» И я вдруг задумался – а может, это и есть свобода?

Обрывок

Я находился в этом бункере, вероятно, не больше пяти минут. В тусклом свете я заметил на столе монитор, на котором весело мерцала точка, словно зовущая меня к себе. Я окликнул клавишу, и на экране развернулось текстовое сообщение:

«Добро пожаловать…»

Ниже появилось меню выбора:

– Информация по проектам

– Данные по персоналу

– Безопасность

– Хранилище

– Лаборатория

С любопытством я нажал на клавишу и выбрал раздел, посвящённый персоналу. На экране отобразились имена, каждое из которых звучало как загадка:

– Крис Эванс

– Вектор Руг

– Командир Ховард Дикинсон

– Рекрут Том Хит

– Саламэн Крис

– Профессор Бари Барнс

– …и дальше.

Я стал изучать личные дела каждого из них. Всего было порядка двадцати пяти сотрудников, среди которых один оказался в графе «диверсант». Интрига сгущалась, так как ни имени, ни звания, ни личной информации о нем не было. Лишь фотография и краткий ярлык, который ничего не объяснял.

Я не знаю, сколько времени я потратил на чтение, но вскоре перешёл в раздел «безопасность». На экране светилось сообщение: «Последняя активность на базе» (30 дней назад). Я нажал клавишу, и компьютер запустил видео.

На экране появилась сцена, наполняя пространство гнетущей атмосферой напряжения.

Крис: «К тому времени, оружия стало больше, чем тех, кто мог стрелять».

Вектор: «Перекрыть главный вход немедленно!.. Заполните главный вход нервно-паралитическим газом».

Командир: «Но ведь там наши люди!»

[Вектор без колебаний стреляет в командира, тот падает на пол, мёртвый.]

Вектор: «Ещё вопросы есть?.. Всем продолжать работу. Предпринять всевозможные меры предосторожности. Отключите все лифты, закройте внутренние бронированные перегородки. О всех повреждениях сообщать лично мне».

Вектор подошёл к раненому диверсанту и, с безжалостным презрением, ввёл в него шприц:

Вектор: «Очень больно? Ну так это только начало. Сыворотка, которую я тебе ввёл, нейтрализует клетки в твоём организме. Проще говоря, я забираю у тебя то, что ещё вчера считалось твоим. Ты не оправдал надежд и тебя уволили».

Диверсант: «Стой! Подожди!»

Вектор: «Скажешь что-нибудь напоследок?»

Диверсант: «Спасибо!»

Вектор: «За то, что я тебя убью?»

Диверсант: «Я умру быстрее тебя».

Диверсант поднял руку и разжал кулак, прокричав: «Бум, сука!» – и в следующее мгновение раздался оглушающий взрыв, разметав всё вокруг в радиусе многих метров, включая самого Вектора. Камера выключилась, оставляя лишь мрак и тишину.

«Ничего не понятно, но очень интересно», – произнёс я вслух, ловя себя на мысли о том, что только что наблюдал. Я посмотрел на свои руки, единственные, что остались в моём распоряжении, и вновь столкнулся с ужасом: ведь этими руками я убил троих человек. Как бы ни разглядывал их, они оставались прежними, такими же, как и в те дни, когда я избегал убийств. Намерение убить не скрывается ни в пальцах, ни в курке пистолета, и даже не в пулях. Оно сокрыто в самой глубине человеческой души.