Нора под миром

— Кто ты? — шепчет Марианна.

Она смотрит вглубь. Водяное зеркало расширилось и заполонило всё. Нет ни-чего вокруг. Нет почернелых банных стен. Нет низенького потолка. Нет бабки Евдокии, нет свечи, нет дня, нет ночи, нет ничего. И Марианны тоже нет.

Тьма расступалась медленно, как будто нехотя. Впереди светил лишь огонёк свечи. На этот далёкий, ненадёжный свет шла Мария. Ей казалось, ступи немного в сторону — и потеряешь почву под ногами. Осторожно выставив перед собою ру-ку, чтобы не наткнуться на препятствие, шла она на свет. В другой руке тихонько оплывает воском свечка. Свет от неё так слаб, что не видно ничего вокруг. Но путь свободен. Впервые путь свободен.

Свеча тихонько приближалась. Тусклое, едва трепещущее пламя. Перед Ма-рией зеркало. Неровное и неспокойное, как окошко в омуте. Тихонько поводя све-чой, она пыталась разглядеть, что там, за ним. Сначала было ничего не видно. По-том возникло отражение свечи. Мария повела направо. Огонёк — за ней. Потом налево — он туда же. Откуда-то из глубины, из непрозрачной темноты, выплывает светлое пятно. Сначала всё неразличимо. Потом становится отчётливым овал ли-ца. Глаза, сокрытые в тени. И светлая волна волос. Изображение всё чётче. Ста-новятся видны ресницы. Расширенные от изумления зрачки. Едва заметно тре-пещет от дыхания вода. Кто это? Мария тихо тянет руку, коснуться хочет, убе-диться, что это лишь мираж. Нет, это не мираж. Это просто отражение. Оно тоже тянет руку, как будто хочет убедиться, что оно — живое, а Мария — только образ.

Зеркало, ты лжёшь. Я знаю, кто я. И кто ты. Но ты лжёшь вдвойне. Ты пре-длагаешь мне чужое отражение. Там, за твоим стеклом, не я. Пусть оно уходит прочь. Но чуждый облик не уходит. Он тянет пальцы и просит прикоснуться к ним. Мария удивилась. Рука сама, не слушаясь свою хозяйку, потянулась к нез-накомке.

На границе двух миров, на тонкой плёнке, разделяющей две жизни, их пальцы встретились. Но что это?! Та, чужая, ударила по зеркалу. Ошеломлённая Мария увидала, что сквозь преграду проникает той, другой, рука! И не успела отскочить. И вот их пальцы крепко сплетены! Но не успела испугаться. Та, что за зеркалом, торопливо выдернула руку, схватилась за свечу и унесла её к себе. Постой, куда ты?!

Мария ринулась вдогонку. Нельзя, нельзя оставить ей свечу! Не зеркало это, а вода! Вот почему противница легко проникла сквозь преграду! Не делай этого, от-дай свечу! И крепко ухватила её за руку. Та закричала, но совсем беззвучно. И ста-ла биться, вырываться. Раздался громкий голос:

— Не отпускай её, Мария! Тяни к себе! Верни себе свечу!

Противница билась так неистово, что уронила свечку наземь. Свет потух. И всё исчезло.

В кромешной тьме, когда отчего-то погасли все софиты, Марианна продол-жала истошно вопить.

— Да что у вас там?! — гневно крикнул Кондаков. — Немедля дайте свет!!

В сенях шла бестолковая возня. Осветители запутались в шнурах. Там было очень тесно и кто-то выбил вилку из розетки. Наконец, разобрались во всём и в бане снова вспыхнул свет.

— Ну что там у тебя? — недовольно спросил актрису Кондаков. — Чего орала так?

— Нормально она орала. — отозвался Борька. — Очень хорошо орала. Если бы не свет, такой бы дубль был!

Марианна сидела, привалившись к стенке, и дико озиралась.

— Снимай, Борис. — тихо шепнул оператору Виктор.

* * *

Лёнька и Наташа сидели смирно на лавке вместе с Катькой и наблюдали через дорогу суету у бани. Они были так заняты непонятным зрелищем, что не замети-ли, как подошёл к ним человек.

— Всем добрый день. — сказал низкий хриплый голос.

Все трое вздрогнули. Это был пасечник.

— Ух, как напугал нас, дядя Лех! — воскликнул Лёнька.

— И не собирался. Вот мёду вам принёс, как обещал. Чего тогда меня не до-ждалися?

Пасечник не улыбался, говоря всё это. Он рассматривал их своими острыми глазами, словно в чём-то подозревал. Наташа с Лёнькой переглянулись. С чего это Лёх так заботится о них?

— Я вообще-то и не к вам. — ответил тот. — Мне бы надо повидать Евдокию.

— Она сейчас занята на съёмках. — сообщил любезно Лёнька. — Что передать?

— Я подожду у тётки Лукерьи. — ответил Лёх и не спеша направился через до-рогу. Никакого мёда у него с собою не было.

— Пойдём, подслушаем! — блестя глазами, зашептала Катька.

— Ты что?! Это некрасиво! — ответила ей Наташа.

— Ещё чего! — презрительно отозвалась лихая атаманша и быстро, как уж, скользнула к калитке.

— Стой, Катька! — ругаясь шёпотом, побежала за ней Платонова. — Не смей так делать! Это неприлично!

Это было в самом деле неприлично, и Лёнька побежал следом. Он очень со-жалел, что не обладает, подобно наглой Катьке, раскованностью. Если бы не это, он сам пошёл бы слушать под окошком.

Негодная девчонка уже сидела у стены и держала наготове широко открытый рот. Весь вид её выражал полнейшую решимость: мол, только пальцем тронь, как заору!

Лёнька подобрался ползком, как и Наташа. Вот будет дело, если их застука-ют!

— Скажешь ей, когда придёт, — раздался низкий голос Леха сквозь марлевую преграду от мух. — чтобы зашла ко мне на пасеку.

Бабушка Лукерья что-то невнятно проворчала.

— Я не могу её ждать. — ответил пасечник. — Я должен стеречь дом.

Он вышел. Сидящие под окном хотели уже потихоньку выбираться, как вдруг с удивлением услышали, как бабка Лукерья яростно плюётся.

— Ирод, чисто ирод! — ругалась она. А потом послышалось торопливое моно-тонное бормотание: старуха молилась!

Наташа с Лёнькой переглянулись. Ничего особенного, если подумать, не про-изошло. Но отдельные детали складывались в довольно подозрительную картину. Бабка Лукерья не любила пасечника Леха и это было вполне понятно. Ведь если Леший и впрямь соврал, если нелюдимый пасечник не родня старухе, то её непри-язненное отношение к цыгану имеет объяснение. Зато у её свояченицы с Лехом были какие-то свои тайны. Лех должен охранять свой дом — что всё это значит? От кого он должен охранять его, если туда свободен доступ не только для всей съё-мочной группы, но и для Наташи с Лёном?!

— Пойдём, спросим Лешего. — почему-то шёпотом предложила Наташа. И они почти ползком выбрались из-под окошка.

— Дядя Леший! — позвали они под окном у покосившейся избы экс-лесника. Никто им не ответил. Калитка не была заперта на крюк. Хотя обычно, как они за-метили, Леший очень старательно запирал её, чтобы не допустить проникновения в свой огород варюхинских нахальных кур. Оставшись без своего раджи, весь га-рем бестолково шастал по деревне. Вот и теперь в огороде копошились разно-цветные несушки.