Нора под миром

Лёнька и Наташа переглянулись.

— В самих ужасах нет ничего хорошего, — осторожно ответил Лён, — но мне нравится быть победителем.

— Вот! — воскликнул Боря. — Вот оно! Откуда эта фраза?! Из Конана! Давить врага, чтобы он дрожал! Наш зритель генетически настроен на восприятие исклю-чительно западного материала! Всё уже сделано и много раз! Всё уже было — и блистательные триумфы жанра и подражания всех уровней! Что нам остаётся, как только не повторять тоже самое, но применительно к отечественной реальности?! Все наши сериалы, около которых жрётся весь наш кинопром, лишь перелицовка старых сериалов! Та же няня, от которой млеет вся страна, если верить опросам от СТС, это старый американский сериал прошлого века! Нашли задорную девчонку с зажигательными манерами и всё заискрилось! Но своего-то, своего-то ничего! И быть не может! Потому что пока наша киноиндустрия забавлялась со своими клас-сиками как литературными так и марксизма-ленинизма, пока снимала свои не-смешные комедии про управдомов, Голливуд пёр, как победитель! А победителя, как сказал наш уважаемый товарищ Глас Народа, зритель любит! Так что, Саня, мы все правы: в ближайшие сто-сто двадцать лет мы ничего выдающегося не сде-лаем, а кушать хоцца каждый день. Положим, Антоша выдерет из себя все жилы и сотворит чудовищно прекрасный сценарий. Но первым же порогом на её пути ста-нет наш уважаемый Витя. У него нет никаких блистательных идей. У него нет опыта, таланта и денег, к сожалению, тоже нет. Но у него есть пробивной характер и умение ладить с людьми. Он забодает спонсора и тот подаст нам в шляпу не-много маней и заодно пристроит перед софитом свою тёлку. Она своим мычанием нам срежет половину успеха. Потом всё дело упрётся в спецэффекты. Об этом я даже говорить не хочу. Считается, что в России есть масса великих хакеров. Но великих специалистов по компьютерным спецэффектам у нас пока нет. Одно дело потрошить чужие файлы, а совсем другое — рождать великое искусство! Тут с са-мой светлой головой не сделаешь ни шута, если под тобой ещё не копошилась масса делателей этих самых спецэффектов, пока не вбуханы огромнейшие бабки.

— А почему бы нашим не поучиться на Западе? — подала голос Виолетта.

— Опять двадцать пять. — вздохнул Виктор. — Мы говорим о своём, о родимом. Нам хочется иметь своё, а мы вынуждены повторять чужое. Да я бы душу продал чёрту, если бы знал, как нам сделать не просто, чтоб не хуже, а чтобы по-нашему и лучше!

— Для этого надо, как минимум, верить, что наши люди такое могут. — ответил Лён. — Вы верите, что прямо здесь, на этом самом месте, может быть нечто такое, отчего можно сойти с ума?

— Конечно есть, — усмехнулся Кондаков. — Когда я вижу наших мужиков, жру-щих «бибику», то понимаю, что страна давно сошла с ума.

Все расхохотались.

Семёнов вдруг насторожился и приподнялся с чурбачка. Костерок негромко потрескивал и в его свете было не разглядеть, что там делается за забором. Улич-ное освещение в Блошках было понятием абстрактным.

Откуда-то издалека нарастал нечеловеческий рёв. Калитка распахнулась, как от выстрела.

— Пожар, пожар! Горим!!! — дико вопил Леший, врываясь в тихий садик и бе-шено вращая вытаращенными глазами.

— Где пожар?!! Что горит?!! — все ринулись на улицу и растерянно завертелись вокруг себя. Нигде ничто не полыхало.

— Всё, всё пропало! — горестно бубнил мужик. Он обнаружил бутылку с пше-ничной водкой и сунул горлышко в щербатый рот. Быстро двигая заросшим кады-ком, Леший выпил всё и утёрся рукавом.

— Где горит? — сунулся к нему Семёнов.

— В душе горит! — страстно поведал Леший.

После недолгого смеха все вернулись к костерку.

— Вы не поверите! — с большими глазами рассказывал лесник. — Проснулся, глянь в окно. А там такая харя!

Он перекрестился.

— А на что похожа? — потешаясь, спросил Борис.

— Ну… — Леший призадумался. — Рожа-то как у кабана, а глазки человечьи.

— И он так говорит: есть чего выпить? — продолжил Димка, помощник освети-теля.

— А ты откеле знаешь? — ужаснулся перепуганный лесник. — А чо, есть чо вы-пить?

— Антонина Андреевна, — когда утих смех, спросила Наташа, — а кто такие кар-туши?

— Я их придумала. — отвечала та. — Только слово где-то услыхала.

— Картуши, — придя в состояние, близкое к ступору, нутром провещал Леший и свёл глаза на кончик носа. — это такая, не к ночи будь сказано, нечиста сила. Пос-ледний раз они тут бывали перед войной. Тут у нас история была одна. Я-то был тогда парнишкой вон как Левонид. Только я её не помню.

Он развёл глаза и очень удивился, увидев прямо перед собой невесть откуда взявшуюся стопочку. Выпил, крякнул с одобрением и продолжал:

— Цыгане тут у нас тогда в лесу гостили. Их совецка власть гоняла, да и кому нужны такие дармоеды? Тогда, понятно: ежели ты не в колхозе, так, значит, на за-воде. А если ни в тех, ни в сех — значит, ты никто. А в те поры у нас был кузнецом Митряй Варюхин, вон энтих дармоедов батя. Хороший был кузнец, да от самогону чуть не околел. А тут дело к сенокосу, дел в кузне невпроворот. А цыгане, будь они неладны, вон там, где раньше шла дорога, поставили свои палатки. Тогды та-кого леса тут не было, а было чисто поле, луг тоись. Тык вот, я, значит, про Марь-ку-то и говорю… Какую Марьку? Тык, как какую Марьку? — Лушкину сестру! Вон дом-то ейный через дорогу!

Ну да… так вот… Сама Лукерья была сопля соплёй, а евонная сестра, Марий-ка, красивая была! Как вечер, так за ею парни шастать под окном. Гулдычут, кли-кают! А бабка Воробьиха подстережёт, да хлысь помоями под ноги! Я маленький был, всё подглядывал с робятами! Тогды народу было много по деревням-то! Пач-портов на руки не давали, где родились, там спину гнули, там и помирали! Чего-то мне печально очень на душе! Налей-ка, Саня, мне стаканчик! Ну да, вот я и гово-рю: красивая была она, Мария. А у цыганов тоже был свой молодец. У их ведь, не смотри, что перекати-поле весь народ, имена-то християнские! Всё Ваньки, Гриш-ки да Архипки! Вот этого и звали совсем по-нашенски: Сергеем! А нам-то, ребя-тишкам, всё в забаву! Мы давай за ними бегать да подсматривать.

Их уж хотели гнать отседова с милицией, да тут возьми и захворай кузнец-то наш, вон энтих обормотов батя! Чегой-то дальше я забыл… Благодарствую, к та-кенной выпивке закусь не нужна. Ну, а у цыгана, знамо дело, к кузнечному-то ре-меслу, как к воровству, душа лежит! Серёга и давай тут заместо Варюхина Митряя дуть в поддувала! Да и остались так, всем табором, покуда не погонят. Не, лиш-него не наговорю: в своём колхозе чтоб воровать, такого не было! Да только Марьке ентой вся эта дела на пользу не пошла. Она с Сергеем энтим чуть не вен-чаться. А был у ей один хороший ухажёр, самого председателя сынок.

Митряй как прохворался, так и встал у наковальни, а цыгане, значит, пущай ступают, откелева пришли. Вот Марька и надумала бежать со своим цыганом. Из-вестно дело — девка дура! Куда бежать без пачпортов?! В шатрах что ля тряпиш-ный ехних прятаться?! Такая дела, я прямо не могу! Как вспомню, так и плачу. Спасибо, братцы, что не оставили меня, лекарствица налили, дай вам Бог здоро-вья!

О чём я говорил? А, да! ну в общем, в соседнем, запамятовал, как зовут… Да нет, это я в самом деле позабыл, колхозе тоись, пропала лошадь. Понятно дело, всё сразу на цыган. Тогда ведь строго было, могли и у стены поставить. Весь табор и замели. Да только Серёгу ентово так и не поймали! И Марья утекла! Ох, что бы-ло! Приехал уполномоченный, орал на всех, пистоль свой под нос всем совал! Да только Марьи нет, как нет! И цыгана того, как ветром сдуло!

Ну, поорали все, да и прошло. Председателев сынок женился на учительше заезжей. Справил избу, стал ровно барин! Прошло три года и вот вертается Ма-рия! Мать честная! Что с девкой сделалось! Худая, чёрная, как галка! А на руках дитё! Что с ней стряслось, не говорит. Глаза топорщит в угол, где иконам надо быть. А дитёнок справненький такой, хоть и цыганской крови. Мать ихняя, Ма-рийки да Лукерьи, Евдокия, слегла да чуть и не преставилась. Мальчонко бегает, лопочет не по-нашему, а Марька на него и не глядит. Так Лушка-то ему заместо матери была. А тут беда другая! Опять уполномоченный припёр. Он за три года обзавёлся брюхом, а лаял пуще прежнего! А мы уже постарше были, всё понимать уж стали.

Наличник-то у Евдокии хилый был, всю вату повытаскивали птицы. Понятно дело: без мужика-то что за жизнь! Вот мы, робяты, всё и расслыхали! Ты, грит, Марька за хахаля свово в ответе будешь и за лошадь ту пойдёшь на нары! Она вскочила тут, да зашипит как! Я, грит, за хахаля свово уж отсидела! В лагерях с дитём на нарах! И глазоньками своими видела, как муженька мово в большой ями-не схоронили, а вместе с ним ещё две сотни человек! А всей-то и вины, что он — цыган! И мне бы в той лежать ямине, если б не дитё! Как матери кормящей мне была послаба. Вот я и вылезла с кульком своим в метель под проволокою! Да бо-сиком по лесу убежала!