Норби
Шрифт:
– Все! Что обещал, то и сделал. Торпеда работает, можете хоть сейчас отправляться. Орловский скривился.
– Издеваетесь? А топливо? Как торпеду заправлять, а? У нее даже баков нет. Но скоро узнаем, пришлют подкрепление, там и специалисты будут. Не это главное. Где «кладка», господин Виммер? Где запас зарядов?
Тот взглянул пану майору прямо в глаза.
– Не здесь!
– Казимеж!
Палач лениво дернул рукой, и господин Виммер со стоном опустился на бетон, прижимая руки к животу. Майор покачал головой.
– Шутки кончились! Всю ночь Казимеж
Повернулся к Антеку, оскалился.
– Следующим станете вы, Земоловский. Я верю, что вас не посвящали в здешние тайны, невелика птица, но. Вдруг ошибаюсь?
Бывший гимназист заставил себя улыбнуться.
– Упырь вы, пан майор. Колом бы вас осиновым.
Тот, к удивлению Антека, нисколько не обиделся, лишь посмотрел странно.
– Есть такое выражение, Земоловский, «умереть за Родину». Вот и я умру – и вас всех с собой прихвачу! – но приказ выполню. А упырь я или нет, какая разница? Когда истлеем и в землю превратимся, кто разберет?
Тихо в боксе, и в коридоре тишина, даже часы не тикают. И телефон онемел, и птицы в будильнике, что поют с рассветом, и Роланд на книжной обложке молчит.
Заперли!
Антек несколько раз осматривал непонятный замок, дергал дверь, но без толку. На века строили инопланетяне! Вроде и не беда, на обед он сходил, без ужина обойдется, но стены давили, не давали дышать. Господина Виммера сейчас пытают. Плох он или хорош, предатель или нет, так нельзя! Даже если за Родину – все равно нельзя, иначе это будет родина упырей.
Вновь подумалось, что его беспамятство не проклятье, а благо. Мало ли что спрятано в черной топи? Зимним вечером, держа за руки красивую девушку, он решил, что не будет стрелять. А раньше?
«Теперь ты понял, мой Никодим, как страшна моя работа?»
Теперь – понял. Может, ради этого его оставили пока на Земле. И Круг еще не пройден.
Антек с ненавистью поглядел на замок и внезапно понял, что слышит шаги. Стены прочные, дверь почти не пропускает звук, но. Слышит!
Дверь – настежь. На пороге все тот же сержант, но на этот раз при полной форме и с карабином.
– Тревога!
5
Не хотелось думать о плохом. Я взглянул мельком на циферблат – Фогель ушла полтора часа назад, нет, уже час тридцать пять. Я ее отпустил, даже сделал вид, что так и надо. Дела в городе, и фотоаппарат купить нужно.
– Вернется, – негромко проговорил профессор, я невольно вздрогнул. Следовало промолчать, но все-таки не сдержался.
– Почему?
Подумалось, что сейчас он ухмыльнется, но колобок ответил неожиданно серьезно.
– Это, молодой человек, врачебная тайна. Что, совсем паранойя замучила?
Кулак в очередной раз зачесался, но я отверг искушение. Доктор все-таки!
– Сидите, пейте кофе, наслаждайтесь жизнью. Ах, кофе! На Клеменции каждый влюбленный
юноша мечтает побывать со своей девушкой в кафе, где подают не подделку, а настоящий, из зерен. Очень дорого, очень! Смеяться будете, но когда начала работать миссия на Земле, кое-кто попытался наладить контрабандные поставки. Рыцари – контрабандисты! Нонсенс!..На кофе настоял сам колобок, причем на этот раз пили мы его не на кухне, по-виллански, а в большой комнате за столом. Профессор ради такого случая надел пиджак вкупе с новой «бабочкой». Он определенно блаженствовал.
– Почему-то я думал, мсье Корд, что вы воспользуетесь отсутствием вашей прекрасной подруги, чтобы истязать меня шпионскими вопросами.
Я только рукой махнул.
– В Штатах! И вопросы вам стану задавать не я, а умники, причем каждый с тремя университетами за плечами.
Колобок гордо надул щеки.
– И Клеменцией вашей буду заниматься не я, а другой парень при очень хорошем жаловании. У меня, мсье Бенар, свои инопланетяне. Вот только хочу спросить.
Отставил чашку в сторону, наклонился вперед.
– Почему вы своих пациентов гробили? Вы же врач! У вас на Клеменции что, Гиппократа запретили вместе с картами? Или у вас там нельзя, а у нас можно? Опыты на обезьянах?
Жак Бенар поджал губы.
– Вы сердитесь, мсье Корд, значит, вы не правы. Скажите, в Соединенных Штатах Америки испытывают химическое оружие на людях?
Я открыл рот и глотнул воздуха, постаравшись не подавиться.
– Можете не отвечать, и так знаю. Государственная необходимость! Но газы нужны для убийства миллионов людей, а я ищу способ продлить жизнь человека и сделать его счастливым. Жертв много, но заметьте, все добровольцы. Смертельно больная старуха желает вернуться в молодость пусть и всего на несколько часов. Почему бы и нет?
– Все равно это убийство! – не сдавался я. – Вы, точно дьявол, искушаете слабых и беспомощных.
Профессор поморщился.
– А эвтаназия, разрешенная в некоторых ваших странах, многим гуманнее? Вас не это беспокоит, мсье Корд, но в душу лезть не стану.
Я отвернулся и принялся изучать зеленые кроны за окном. Час сорок пять. Фогель обещала, что ни с кем встречаться не станет, звонить своим людям будет из телефона-автомата, а фотоаппарат купит в каком-нибудь людном магазине. Чем плох квартирный телефон, я спрашивать не стал ввиду полной ясности. На улице к аппарату не прилагаются чьи-то любопытные уши.
«Значит, ты меня уже не считаешь предателем».
Ей я не ответил прямо, но никакой тайны нет. Анна Фогель не предатель, просто работает не на США, а на свою страну. Я – всего лишь ситуационный союзник, и наш медовый месяц кончился.
– Она скоро вернется, – негромко проговорил профессор. – Загоните подальше вашу паранойю. Лучше подумайте, что вы будете делать на объекте. Фотографировать? А вы хоть представляете, что именно?
– Сначала надо убедиться, что ваш объект вообще существует, – отрезал я, думая совсем о другом. – А что именно, вы мне и подскажете. За отдельную плату.