Норильск - Затон
Шрифт:
— Кто б сомневался, — посмеялись Дубов с Мозговым.
— Дедушка вам вот такую рыбину привёз, — развёл он ручонки, — и даже больше, как руки деда.
— Пап, мам, привет. — Отправился Седлер, спустив на пол сына, целоваться с родителями.
— Здравствуй сынок.
— Достал он вас?
— Мы дружно жили, да, Тим? — улыбнулась Елизавета Александровна. — У нас договор был.
— И что действовал?
— Безоговорочно.
— Поделитесь, мы б тоже хотели пожить в том раю.
— Оставляйте у нас, — подмигнул Мозговому Дубов. — И живите себе. Тане будет, чем себя занять, ты ж Лизу заберёшь?
— А
— Вот и оставьте Тима Илье Семёновичу и Татьяне Ивановне, пока не освоитесь там.
Молодёжь переглянулась.
— Подумаем.
Подошла справившаяся с приборкой и гардеробом Лизонька, радостные поцелуи и объятия возобновились.
— Дочка, Танюша, накрывайте стол, гости с дороги проголодались, — торопил Илья Семёнович, но, увидев бледную Таню, заволновался. — Танюша, плохо, укачало? Не надо было ездить в аэропорт.
— Таня и правда, — обняла её Елизавета Александровна. — Иди, полежи. Илья, показывай, где, что, мы с Лизонькой накроем.
Дубов обняв Таню, насильно повёл в спальню. Вернувшись от двери, заметил растерявшимся женщинам:
— Обойдётесь своими силами. Лизонька хозяйка, разберётесь.
— Правильно Илья, ну-ка завернём на пол литра разговора в твой кабинет, — подтолкнул друга Тимофей.
— Дед я с вами, — метнулся за ними Тимка.
— Иди, пожалуйся отцу на мой ремень, — отправил Тимофей внука.
Тот скорчил мину и, поняв что от него хотят избавиться, недовольно оглядываясь ушёл.
— Ты чего так? — удивился резкости Мозгового Дубов.
— Надо поговорить. Вот в тиши кабинета само то, — воздел он руки к стеллажам книг. — Налей-ка по глотку. Жжёт. Душа выпрыгивает.
Походив со спрятанными глубоко в карманы брюк руками по дорожке туда сюда. Остановившись у стола, взял бокал. Отхлебнув разлитый по бокалам коньяк и отодвинув штору, посмотрел в окно. Москва всё так же бурлила. События развивались драматично, непредсказуемо. Ещё есть время для заключения соглашения с республиками. Конфедерация — выход. Но в Кремле медлят, тянут время. Развернувшись, спросил в лоб, с тревогой и любопытством наблюдающего за ним Дубова:
— Что у вас тут за брожения в столице? Людишки какие-то мутные из щелей повылезали. Орут до хрипоты разный бред. Это напоминает мне семнадцатый год. Дай бог, чтоб не повторить тех ошибок. Неужели они не понимают, что эмоции очень страшны. У безнаказанности вырастают крылья. Ещё шаг и какой-либо процесс уже не возможен: развитие идёт хаотически. Они скоро будут линчевать за убеждения. Ты посмотри, посмотри, — ткнул он в сторону окна. — Эти горлопаны не знают границ за которыми начинается запрет. Ничего же человеческого у них не осталось.
Тот глаз не отвёл, но пожал плечами.
— Всё сложно и до смешного просто.
— Просто? Может быть… Такое ощущение, что сатанинское отродье по стране шарахается. Про экономику напрочь забыли. Там полная неразбериха.
— Да-да… А Илья Муромца с Алёшей Поповичем нет. Так оно, так. Не произошло преемственности поколений.
— Значит, мне не показалось.
— Нет. Вспышку с разумом не смогли соединить. В упоительной борьбе с КПСС забыли о народе, о стране. Прежний режим рано или поздно должен был рухнуть. Он уже трещал. Свалить его большой силы
не потребовалось. Нужен был плавный переход, но…— Наверное так… Но откуда такая напасть нечисти? Ненависть царит ко всем и ко всему. Ужас какой-то. Неужели не понимают, что у нас многонациональное государство. А когда много языков, то трудно договориться и новую «Вавилонскую башню» нам вряд ли удастся построить. Даже страшно представить, что может быть… Помнишь у Пушкина: «Не приведи Бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный».
Дубов провёл пятернёй по шее раз, другой…
— Одним словом не объяснишь, я и сам не всё понимаю. Это трудно понять. Цепь случайностей… Но мы все замкнуты в одной клетке.
— Давай делись, хоть в общих словах растолкуй рецепт той кухни. Если нас ждёт распад… Трудно будет расхлебать.
— Болтовня, подкуп, предательство, промах разведки и власть в руках бездарных, безвольных политиков и просто авантюристов. Предпринятые им ходы, чтоб быть уверенными в своей полной собственной безопасности.
— Безнаказанности, — поправил Мозговой.
Дубов кивнул и продолжил:
— Вот-вот. А также безоглядная вера наших людей всему, о чём пишут или показывают. Демократия только проклёвывается, умеющих разумно играть в неё нет. Надо было осторожно её подавать, хмель глотками приносит удовольствие, а они заслонку открыли пей. Вот и нахлебались.
— Ну, это ж нужно быть полными кретинами, чтоб недооценивать опасность.
— Сложно говорить, но они как раз и не занимаются даже анализом происходящего. Плывут себе и плывут по волнам, покачиваясь. Эти деятели раскачали лодку до предела и у руля теперь ушами хлопают, вместо того, чтоб действовать. А принимаемые меры эффективными могут быть только жёсткие, потому что происходящее сейчас уже опасно для безопасности и целостности страны. Время упущено. Другого выхода нет. Боюсь, произойдёт непоправимая беда. В это страшно и невозможно поверить, но мы стоим на полстопы над пропастью.
Мозговой, только что наблюдавший за массажем Дубова, сам с яростью потёр шею. Что-то петушиное в мужчинах всегда заложено. Не сидится на месте бегают вот.
— Болтовня про демократию, дорого может обойтись стране.
— Вот именно болтовня, не имеющая ничего общего с самой демократией.
— Эта игра в демократию кинет Россию на грань катастрофы. Американцы свою страну под такую болтовню не дадут растащить. Подтянут свою демократию под силу, бровью не поведя, но такой распад пресекут, не останавливаясь ни перед чем.
— Так и происходит, свою болтовню они спроваживают ротозеям, а сами действуют решительно. Похоже, из-за границы контролируют наши политические процессы, только вот на такой финал не рассчитывали. Жаль, что пострадают невинные, порядочные люди, у которых ещё осталась честь и совесть…
— Что бы ты сейчас сделал умник?
— Выпустил всех, кто хочет из страны уехать. Пусть катятся, половина всё равно вернётся или терять связь с нами не будет. Каждой республике дал бы больше самостоятельности, но рычаги управления из рук не выпустил. Лучше у народа с местными баями жить не получится. Пузанки забьют мелкоту. Самостоятельно выползти из этой каши, может, всего только несколько республик, остальные скатятся к рабовладельческому строю.