Нормы в пространстве языка

В логике нашего исследования заметим, что лексическое значение, представляющее интериоризированный эталон объекта, может быть рассмотрено как результат сложившихся в социуме нормативных представлений об объекте. В связи с этим можно, по-видимому, утверждать, что в широком смысле нормативные представления, по А. В. Бондарко, являются фундаментальной когнитивной системой, находящей конкретную реализацию практически в каждом акте речи [22, с. 65].

Итак, тезис о пресуппозитивном характере нормативных представлений может быть уточнен в виде следующих утверждений:

– нормативные представления являются составляющей фоновых знаний, общей для говорящих на одном языке;

– скрытое присутствие в лексическом значении делает нормативные представления важным, но при этом несознаваемым элементом содержания практически любого высказывания.

Последнее утверждение соотносится с выстроенной ранее логической цепочкой: выбранная номинативная единица отражает результат категоризации нового объекта – условием успешной категоризации является наличие нормативных представлений – следовательно, выбранная в процессе актуального именования номинация отражает результат сопоставления объекта с нормативными представлениями о классе, к которому он относится. По А. А. Потебне, «мысли говорящего и понимающего сходятся между собою в слове» [130, с. 124]. И, хотя содержание мысли говорящего и мысли понимающего может значительно отличаться, существует некий общий для них обоих комплекс представлений: люди понимают друг друга потому, что, по утверждению Гумбольдта, «затрагивают друг в друге то же звено цепи чувственных представлений и понятий, прикасаются к тому же клавишу своего духовного инструмента, вследствие чего в каждом восстают соответствующие, но не те же понятия» (цит. по [130, с. 125]). В свете нашей концепции таким комплексом представлений, обеспечивающих возможность более или менее адекватного понимания друг друга участниками коммуникации, можно назвать комплекс нормативных представлений о том или ином объекте.

Сказанное определяет ту эмпирическую базу, которую необходимо привлечь для доказательства тезиса. Это прежде всего высказывания, эксплицирующие результаты метаречевой рефлексии говорящего / слушающего, т. е. раскрывающие подоплеку номинативных процессов, а также слов, для понимания значения которых особенно важны нормативные представления об объекте.

3.2.2. Нормативные представления как пресуппозитивный компонент процесса актуального именования

В этом параграфе обосновывается роль нормы в процессе актуального именования, предварительно охарактеризованная в предыдущем разделе работы. Выше мы указывали, что вслед за Т. Н. Ушаковой понимаем актуальное именование как такую речемыслительную операцию, которая направлена на нахождение адекватного слова или выражения для обозначения объекта мыслительного процесса. Мы также высказали предположение, что в процессе актуального именования реализуется селективная функция когнитивных языковых норм, заключающаяся в выборе адекватной ситуации номинативной единицы. В свою очередь, выбор номинативной единицы обусловлен нормативными представлениями об обозначаемом объекте.

Итак, выбранное словообозначение является своеобразным сигналом соответствия объекта нормативным представлениям о классе, к которому его причисляет говорящий. Возможность указать на соответствие объекта норме непосредственно связана со способностью полнозначного словесного знака служить наименованием не только предмета, но и класса, а также понятия. Можно предположить, что если объект соответствует нормативным представлениям о классе, то выбранная номинация не вызывает сомнений. И наоборот: ощущение несоответствия норме, манифестируемой той или иной лексической единицей, заставляет искать новое слово. Подобная ситуация может быть представлена на примере диалога из чеховских «Трех сестер».

Наташа. С именинницей. У вас такое большое общество, я смущена ужасно…

Ольга. Полно, у нас все свои. (вполголоса испуганно) На вас зеленый пояс! Милая, это не хорошо!

Наташа. Разве есть примета?

Ольга. Нет, просто не идет… и как-то странно…

Наташа (плачущим голосом). Да? Но ведь это не зеленый, а скорее матовый.

В последней реплике Наташа предлагает рассматривать цвет ее пояса, используя другую норму (не для зеленого, а для матового), следовательно, другое слово, и тем самым изменить оценку. Аналогичная ситуация обозначается рядом конструкций, отличающихся друг от друга степенью уверенности говорящего в неправильности выбора слова. Рассмотрим некоторые из этих конструкций.

• Это не Х (= существуют нормативные представления о Х, которым не соответствует номинируемый объект). Говорящий категорически отрицает верность выбора номинации, т. е. утверждает, что категоризация осуществлена неверно:

Пусть Зойка поживет у меня. Или у тебя. Нет, все-таки лучше у меня… – Это не выход! Мы должны… мы должны разобраться с Личутиным. (Т. Тронина, ruscorpora); Я не слишком стеснена в средствах, перепробовала множество сортов мгновенно готовящегося кофе и должна вам сказать: цена не слишком повлияла на его качество. Хоть какой купи, выходит бурда. Впрочем, если положить в чашку побольше сахара, налить молока или сливок, то еще куда ни шло, но все равно: это не кофе. Сколько ни крась мопса в рыже-коричневый цвет, сколько ни рисуй на его теле черные полосы, как ни поднимай ему уши, а никогда Хучику не стать тигром (Д. Донцова, ruscorpora).

• Разве это Х (= можно ли этот предмет так назвать, если он не соответствует норме). Говорящий высказывает сомнение в результате категоризации:

Он сидел на развалинах стены и раскуривал трубку. На свою снасть он даже и не смотрел. – Табак! – сказал он с осуждением, – качая головой. – Разве это табак… Да и мокрый еще… (Ю. Домбровский, ruscorpora); Вот вы знаете, почему вся эта печальная история кажется мне совершенно достоверной? Уж слишком все тут по-человечески горько и неприглядно. Разве это апостолы? Разве это мученики? Больше того, да разве это христиане? Ведь христианин должен на смерть идти и гимны петь (Ю. Домбровский, ruscorpora). В последнем примере обратим внимание на экспликацию нормативных представлений (какими должны быть христиане) в качестве обоснования сомнения в результатах категоризации / номинации.

• Это Х, а не Y (= Y не соответствует нормативным представлениям, а Х соответствует). Говорящий не только с уверенностью отрицает предварительные результаты категоризации, но и предлагает адекватную, на его взгляд, замену.

Вот и с машиной с этой тоже. Или девушек его взять… Вы понимаете: ведь приличному юноше не с кем завести отношения. Разве это девушки? Проститутки, а не девушки. – Нина Михайловна брезгливо сморщилась и настойчиво повторила: – Прос-ти-тут-ки! Как одеваются! (А. Волос, ruscorpora); Марина сопровождала подрядчика, подвергая легкой критике его бессловесный пессимизм и указывая на кое-какие плюсы. В конце концов она его разговорила, и подрядчик стал время от времени возмущенно восклицать, посверкивая глазами из-под густых чёрных бровей: «Да разве это стояки?! Это ж труха, а не стояки!» Или то же самое про подоконники и штукатурку: «Да разве это штукатурка?! Труха это, а не штукатурка!» (А. Волос, ruscorpora). В первом примере отметим редуцированную экспликацию мотива категоризации (манера одеваться – типичный признак проститутки); во втором показательно, что сомнение в категоризации носят оценочный характер: если объект не соответствует нормативным представлениям о том классе, к которому должен быть причислен, это плохо.

• Это Х, а лучше (точнее) сказать, Y (= объект в достаточной степени соответствует нормативным представлениям о классе, однако это не один член категории, а другой). Говорящий стремится максимально точно отразить в слове сущность объекта, при этом сравнительная степень наречия эксплицирует градуированность категории.

Нервный ты какой. – Нервный, подозрительный, а лучше сказать – суеверный (Т. Моспан, ruscorpora); Изнасилована – это еще очень мягко сказано… Точнее сказать – зверски изнасилована (М. Милованов, ruscorpora).

• Не Х, а скорее, Y (= свойства объекта соотносятся с нормативными представлениями о классе Х, но большее сходство наблюдается между объектом и членами класса Y). Говорящий мягко (через предположение) предлагает изменить квалификацию объекта.

– Перерезаны, что ли? – уточнил Гуров. – Не совсем так, – поправил Семин. – Не перерезаны, а, скорее, перетерты… нет, перекушены – так вернее будет (Н. Леонов, А. Макеев, ruscorpora); Зато романы у нее были, т. е. не то чтоб совсем романы, хорошие, толстые с добротной фабулой, занимательным сюжетом и непременно с героями, лучше всего настоящими мужчинами, нет, максимум повести, а скорее, рассказы, бездарные графоманские рассказики, перечитывать которые не хотелось, хотелось изорвать, сжечь и забыть (Г. Маркосян-Каспер, ruscorpora). Отметим в обоих примерах эксплицированный процесс перебора номинаций и удовлетворяющий говорящего результат последней категоризации.