Норвежская новелла XIX–XX веков
Шрифт:
Дальше фру Арнольд говорить не могла. Можно было подумать, что у нее у самой рот свело судорогой. Действительно, не очень-то разойдешься перед слушателями, которые и бровью не ведут в знак того, что слышат тебя и понимают. А наоборот, обмениваются громкими замечаниями о совершенно посторонних предметах: в данном случае речь шла о катушке белых ниток.
— Подай-ка мне белую катушку, Кайя, мне тут надо получше закрепить пуговицу, — произнесла, в частности, фру Исаксен.
— Пожалуйста, — сказала Кайя.
— Спасибо, дружок, сейчас я тебе ее отдам. Не забудь купить еще, сороковую,
— Простите, вы, кажется, что-то рассказывали, фру Арнольд? — Фру Исаксен рассеянно подняла глаза от шитья.
— Я? О нет!
— Подумайте… А мне показалось….
Фру Арнольд вскоре исчезла. Видно, опять в лес пошла. Фру Исаксен пожала плечами.
— О господи, уж как-нибудь с нашими царапинами мы сами справимся. Поди-ка сюда, мальчик, дай я взгляну…
Выяснилось, что в лесу фру Арнольд попеременно поглощала крабов, сыр и шоколад. Семейство Исаксен, из-за нее вынужденное обречь себя на лишения, вознегодовало. Как Ингве, так и Кайя пронзали ее злобными взглядами и нередко позволяли себе довольно громкие замечания опасного свойства. Исаксен относился ко всему спокойнее. Зря, что ли, он каждый божий день таскался в город, уж ему-то известно, где какие подают закуски.
Потом — шел как раз тринадцатый день с приезда фру Арнольд — стало известно, что в ход пошли рыбные котлеты. Прямо из банки, холодные. Но всей банки фру Арнольд не одолела. Съела три штучки, потом передернулась, словно ее тошнило, вздохнула и прикрыла банку мхом. Кайя может показать место происшествия, пожалуйста, хоть сейчас. Фру Арнольд теперь долго не вернется, она пошла бродить по лесу. Ингве, если хочет, может тоже пойти посмотреть.
Ингве тоже пошел.
Когда часа через два фру Арнольд отворила калитку, банка с рыбными котлетами стояла на самом видном месте посреди двора. Вдова с верхнего этажа тут же раскрыла окно и прокричала:
— Вы подумайте! Посреди двора банка с котлетами! Андрина, что ли, здесь ее позабыла? Я хотела только предупредить, как бы кошки не сбежались, ох, да они, кажется, уже тут были!
Фру Арнольд остановилась, красная как пион. Но это тут же прошло, и она сказала спокойно, да, совершенно спокойно, даже с улыбкой:
— Надо спросить у Ингве и Кайи, они, наверное, знают. Они оба стоят за дверью.
И прошла мимо банки, мимо Кайи с Ингве, мимо фру Исаксен, взяла в руки книжку и уселась читать. И все это с улыбкой.
Но в тот вечер к ужину у Исаксенов подали жареного мерлана — как хотите, так и понимайте. Фру Исаксен сказал что-то такое:
— Уле Гальтерюд привез свежую рыбу! Можно же иногда позволить себе что-нибудь питательное…
Никто ей не возражал. Исаксен отважно завладел бутылкой пива и налил дамам.
А еще через два дня фру Арнольд явилась с письмом в руке и сообщила, что уезжает вечерним пароходом.
— Так что позвольте вас поблагодарить за ваше чудесное гостеприимство, — сказала она.
Для фру Исаксен это была полнейшая неожиданность.
— Неужели вы едете, дорогая? Разве вы уже устроили свои дела? А я думала…
Фру
Арнольд весело ее перебила:— Так что спасибо. Думаю, вам приятно будет от меня избавиться. Я и так уж злоупотребила вашей любезностью.
— Что вы, милочка, мы с удовольствием. Только мы чем богаты, тем и рады, уж не обессудьте, — вырвалось у фру Исаксен. Она, признаться, на минутку потеряла самообладание. Но тут же взяла себя в руки и крикнула Андрине, чтобы немедленно вывесила проветрить постель фру Арнольд, пусть хорошенько прогреется, пока солнышко не зашло, — фру Арнольд сегодня уезжает.
Так-то оно вернее будет, думает фру Исаксен, не мешает отрезать ей путь к отступлению.
И Андрина поволокла на двор подушки и одеяла.
Фру Арнольд пошла укладываться.
К пристани отправились в экипаже Уле Гальтерюда. Фру Арнольд хотела расплатиться, но фру Исаксен вместе с мужем в один голос заверили, что об этом не может быть и речи. Фру Арнольд пришлось сдаться, приговаривая: «Огромное спасибо, это, честное слово, уж слишком».
О том, куда направляется фру Арнольд, не было произнесено ни звука. Всю дорогу она болтала о чем угодно, только не об этом: о погоде, о ветре, а то вдруг забывалась, умолкала и, ничего не видя, рассеянно глядела перед собой.
Фру Исаксен несколько раз собиралась спросить, да как-то не получалось, неудобно было, хоть вопрос как будто самый обыкновенный. Да к тому же фру Арнольд буквально не давала ей рта раскрыть, заговаривая о совершенно посторонних предметах. В конце концов фру Исаксен все же спросила. И фру Арнольд отвечала с грустной улыбкой, пожав плечами и разведя руками, словно обнимая весь широкий, негостеприимный мир:
— Куда теперь? Дальше.
Ну и положение было у Исаксенов…
— Да я вот подумал насчет почты. Может, будут еще письма, так как их пересылать? — промямлил Исаксен.
— Да-да, как же письма? — Фру Исаксен приободрилась.
Но фру Арнольд вежливо и спокойно удостоверяет их, что писем больше не будет.
Вечер тихий, теплый и ясный, море невнятно урчит, холмы синеют, розовеет небо. На пароходе комфортабельно и уютно — спокойные пассажиры в шезлонгах, свет в кают-компании. Фру Арнольд взбирается по трапу в своем красивом плаще; она теперь совсем не та, что была, когда приехала. Настоящая дама-путешественница, поездившая по свету, отправляющаяся невесть куда… Как ни крути, а что-то в ней есть такое, что вызывает уважение.
Предложение Исаксена немедля позаботиться о каюте она решительно отклоняет; она и слышать не хочет о том, чтоб он снес вниз ее багаж.
— Пока есть время, лучше поболтаем, — говорит она; отнимает у него свои вещи и ставит их в курительной, — а в каюте я еще вдоволь насижусь.
И они болтают. Тут только выясняется, какой увлекательной, живой и веселой может быть фру Арнольд. Она легко и свободно говорит о красоте местности, о прелести вечера, о различиях в норвежском и немецком пейзажах, норвежских и немецких характерах. Что ни фраза, то остроумное замечание. И семейство Исаксен все больше удивляется, все больше им делается не по себе. Особенно когда она говорит, что не в состоянии выразит им всю свою признательность.