Нос
Шрифт:
Страсть её к этой теме была столь ярой, что мне даже стало не по себе.
– А чё ты тогда на психиатра учишься, если тебя так это раздражает? – очередную глупость спросила Света.
– Меня не раздражает ЭТО, – немного успокоилась Саша. – Меня раздражают глупые люди, которые делают и говорят глупые вещи, а от этого потом страдают толпы людей, а дураки эти не несут никакой ответственности. Как удобно! Учиться кучу лет, чтобы по итогу только и твердить: «Вялотекущая шизофрения! Вялотекущая шизофрения!», как бабки на базаре товар свой продвигают.
– Да и сама концепция шизофрении весьма странна. Сборная солянка каких-то синдромов разносортных, – добавил я.
– Вот! Иногда, конечно, кроме как «шизофрения» никак описать нельзя ситуацию у больного. Но во многих случаях её ставят
– Несостоятельность такого диагноза, конечно, вне всяких вопросов, – решил поддержать диалог Марк. – Но что, если тогда слово «шизофрения» не значило так много, как сейчас? Ну, типа, когда Эйлер или кто там описывал это понятие, то он, может быть, не подразумевал, что это будет такое клеймо? Типа шизофрения и шизофрения, не болезнь, а просто термин для описания артистичности или интеллектуальности человека? Лёгкого безумного гения?
– Да не важно, что он там подразумевал или не подразумевал… – грустно произнесла Саша. – Важно, что к ярлыкам и халатности это пришло.
Марк обнял её и сказал, что хватит стрессовать по вещам, которые сейчас не изменить.
– Я вот выучусь и изменю это всё, – сказала она. – Наведу там порядок.
– А чё, какие-нибудь истории интересные-то у тебя есть? – спросила Света у меня.
– Есть. Тебе какие интересны: где пацаны друг друга в жопу ебут, или где они пиздятся чуть ли не досмерти из-за сигареты? – я говорил сарказмом.
– Подожди, ты же ещё не закончил, – сказала Саша.
– Да, точно, – прошлая история действительно не закончена. – Короче. Деньжат, что я скопил, плюс от вашей передачки, плюс от родителей, плюс сигарет, которые я наменял, хватило, чтобы отсыпать немного на лапу гнойным этим сукам. Санитарам и сигарет хватило, чтобы задобрить их, чтоб перестали хуйню нести, а вот врачам подавай шоколад и коньяк и всю хуйню эту. Достать мне это негде было, конечно, поэтому я так и подходил к ним по одному, говорил, мол, так и так, был бы очень признателен, если б вы пересмотрели мой случай, что он пустяковый, и что вот видно же, что я парень нормальный, и что нет нужды меня тут дальше держать, обследовать, и что я даже отблагодарил бы их за проявленную заботу обо мне, да кроме суммы небольшой скопленной ничего нет. И, конечно же, есть среди них такие, которым не совестно даже у пациентов копейки забирать, пусть это даже реально мелкие суммы. В итоге договорились, но там бюрократическая машина уже была запущена, поэтому пришлось подождать немного, чтобы ни у кого проблем не возникало потом. Они нарисовали какой-то размытый мне диагноз, не такой серьёзный, а так, по хуйне. Ну и тот врач, с которым я подружился, тоже помог, конечно. Бесплатно, причём. Говорю же – очень уважаемый и хороший человек… А санитары, я видел, даже отпиздили того мудня, из-за которого у меня проблемы были. Не из-за меня, конечно. Он там как-то провинился люто. Но тем не менее… Короче, вот такая история в общих чертах.
Я закончил рассказ и съел один бутерброд с овощами, запил его чаем. Марк, видимо, только сейчас заметив бутерброды, тоже съел пару штук и долил себе чай.
– Ну давай теперь ещё байки трави тогда интересные, – Света «вежливо» попросила меня.
– Ну… Байки про гомоеблю в жопу и про драки из-за хуйни может рассказать любой, я думаю: и из дурки человек, и из тюрьмы, и из армии… Так что не знаю, что тебе интересно. Знаешь ведь, наверное, что всякие аксессуары забирают при поступлении в приёмный покой? Кольца там, цепочки, крестики?
– Ну да.
– Ну так вот. Мне рассказывали, что один чувак пронёс-таки крестик небольшой.
– И что случилось?
– Он его, короче, заточил об стены и пол и потом то
ли сам вскрыться пытался им, то ли вскрывал кого-то. Крови было… – я помотал головой, как будто сам видел это и до сих пор удивлён.– Ужас, – удивилась она. – Ну а может что-то повеселее?
– Повеселее? Это психбольница, а не цирк. Тут если цирковые номера делают, то это нихуя не весело.
Света немного помолчала и потом спросила:
– Ну… Может случае какие интересные есть среди больных?
– Да, мне бы тоже было интересно это послушать, – подхватила её Саша.
Я призадумался на минуту-другую, и вспомнил один случай.
– В общем, я же сказал, что подружился с врачом и он мне многое рассказывал?
Ребята кивнули.
– Рассказывал не только потому, что мы подружились, а ещё и потому, что у меня интерес ко всей этой теме психиатрической есть. Он предположил, что он есть у меня от того, что я хочу лучше познать себя, считаю, что со мной что-то не так, и пытаюсь понять, что со мной не так, и этим подсознательно мотивирован на поиск новой информации. Это может быть и так. Но это не суть. Суть в том, что мы обсуждали многое, он рассказывал многое. И вот однажды в отделение поступил очень необычный пациент…
– Насколько необычный? – Саша была заинтригована.
– ОЧЕНЬ необычный, – я пытался сказать так, чтобы нагнать как можно больше таинственности.
– Необычный даже по меркам психушки? – заметила Света.
– Да. Необычный даже по меркам психушки.
– И что с ним было? – Марк тоже заинтересовался.
– Короче… У чувака были проблемы, причём охуеть пиздец какие, и никто не знал, что с ним делать.
– Какого рода проблемы? – спросила, конечно же, Саша.
– Вот это сложный вопрос. Чёткую картину врачам было трудно представить и описать. Мой друг-врач рассказал, что они все были сбиты с толку. Не то чтобы там было что-то, что они не могли понять. Но они просто с таким не встречались раньше и даже растерялись немного. Типа у пацана была шиза жёсткая, но какая-то ещё и необычная…
– А разве может быть шиза обычной? – спросила Света.
– Я имею в виду, что они её к какому-то типичному выявленному виду или типу отнести не могли.
– А почему не могли? – в Саше горел научный интерес.
– Как бы это описать всё… В общем, знаете, что такое фебрильная шизофрения? – обратился я к ним всем.
– Нет, – сказала Света.
– Нет, – Марк отрицательно помотал головой.
– Да, – сказала Саша с такой радостью, как будто выиграла викторину.
– Вот объясни им тогда, – предложил я ей.
– Ну это типа не совсем шизофрения, но близко. При ней галлюцинации тоже происходят, сознание тухнет, больной в кататонию впадает…
– А кататония что такое? – спросил Марк.
– Это когда человек либо возбуждается и начинает всякие движения делать странные резкие, смеяться без причины, бред нести какой-то отрывистый или за другими повторять или молчать, танцевать странно, себе или окружающим вредить. Либо в статую превращается, и его можно загнуть как угодно, либо он сопротивляться будет, но позы не поменяет, – неожиданно встряла в разговор и всех просветила своим научным знанием Света, сделав такое довольное лицо, типа, не лыком шита.
– Да, – сказала Саша и продолжила. – И вот к кататонии добавляются ещё проблемы на уровне вегетативной нервной системы. И это капец.
– В каком плане капец? – спросил Марк.
– Капец в таком плане, что больного начинает херачить кататония, а к этому ещё добавляется повышение температуры нефиговое, лихорадит больного. И ещё добавляется истощение крайнее организма просто ни с чего, человек не ест, не пьёт. Плюс кровью наливаются участки на теле и кровоподтёки появляются. Сердце как отбойный молоток. У больного поражается и отекает мозг, лёгкие, развиваются недостаточности всякие и короче вообще пиздец полный, – прошептала она. – Человек тупо умирает от того, что, грубо говоря, сходит с ума. Или сходит с ума до такой степени, что умирает от этого. Организм сам себя убивает. Это не очень правильно, конечно, но это именно так и выглядит. Это не так, что типа долго и гладко это всё проходит. А достаточно быстро, чтобы человек на глазах просто погас. Это очень опасное состояние, очень смертельное…