Нос

– В гей-бордель, – засмеялся он.

– Не знал, что такие у нас есть. А ты, видимо, знаток, – пошутил я в ответ.

– Ну признайся, что пока ты там был, то у тебя хотя бы раз встал на какого-нибудь мальчика.

– Знаешь, я буду честен, потому что я честный человек. Была там история одна…

– Ага, так я и знал! Сам признался! – обрадовался он.

– Ща ещё какую-нибудь хуйню ебанутую расскажет, – пожаловалась Саше Света.

Мы расселись по своим местам, я отпил чаю и сказал:

– Да нет, не ебанутую. Просто вместе со мной поступал туда один паренёк…

– Который тебе очень понравился, и ты хотел дать ему в попу? – заржал Марк.

– Такие фантазии у тебя насчёт меня? Как я даю кому-то в попу? Ну ладно, я такое не поддерживаю, но все мы разные… – ответил я. – Короче, был он очень женственный. Ну то есть на него смотришь и понимаешь, что это не дворовой какой-то гопник, не шпана какая-то, которую обычно принимают в дурках, а какой-то просто ранимый мальчик.

– И тебе стало жалко и его? И ты захотел сделать ему приятно? – продолжал он смеяться.

– Марк, дай ему рассказать, – Саша упрекнула его.

– У него, к тому же, волосы были такие… Ну по плечи примерно. Светлые, блондинистые. Золотистые. И не прямые плоские, а такие… Не знаю, как описать, но объёмные, короче, немного кудрявые даже. И черты лица не угловатые, а гладкие какие-то, что ли. А! Не гладкие, а плавные. Вот. Ну и в целом он не мужиковатый какой-то был, а женственный, как я уже сказал. То есть от него не веяло какой-то мужественностью.

– Рыбак рыбака, – сдерживал смех Марк.

– Да блин, Марк! – Саша хлопнула его по ноге.

– Ладно, ладно…

– И в приёмном покое раздевают, осматривают поступающих. И я краем глаза заметил его раздетого. Тело у него тоже не какое-то мужское, а что-то типа среднего. Он худой был, но не костлявый, не угловатый. Очень хрупко выглядел, как девушка.

– То есть в целом он больше на девушку был похож? – спросила Саша.

– Ну да. То есть не совсем прямо девушка-девушка, но что-то типа среднее, близкое к девушке.

– Так, и что дальше?

– Да ничего, в общем-то. Поступил он в то же отделение, что и я. Ходил такой потерянный, испуганный, прямо хотелось поддержать его как-то. Потом его обрили, и он стал очень странно выглядеть.

– В каком плане странно? – спросила Света.

– В таком, что волосы ему какой-то шарм придавали, а без них он просто как-то отталкивающе начал выглядеть. Ну и когда я в себя уже более-менее пришёл, когда уже подрочил на каждую медсестру по двадцать раз, – а медсестёр там было не много, стоит упомянуть, – то пребывая в обстановке, где что-то типа нормы, что пацаны ебут друг друга в жопы, был момент, когда я вспоминал этого парня, когда его ещё не обрили, когда он был похож на девочку… И за неимением женщин, возможно, – но крайне маловероятно, – если бы я совсем уж отчаялся и начал бы сходить с ума без женщины, – чего, слава всему, не произошло, – то, может, и присунул бы ему разок, если совсем уж невтерпёж стало бы.

– У-у-у! Ну всё-ё-ё! Тут-то и оно всё вскрылось, – засмеялся Марк.

– Что ты смеёшься? В таких условиях это нормально вообще-то. Ты бы тоже начал заглядываться на кого-нибудь там, с твоим-то либидо, – одёрнула его Саша. – Особенно на кого-то такого, кого он описал сейчас!

– Но мне сейчас мерзко об этом думать, – я дополнил свои слова.

– Да, ещё в Древней Греции все достойные и лучшие мужчины мальчиков любили, – неожиданно добавила Света.

– Да, и звались педерастами, – ответил ей Марк.

– Это не было синонимом гомосексуала. И плюс они их не ебали в жопы.

– А что делали?

– Наслаждались красотой, учили и ебали промеж бёдер.

– Откуда ты это знаешь?

– Книжку читала, – насмешливо произнесла Света.

– Это вообще сложный и комплексный вопрос. О гомосексуальности в Древней Греции, – добавила Саша.

– Да и мы не в Древней Греции сейчас, – сказал Марк и обратился ко мне: – Короче, смотри. Если б к тебе подошёл вот такой женоподобный мальчик, как ты описал, и сказал бы, что любит тебя, то как бы ты отреагировал?

Я взял несколько десятков секунд на раздумья. Это был сложный вопрос. Наверняка, для кого-то нет. Но я предпочёл оценить ситуацию с разных сторон.

– Наверное… Если он ОЧЕНЬ женственный, то есть вообще не отличить с виду… И если он не считает себя мужчиной, а считает женщиной, причём серьёзно так считает, а не так, что иногда мужчина, а иногда женщина… И если он, или уже она, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО меня ЛЮБИТ, то есть прямо реально любит… То я бы, наверное, разрешил ему любить меня.

– Что значит «разрешил любить меня»? – недоумевал Марк.

– Ну значит, что я бы не мешал ему испытывать чувства ко мне, и по возможности, наверное, попытался бы как-то не отвергать его слишком жёстко, чтобы ему не так больно было от того, что я не по мальчикам. Я, всё-таки, человек, и не хочу обижать и заставлять страдать других людей.

– Слушай… Я имею в виду, что стал бы ты его ебать и взял бы замуж, – пояснил он свой вопрос.

– Ебать… Нет, я бы не стал. Опять же, меня не привлекают мужчины и мне неприятно об этом думать. Даже при соблюдении всех предыдущих условий о женственности и отсутствии женщин в моей жизни… Скорее всего нет. Потому что… Чтобы мне понравился человек, не являющийся женщиной, это должен быть прямо исключительный «экземпляр», прямо действительно что-то пришедшее извне этого мира… Прямо реально какое-нибудь творение какой-нибудь богини любви, воплощение любви… Нет, это даже не человек должен быть… Это существо должно быть бесполое, без хуя и пизды. Создание Бога, созданное олицетворять и распространять его любовь. И к этому существу у меня даже не будет такой любви и интереса, какой испытывает человек к человеку. Он понравится мне не так, как может понравится человек. Это трудно описать, это что-то из разряда духовного. Это влечение за гранью человеческих чувств, которое совмещает в себе всю хорошую любовь, а хуйню исключает. Так что ебать бы я его тоже не стал, потому что, во-первых, некуда, а во-вторых – незачем. Ебать – это низменная любовь. Я бы тянулся к этому существу как к посланнику высших сил, и любил бы его, как любят богов, духов, ангелов. Испытывал бы высшую любовь, забывая о проблемах телесных. Но, повторюсь, это вообще должно быть что-то из рамок вон выходящее, это должен быть уникальнейший случай и уникальнейший человек, чтобы такое произошло. И вообще не человек. Так что такая ситуация, наверное, невозможна. Но только в такой ситуации я мог бы испытать особую любовь к не-женщине. Типа есть любовь к людям, есть любовь между мужчиной и женщиной, есть любовь дружеская, есть семейная. И есть эта особая любовь, которая совмещает в себе и любовь к ближнему своему, и любовь дружескую, и любовь духовную – короче всё, кроме сексуального влечения. Это духовное единение с божественным, которое выходит за границы интереса к какому-то полу и вообще какой-либо биологии, потому что добро – бесполое и бестелесное. А замуж… Ну навряд ли, потому что, скорее всего, нам было бы похуй на такие вещи. Если вообще возможен такой союз человека и описанного мною существа, если вообще возможно сказать «нам» или «мы», говоря о союзе с ним. Навряд ли мы с этим существом были бы «парой» в привычном понимании, потому что скорее всего это воплощение любви было бы «парой» с каждой душой каждого человека.

– Чувак… Мне кажется… Ты ёбнулся, – смотрел на меня удивлёнными глазами Марк. Затем он спросил: – Я вообще не понял, что ты сейчас сказал. Какая-то чушь. Давай на землю немного вернёмся. Ответь на вопрос. Не замуж, ладно, а хотя бы появление на публике, например. Появился бы на публике с мальчиком, которого ты описал, и который сказал бы, что любит тебя?

– Ну, что значит «появился бы на публике»? Ты имеешь в виду как пара? Потому что в кино сходить, как обычно мы ходим друг с другом, так-то тоже появление на публике.

– Как пара.

– Как пара не появился бы, потому что не было бы пары, потому что я не по мальчикам.

Марк вздохнул, огорчённый ответом:

– Эх, я думал, что поинтереснее что-нибудь скажешь, чем такие стандартные отговорки. Ну и попонятнее, чем набор слов, что ты раньше сказал.

– Да я тоже думал, что поинтереснее что-нибудь скажу, – усмехнулся я. – Но времена и нравы, к сожалению или к счастью, не очень способствуют к интересным разговорам. Может быть, когда-нибудь потом поинтереснее что-нибудь скажу.