Носитель. Z-32

– Надо что-то делать.

– Что? У них стволов дохрена, да и, обрати внимание на пулеметную точку на крыше.

Ваха перевел взгляд и заметил уставившийся в небо ствол оружия. Мелькнула тень стрелка, на секунду, но было ясно, что при малейшем шевелении, он точно не будет жалеть свинца.

– Может из подствольника?

Хоровод нарастил свой темп, в толпе что-то невнятно кричали, истерические нотки пения забились в исступлении. Девица с тазом наполненным кровью, двинулась к следующей жертве.

– Ладно, попробуем. – Трофимов зарядил подстволник, выцелил как мог из окна, потянул за спусковой крючок. Пух. Граната ушла за конек, рвануло. Хоровод даже не прервался, однако с двух сторон вспыхнуло пламя, забили пули по кустам.

Вахитов кубарем скатился на первый этаж, метнулся к забору, сорвал чеку с гранаты, метнул, целясь в дом, затем вторую, и не дожидаясь ответной реакции, ласточкой нырнул в кусты. Хоровое пение прервалось, послышались крики, на этот раз злобные, раздосадованные. Из ворот появился первый сектант, которого свалил Трофимов. Кто-то выглянул из-за забора, и тут же поплатился за это. Ваха резанул очередью, и в голове молодчика появилась пара нештатных отверстий. Снова сработал подствольник, на этот раз с веранды. Капитан спешно покинул позицию, перебравшись поближе к черному входу. Из окон адского дома начали поливать свинцом, кто во что горазд, но все больше в «молоко».

Улучив момент, Ваха метнулся к забору, в той его части, где тень от соседнего дома, не позволяла, как следует, рассмотреть местность. За забор к дому вновь ушла граната. Рвануло, крики, стоны. Везло неимоверно. Однако в какой-то момент все опять пошло наперекосяк. Внутри забушевало пламя, сначала неуверенно, потом рев его стал могучим и резким, усилилось пение, резанул по ушам визг боли, потом другой, градом посыпались проклятья. Снова кто-то выстрелил в темноту, но совершенно неуверенно. И на этом все.

Добравшись до нового наблюдательно пункта, Ваха вытер пот со лба, глянул во двор, и обомлел. Дом догорал, догорали хозяйственные постройки, дымились на земле сектанты. Это не была шальная искра. Один из несчастных застыл на коленях, все еще сжимая мертвой рукой ту самую канистру с бензином. С десяток людей в различных нелепых, неестественных позах, расположились на земле. Кто-то скорчился эмбироном, другие наоборот были выгнуты дугой или застыли в судорогах смертельных страданий. Неизвестная секта сделала свое дело. Все три пленника у столбов были мертвы, а после, по одному только известному им ритуалу, они прибегли к самосожжению.

Дождались утра и только тогда рискнули войти. Всего сектантов насчитали двадцать человек. Несколько обгорелых трупов нашли в самом здании. Там они жили, питались, совокуплялись. Там они шли к своей цели и видимо достигли ее, а затем покончили с собой. Массовые самоубийства в религии не новость. Травились, кидались в огонь, резали вены, дышали ядовитым газом, в общем развлекались как могли. На втором этаже в углу нашлась стопка оккультной литературы, вперемешку с научными статьями и журналами по живой природе. Часть их обуглилась, так что толком и разобрать что-то не получилось. В подвале нашелся алтарь. Каменный дом сработан был на славу, выгорев нутром он устоял, не обрушив перекрытия и не завалив проходы. У самого алтаря располагалось несколько канистр, литров по двадцать каждая. Их было три, и наполнены они были маслянистой темной субстанцией, не то кровь, не то кровь с бензином или маслом. Тут же рядком выстроилось множество черепов. Человеческие, вываренные, лишенные последнего клочка плоти, с закрепленной проволокой нижней челюстью, они стояли как банки с соленьями, по периметру помещения, на полках, от пола до потолка.

Обыск ничего не дал. Ни понятия о культе, ни документов, ни карт. Оружие, найденное внутри, было не пригодно для использования, из этого некрополя вообще сложно было что-то унести. Единственное, что не пострадало, так это генератор, но он был настолько тяжелым, что о том, чтобы забрать его с собой, да даже просто куда-то передвинуть и спрятать до поры, не могло идти и речи.

– Это еще ладно. – Нехотя поделился Трофимов. – Под Омском нашли целый поселок, организованный, с охранением и техникой. Каннибалы. Отлавливали путников и делали из них гуляш с котлетами. Целые поисковые экспедиции по городам и весям устраивали, били из луков и арбалетов, притаскивали на веревках в свое логово и там свежевали. Эти еще гуманно поступают по сравнению с ними.

– Все равно не понимаю. – Вахитов тяжело вздохнул. – Как это мозг должно так закоротить, чтобы себя поджечь?

– Слепая вера, брат. Фанатизм. Самое страшное оружие. Фанатики слепы в своих убеждениях, но совершенно логичны в действиях, вроде как умственно больные или серийные убийцы. Это только первичная идея чужда и противоестественна, порой совершенно нереальна на первый взгляд, и как вариант, аморальна и мерзка. Идут они к выполнению цели логичными, привычными для нормального человека способами. Раньше их хоть что-то сдерживало. Полиция была, честные граждане, а теперь что, навалился гуртом и вперед. У кого ресурсы и оружие, тот царь и бог на отдельно взятом гектаре.

Город прошли быстро, хоть и осторожно. Вахе постоянно что-то мерещилось, однако оглядку эту, он предпочел учесть, а не отмахиваться. Внутри оставалось какое-то гадкое, щемящее чувство. Каждый километр, каждый квартал, каждый шаг, уносящий прочь от сектантского логова, не приносил облегчения. Внутри будто что-то надломилось. Вахитов воевал, много и долго. До катастрофы он полмира объездил, консультируя, отбивая, защищая, делая свою работу качественно и хорошо, но никогда не был фанатиком, и не понимал, как такое возможно. В Африке он видел детей, обколотых героином и не выпускающих из рук автомат. В Корее пришлось столкнуться с пленниками, сидящими в клетях, по шею в воде. В мусульманских странах резали головы у живых пленников, а противник нарочито небрежно смачивал пули в свиной крови, чтобы моджахед ненароком в рай не попал. Везде рвало крышу, посттравматический синдром, болезни из-за контузий, плохой сон, алкогольная и наркотическая зависимость. Война ломала людей, меняя их умы, мировоззрение, причины и следствия некоторых поступков, и тех, кто смог выйти из этого круговорота, не навредив себе и родным, можно было сосчитать по пальцам.

Ваха и понять толком не мог. Война теперь была везде, пряталась за поворотом, скрывалась в растяжке за дверью, таилась во взгляде затравленного оборванца, убегающего от собак, пылала живым факелом фанатика, решивших так бессмысленно и беспощадно расстаться с единственным ценным даром, собственной жизнью. Порядки теперь были иные, старые государства рухнули, рассыпавшись в пыль, а на их месте появлялась новая феодальная поросль, пополам с беспределом, да доброй щепотью злобы. То, что претило ранее, теперь выставлялось как доблесть. То, что считалось табу, теперь пестовалось, вбиваясь в молодые умы. Уже подрастало поколение тех, что не помнили того мира, такого близкого и далекого одновременно.

Последующие несколько дней пришлось таиться. Всполошились местные. Начали вновь появляться пришлые банды, оседать в лесах, работать по старинке, как партизанили их деды. Ночь стала родным домом, покров леса крышей над головой. Костер не разжигали, кутаясь в одежду по ночам и отсыпаясь в буреломе, если представлялась такая возможность. Ослабший от пыток Зулуса организм, и без того работавший с надрывом, начал сдавать. У Вахи появилась одышка, проступили темные круги под глазами, да так отчетливо, что стали похожи на синяки. Спать приходилось урывками, есть холодное и на бегу. Рай обещанный, рай близкий был совсем рядом, стоило только руку протянуть, вот только не протянуть бы ноги.

Одежка, казавшаяся впору, теперь висела мешком, бронежилет и автомат стали тяжкой ношей, но расставаться с ними даже сейчас Ваха не решался. И так много было потеряно, разошлось по чужим котомкам, карманам, да, может быть, сейфам. Что имеем не храним, потерявши плачем. Верная поговорка, ох, какая верная. На третий день наконец выбрались на побережье. Пришлось опять ползти, среди развалин и обломков, по чавкающей грязи и мху. Первой полосы, когда-то элитной, теперь попросту не было. Часть ракетных ударов во время конфликта пришлась сюда, в поисках военных баз. Жить тут было совершенно невозможно, и вот какая ирония. Земля в былые времена на этой прибрежной полосе стоила баснословных денег, и только очень обеспеченный человек мог себе позволить построить тут дом, вырастить сад. Теперь и патрона за эту землю никто не даст.