Ностальгия

Все заинтересованно оглядывались по сторонам. Гвен Кэддок и Атлас заулыбались: бог весть почему.

— Не нравится мне все это, — прошептала Саша.

— Нас оттуда не видно, — выдохнул рейнджер. Обвел взглядом всю группу, задержавшись на Вайолет, затем на Луизе, и вернулся к окну.

Владельцы фотоаппаратов и биноклей взяли их «на изготовку» — и приготовились ждать.

В учтивой профессиональной беседе с Филипом Нортом речь зашла о преимуществах винтовок крупного калибра (.357). Здесь рейнджер проявил недюжинные познания. Упомянуты были и слон, и африканский муравьед. Односложные впечатления от Африки.

— Мои герои! — зевнула Вайолет. — Как это скучно.

— Тише, женщина.

Рейнджер глянул на часы и отхлебнул из поясной фляги. Вскорости после того носильщик открыл плетеные корзины. До чего славно было закусить бутербродами с ветчиной и дымящимся черным кофе (все включено).

— Вы на рыжих кенгуру когда-нибудь охотились? — Гэрри подался вперед. Вспомнил, типа. Ха-ха. Один его приятель, Билл Смоллкомб, в прошлом году…

— Бвана!

Рейнджер поднял руку, призывая к молчанию.

— Это и есть наша приманка? — осведомился Гэрри, тихо присвистнув.

— Ожидался старикашка на костылях. — Рейнджер глянул на часы. — Так и знал, что он припозднится.

Все поглядели вниз, на женщину в шубке. Молоденькая; расхаживает туда-сюда, точно ждет кого-то. В темноте смутно белело бледное личико.

— Не следовало ей сюда приходить, — продолжал рейнджер на полном серьезе. — Добром не кончится.

— А приманка-то неплоха, — натянуто рассмеялся Гэрри.

— Неподалеку отсюда в сумерках замечена целая шайка. Человек пять; все мужики. Придется ей их отпугнуть, или худо ей придется. Уж шла бы себе дальше.

Рейнджер снова отхлебнул из фляжки и придирчиво оглядел подлесок позади женщины и по обе стороны от нее. Свет фонаря повисал в воздухе желтым, размытым по краям куполом; сотни мотыльков кружили в центре; женщина расхаживала взад и вперед.

— Она все испортит.

— Все, пиши пропало, — проговорил Чаро, поднимаясь на ноги.

— Нет. Подождите.

Все молчали. Бывалые путешественники умеют делать скидки. В тусклом свете Кен Хофманн украдкой поглаживал по шее Вайолет Хоппер. Луиза пожимала руку Борелли.

— Капитализм, свободное предпринимательство по природе своей тяготеют к насилию, — объяснял Борелли Джеральду. — Они зиждутся на власти, скорости и наглядности, зависят от этих трех факторов. Всеми силами поощряются визуальные различия и эгоизм…

— Ну, кто-то же должен победить, — отозвался Кэддок.

— Неудивительно, что изгои автоматически становятся хищниками…

— Выживает сильнейший, таков закон джунглей? — встрял Кэддок с очередной банальностью.

— Это вы не в политику ударились, я надеюсь? — прошептала Луиза.

— Нет, не то чтобы. Это я просто размышляю.

Филип Норт тронул рейнджера за плечо.

— Не следует ли предостеречь ее, ну, окликнуть или что-нибудь в этом роде?

— Нет, это их спугнет.

Памятуя, что это — их последняя ночь в Америке, Каткарты воспользовались возможностью надписать кипу открыток.

— Бвана, — прошептал носильщик.

Женщина остановилась. Обернулась.

— Нет! — крикнула Саша.

— Заткнись! — прошипел рейнджер.

Из полумрака выступили пуэрториканцы, с ног до головы в коже, — вышли этак вальяжно, непринужденно, темные и безмолвные, как тени вокруг. Среди них затесался и один белый. Женщина затравленно заозиралась. Вцепилась в воротник шубы.

— Ишь здоровущие, — выдохнул рейнджер.

Норт потряс рейнджера за плечо. Тот словно не почувствовал: подавшись вперед, он жадно наблюдал за происходящим.

Женщина бросилась бежать. Налетела на одного из громил, упала. Шайка обступила ее тесным кольцом. Опрокинувшись на спину, женщина принялась лягаться; потеряла туфлю. Сперва у нее вырвали сумочку. Она захлебнулась рыданиями.

— Кто-нибудь, да остановите же их! — крикнула Саша. — Что за животные!

Лесничий оттащил ее от окна.

— Ты хотела поехать. Теперь смотри. Женщина совершила ошибку. Природа берет свое. Такова жизнь. — Он обернулся к Норту. — И ты тоже, сядь на место!

Бедная жертва; белые бедра раздвинуты в лунном свете. Шуба распахнулась, платье разорвано по всей длине и вкось. Остальные держали ее за руки. Игра теней многократно умножала этот «союз» — во всей его угловатости и свирепой, сплетенной черноте.

Никто не замечал, что происходит с Шейлой: рот и глаза широко открыты, по телу пробегает дрожь, рожденная жаром, электризующая нервные окончания; внезапно, резким рывком, ноги ее раздвинулись. Шейла с трудом сдержала крик. Несколько человек пытались сохранить отчужденное равнодушие; но большинство прерывисто дышали, качали головой при виде этакого зрелища или смущенно пощелкивали языками.

— Госссподи! — хрипло выпалил Гэрри, выражая чувства большинства. — Животные, как есть животные; вы только гляньте!

Каткарты надписали последнюю открытку и принялись приклеивать марки.

Саша сидела на полу, закрыв лицо руками. Норт ее утешал. Луиза рядом с Борелли плакала, трясла головой.

Их собственное положение казалось туристам слишком уязвимым, исключало вмешательство. Прямо под ними бесновались пятеро, вооруженные свободой азарта и выкидными ножами. По крайней мере, здесь, на дереве, они — на подветренной стороне.

Женщина распростерлась на земле — измученное животное, изувеченный пушистый зверок, растерзанный, измочаленный. Последние двое спорили, чья теперь очередь; она слабо дернула ногой. Высокий белый рухнул на жертву.

Свет разом погас. Воцарилась непроглядная тьма. Смутно различимая фигура рейнджера рванулась с места.

— Кто это сделал? Где вы?

— Мы видели достаточно, — промолвил Борелли.

Голоса на улице то нарастали, то затихали. Затем настала тишина.