Новая философская энциклопедия. Том третий Н—С
Шрифт:
ПЕРИОДИЗАЦИЯ И КЛАССИФИКАЦИЯ. Основные проблемы связаны с хронологическими и регионально-языковыми особенностями формирования патристики. Хотя римский мир на закате своего существования столь же мало соответствовал абстрактной норме «античности», сколь и будущего «средневековья», патристику не следует квалифицировать как «переходное звено» между античной и средневековой философией, поскольку религиозное ядро с самого начала обеспечило ей высокую степень внутренней цельности, а христианская парадигматика, рожденная в первые века патристики, без существенных изменений более тысячелетия доминировала в философском сознании Европы. Поэтому по большинству параметров патристика генетически связана со схоластикой (которая может рассматриваться как непосредственное продолжение патристики) и внутренне стоит к ней неизмеримо ближе, чем к античной философии. В то же время патристика стилистически и в некоторых отношениях содержательно отличается от схоластики. В начальный период и даже в эпоху расцвета патристика зависила от античных культурных стереотипов, которые, не затрагивая непосредственно сферу христианской парадигматики, оказывали заметное влияние на каждого представителя патристики пропорционально его образованности. Хотя ориентированность на античную культуру во многом носила внешний характер (план риторического выражения, техника использования философских теорий и терминов), она определила интеллектуальную стилистику патристики, поскольку отцы Церкви непосредственно из античного наследия получали то, что средневековым авторам доставалось через христианскую традицию. Поэтому методологически целесообразно рассматривать патристику как «христианскую античность» в отличие от схоластики как «христианского средневековья» (Трельч), учитывая стилистическую завершенность определенного периода рефлексии, определяющую две линии преемства: внешне-генетического между античностью и патристикой, и внутренне- генетического — между патристикой и схоластикой. На основе этого критерия к нач. 20 в. было принято концом патристики считать на Западе деятельность папы Григория Великого (6 в.), а на Востоке — Иоанна Дамаскина (8 в.). Формальная классификация патристики по языковому принципу обретает реальное содержание, когда дело касается проблематики регионально-культурного сознания. Поскольку л ишь греческий и латинский языки выражают значимые в масштабах всей патристики различия менталитета, деление ее на греческую и латинскую в основном совпадает с делением на восточную (включая периферийные ветви — сирийскую, армянскую, коптскую) и западную. Восточной патристике свойственно внимание к высокой теологической проблематике и традиционная ориентация на платоническую метафизику: большая часть богословских новаций принадлежит Востоку, где интенсивность догматико-церковной жизни была гораздо выше, чем на Западе. Латинский Запад, объединенный римской культурной традицией, проявлял больший интерес к проблемам индивида и социума, т. е. к антропологии, этике и праву. Эти общие тенденции не исключают, разумеется, того,
211
ПАТРИСТИКА гит), который утверждается и в западной традиции (Марий Викторин, Августин). Этот период отличается наибольшим разнообразием жанров. 3. ПОЗДНЯЯ ПАТРИСТИКА (6-8 вв.): кристаллизация догматики. Теоретико-догматическая сторона патристики окончательно принимает форму непреложного канона. Крупные теоретические новации отсутствуют, зато интенсивно ведутся комментаторство и систематизация (Леонтий Византийский) в то же время растут мистические тенденции (Максим Исповедник) и принципиальное внимание к аристотелизму (Иоанн Дамаскин), что предвещает схоластику. На Западе теоретизирование постепенно также начинает приобретать переходные к схоластике формы (Боэций, Кассиодор).
РАЗВИТИЕ ФИЛОСОФСКОЙ ПРОБЛЕМАТИКИ. Понятийная структура элл инской философии оказаласьединствен- ным средством, способным оформить религиозный опыт христианства и придать ему общезначимость в пределах тогдашней культурной ойкумены. Так, из «ограничения» веры при помощи понятийного аппарата возникли христианские теология, космология и антропология. Вместе с тем ни одно понятие греческой философии не было способно с полной адекватностью выразить реалии христианского религиозного сознания. Поскольку Писание выступало как источник истины и конечная объяснительная инстанция, христианское теоретизирование формировалось как экзегеза священного текста, т. е. как религиозная герменевтика, заимствовавшая античную аллегорическую методику через Филона Александрийского. Наиболее высокий, метафизический вид экзегезы требовал осмысления важнейших парадигм греческой философии, в ходе которого кристаллизовались два основных типа богословия — «отрицательный» (апофатическая теология) и «положительный» (катафатическая теология). Платоновское запредельное первоначало, стоящее выше бытия и категориальных различий, было идеальной объяснительной моделью для христианских представлений о непостижимости Бога; традиционная апофатика, спорадически заметная уже у апологетов и развитая Оригеном, достигает кульминации в неоплатонической версии 4—5 вв. — у Григория Нисского и в особенности у Псевдо-Дионисия Ареопагита. Радикально-антирационалистический и персоналистски-ориентированный вариант апо- фатики, намеченный Тертуллианом, не получил развития (если не считать поздних сочинений Августина), т. к. не отвечал спекулятивным потребностям патристики, и был востребован лишь протестантизмом. Но и традиционная апофатика, таившая в себе отказ от всякой попытки объяснить отношение Бога к миру и человеку, неизбежно должна была получить противовес в виде катафатической теологии, содержательно гораздо более широкой (в ее сферу входят тринитар- ное учение, христология, космология, антропология и т. д.) и использующей помимо платоничесюгх перипатетические и стоические элементы. Эти взаимодополняющие типы бого- словствования никогда не выступали в совершенно «чистом» виде, хотя один из них мог предпочитаться сообразно уровню учения того или другого автора и особенностям его регионально-языкового менталитета. Апологетика по преимуществу катафатична и космологачна. Ей импонировало стоическое учение о мировом разуме-логосе, позволявшее объясшпъ мироустроительные и провиденциальные функции Бога-Творца, раскрывающиеся в Христе- Логосе и божественной премудрости-Софии. Космополитический пафос стоицизма также отвечал насущным практическим задачам апологетов. Стоицизм достаточно заметен у Климента Александрийского (в учении об этическом идеале) и достиг кульминации у Тертуллиана, который опирается на стоическую онтологию. В дальнейшем стоическое влияние сохраняется лишь в космологии (гармоническая упорядоченность мироздания), антропологии и этике, а сферу высокой парадигматики безраздельно занимает платонизм. Уже у апологетов встречаются первые апофатические высказывания (Бог непостижим и трансцендентен) в сочетании с катафати- ческим использованием платонических и перипатетических элементов (Логос присутствует в Боге-Отце как разумная потенция, получающая энергийное выражение в акте творения). Ориген, создавший первую систему философской теологии, во многом сходную с неоплатонизмом, определил дальнейшие пути развития патристики. Возвышенное монотеистическое благочестие и глубина платонизма как нельзя лучше отвечали возросшим метафизическим потребностям зрелой патристики и задачам тринитарной полемики, которая вывела онтологическую проблематику на первый план. Формула Никейского собора («единство в трех Лицах») требовала отказа от схематически-рационалистического субор- динационизма (учения о неравносушности Лиц-ипостасей), которого придерживались апологеты, Тертуллиан, Ориген и которое пропагандировал Арий. Поскольку в апофатической проекции бытие Божье выше категориальных различий, вопрос решался в катафатической плоскости: трансцендентное единство нужно было представить как «явленное» в трех различных ипостасях. Каппадокийцы пытались достичь этого с помощью переосмысленного учения Аристотеля о категориях и о «первой» и «второй» сущностях: Бог может быть представлен как родовая сущность, проявления которой обладают устойчивыми индивидуальными свойствами (но при этом остается «первой» сущностью). Разработка тринитарной (а затем и христологаческой) проблематики временно оттесняла апофатический метод на задний план, но после оформления тринитарной каноники неоплатонически ориентированная апофатическая теология вновь заявила о себе ростом мистических тенденций в 5—6 вв. (Псевдо-Дионисий Ареопагит, Максим Исповедник). Христологическая полемика 4—5 вв. была хронологическим и смысловым продолжением тринитарной, используя те же методы для решения теологического вопроса о соотношении двух природ во Христе, т. е. двух различных субстанций, парадоксально соединенных в одной «первой» сущности, по формулам Эфесского и Халкидонс- кого соборов, «нераздельно и неслиянно». Борьба с рационалистическими крайностями (которые, как правило, и считались ересями) христологаи — несторианством и монофизитс- твом (5—6 вв.), а затем — монофелитством (6 в.) — завершила догматическое оформление патристики. Тео-антропологическим дискуссиям сопутствовало оформление жанра христианской антропологии в сочинениях Григория Нисского, Немесия и Августина. Теологическая формула «по образу и подобию Божьему» обнимала широкий комплекс вопросов — прежде всего, об отношениях бессмертной души и смертного тела, который решался в платоническом духе, но с несвойственной платонизму спиритуализацией плоти (жи- вотворениегшотивоХристе,фядущеевоскресениелюдейвно- вой плоти) и с решительным отрицанием как платонического предсуществования душ, так и стоического традукционизма, прспт1воречившиххристианскимпредставлениямонеповтори- мой уникальности каждого человека. В частных вопросах использовались соответствующие анпгчные теории (порой почти
212
ПАТРИЦИ в неизменном виде); антропологические изыскания патристики во многом суммируют трактаты «О природе человека» Неме- сия и «Об устроении человека» Григория Нисского. Этическая проблематика со времен апологетов развивалась на фоне господствовавших полемических настроений. Если на Востоке доминировала традиционная моралистика и (со времен Оригена) переосмысленная в христианском духе традиционная же проблема обоснования моральной автономии при помощи теодицеи, то атмосфера западного теоретизирования определялась персоналистической и волюнтаристической перспективой, особенно характерной для Августина: соотношение индивидуально-человеческой и Высшей воли. Учение Августина о спасении благодатью, даруемой не на основании заслуг, противоречило господствовавшей традиции и не было востребовано позднейшим католицизмом, но оказалось созвучным индивидуалистическому протестантскому сознанию. Вместе с тем необычное даже для патристики внимание к индивидуальной психологии нашло выражение в моральной аналитике «Исповеди». Космологическая тематика, намеченная уже апологетами, подчинена обоснованию креационистской модели мироздания (в противоположность стоическому пантеизму, а позже — неоплатоническому эманатизму): мир сотворен «из ничего» по преизбытку божественной любви (в отличие от гностического учения о «злом» демиурге); тварная материя не является злом или небытием. Образцовая космология патристики — «Шестоднев» Василия Великого — рассматривает мир как гармонически упорядоченное целое, целесообразно направляемое божественным промыслом. Эстетические аспекты космологии разрабатывались на всем протяжении патристики — от описаний красоты зримого мира у апологетов до метафизической «светописи» при изображении умопостигаемой красоты у Псевдо-Дионисия Ареопагита. На стыке этики и космологии возник такой феномен, как эсхатологическая историософия «Града Божьего». Основные теоретические достижения патристики стали достоянием средневековой западной и византийской теологии; при этом нужно учитывать, что в силу ряда причин восточная патристика более плавно эволюционировала к своим византийским формам, чем западная — к схоластике. Значительная часть энергии патристики была затрачена на полемическую разработку теологической догматики и оформление традиции, которую последующая эпоха получила в относительно «готовом» виде. Поэтому схоластика (в первую очередь западная) могла уделять гораздо большее внимание чисто философской стороне предмета: эта «вторичная рефлексия» вкупе с решительной сменой методологических ориентиров позволяла ей постепенно освобождаться от ограничений конфессионального философствования. Вместе с тем некоторые теологические проблемы обрели вторую жизнь в эпоху Реформации: учение о предопределении Августина во многом определило исходные установки протестантизма и рамки конфессиональной полемики 16—17 вв. На Востоке же традиционная догматическая проблематика патристики продолжала разрабатываться в иконоборческой (8—9 вв.) и паламитской (14 в.) полемике. Современными наследниками патристики являются католическая мысль (томизм и августшшамство), определяющая себя как «религиозное пользование разумом» (Жильсон), и связанное с восточной традицией православное богословие. Тексты: MPG; M PL; Die Griechischen Christlichen Schriftsteller der ersten drei Jahrhunderte. В., 1897; Corpus Scriptorum Ecclesias- ticorum Latinorum. Vindobonae, 1866; Sources Chretienne. P., 1942; Corpus Cristianorum. Series Graeca. Turnholti.-Parisiis, 1977; Corpus Cristianoram. Series Latina. Turnholti-Parisiis, 1954; Patrologia syriaca, ed. R. Graffin, vol. 1—3. P., 1894—1926; Corpus scriptorum christianorum orientalium, edd. Chabot J., Guidi J., Hyvernat H. et al. P., 1903; Patrologia orientalis, edd. R. Graffin, F Nau. P., 1903; Texte und Unter-suchungen zur Geschichte der altchristlichen Literatur, hrsg. von 0. von Gebhard und A. Harnack, Bd. 1-15. Lpz., 1882-97; Idem, Neue Folge, Bd. 1-15,1897-1906; Idem, 3 Reihe, hrsg. von A. Harnack und A.Schmidt. Lpz., 1907; Patristische Texte und Studien, hrsg. von K. Aland, W. Schneemelcher, E. Muhlenberg. B.-N.Y, I960; в рус. пер.: Творения св. отцов. М., 1843; Библиотека творений св. отцов и учителей церкви западных. К., 1879; 2-е изд. 1891. Лит.: Ancient Christian writers, ed. by J. Quasten and J. С. Plumpe. West- minster-L., 1946; Reallexikon fur Antike und Christentum. Sachworterbuch zur Auseinandersetzung des Christentums mit der Antiken Welt, hrsg. von Th. Klauser u. a. Stuttg., 1950; Dizionario patristico e di antichita cristiane, diretto da A. di Bernardino, v. 1—3, Roma-Casale Monferrato, 1983—88. ГарнакА. Сущность христианства. СПб., 1907; Болотов В. В. Лекции по истории древней церкви, т. 1—4. СПб., 1907—17 (М., 1994); Спасский А. История догматических движений в эпоху вселенских соборов (в связи с философскими учениями того времени), т. 1,2-е изд. Сергиев Посад, 1914; Флоровский Г. В. Восточные отцы IV века. Париж, 1931 (М, 1992); Он же. Восточные отцы V—VIII веков. Париж, 1933 (М., 1992); Майоров Г. Г. Формирование средневековой философии. Латинская патристика. М., 1979; Зеньковский В. В. Основы христианской философии. М., 1992; Бычков В. В. Aesthetica patrum. Эстетика отцов Церкви. М, 1995; Stockl А. Geschichte der christlichen Philosophie zurZeit der Kirchenvater. Mainz, 1891 ; HarnackA. Geschichte deraltchristlichenLiteraturbisEusebius, Teil 1—2. Lpz., 1893— 1904 (2 Aufl. 1958); Bardenhewer O. Geschichte der altkirchlichen Literatur, Bd. 1-5, 2 Aufl. Freiburg, 1913-32 (Darmstadt, 1962); Troeltsch E. Augustin, die christliche Antike und das Mittelalter. Munch. —
В., 1915; Fr. Ueberwegs Grundriss der Geschichte der Philosophie, 2 Teil. Die Patristische und Scholastische Philosophie, 11 neu bearb. Aufl., hrsg. von B. Geyer. В., 1928; Gilson E., Bohner Ph. Die Geschichte der patristischen Philosophie. Paderborn, 1936; Cayre F. Patrologie et histoire de la theologie, 1.1-3. P., 1945-55; de Ghellinck J. Patristique et Moyen Age, 1.1-3. P., 1946-48; Quasten/. Patrology, vol. I—III. Utrecht-Antwerp, 1950-60; Vol. I-IV. West-minster, 1986; Schneider K. Geistesgeschichte des antiken Christentums, Bd. 1—2. Munch., 1954; Gilson E. History of the Christian Philosophy in the Middle Ages. N. Y, 1955; Wolfson H. A. The Philosophy of the Church Fathers. Cambr. (Mass.), 1956; Spanneut M. Le stoicisme des peres de l'eglise. P., 1957; Beck H. G. Kirche und theologische Literatur im Byzantinischen Reich. Munch., 1959; Chadwick H. Early Christian Thought and the Classical Tradition. Oxf, 1966, 2 ed. 1985; Altaner B. Patrologie, durchges. u. erganzt von A. Stuiber, 8 Aufl. Freiburg, 1978; Osborn E. The Beginning of Christian Philosophy. Cambr, 1981. Библ.: Христианство. Энциклопедический словарь, т. 3. М., 1995, с. 489—557; Kern С Les traductions russes des textes patristiques. Guide bibliographique. Chevetogne—P., 1957; Bibliographia patristica. Internationale patristische Bibliographie. В.—N. Y, 1956; Stewardson J. L. A bibliography of bibliographies on patristics. Evangton, 1967; Sieben H. J. Voces. Eine Bibliographie zu Wortern und Begriffen aus der Patristik (1918-78). B.-N.Y, 1980. А. А. СтоляровПАТРИЦИ (Patrizi, Patrizzi) Франческо (1529, Кресе в Далмации — февраль 1597, Рим) — итальянский натурфилософ- платоник эпохи Возрождения. Происходил из знатной хорватской семьи. С детства много путешествовал, изучал в Падуе и Ингольштадте богословие и медицину, занимался книготорговым делом, издавая в т. ч. описания неведомых стран. С 1570 — придворный философ герцога Феррарского и профессор платонической философии, позже перебрался в Рим, где ему покровительствовал папа Климент VII, его бывший
213
ПАУЛЬСЕН учник. Литературное наследие разнопланово: комментарии к лирике Петрарки, переводы сочинений Прокла и Иоанна Филопона, трактаты и диалоги о политике, поэтике, истории, военном искусстве, а также собственно философские труды «Перипатетические дискуссии» (1572 и 1581), «Новая философия Вселенной» (Nova de universis philosophia, 1591) и неоконченный диалог «Любовная философия». Подобно своему современнику Пьеру де ля Раме, Патрици выступил против безоговорочного признания авторитета Аристотеля в философии. Доказывая нерасторжимую связь всех вещей, он приходил к пантеистическому выводу о тождестве Бога (в качестве Всеединого) и мира. Соответственно, догмату о творении мира во времени «из ничего» Патрици предпочел неоплатоническую теорию эманации, объяснявшую и бесконечность мира, и его одушевленность в целом и во всех частях. В развиваемой Патрици метафизике света свет выступает как эманация, он все поддерживает, соединяет и различает. Всеединство Вселенной, первоначало, единое, благо, Бог тождественны; Бог повсюду и нигде. Бесконечная Вселенная включает в себя бестелесный божественный свет, переходящий в свет физического мира, все тела которого состоят из пространства, света, тепла и потока. Поток тождествен непрерывно изменчивой и движущейся материи, которая есть причина формы. Мир — откровение вечного божественного духа. В основе этики Патрици лежит учение о «филавтии», любви к самому себе, свойственной, как доказывал философ, всем сущностям и даже самому Богу. Соч.: De rerum natura. Ferrara, 1587; L'amorosa filosofia. Firenze, 1963; в рус. пер.: Любовная философия. — В кн.: Эстетика Ренессанса, т. I. М., 1981, с. 377-413; Поэтика. Декада спора.
– Там же, т. II. М., 1981, с. 123-171. Лит.: Горфункель А. X. Гуманизм и натурфилософия итальянского Возрождения. М., 1977; Brickman В. An introduction to Francesco Patrizi's «Nova de universis philisophia». N.Y., 1941. О. Ф. Кудрявцев
ПАУЛЬСЕН (Paulsen) Фридрих (16 июля 1846, Ланген- хорн — 14 августа 1908, Берлин) — немецкий философ, автор работ по истории философии, этике и педагогике. Профессор Берлинского университета (с 1878). Определяя смысл и задачи философии, выступал против позитивистского отрицания ее и сведения к гносеологии. Вслед за Лотие, Э. Гартманом, В. Вундтом он пытался возродить философию как метафизику, как общую теорию действительности, как «постоянно повторяющуюся попытку достигнуть цельного единства представлений и мыслей о форме и связи, о смысле и значении всех вещей» (Введение в философию. М., 1908, с. 3). Философия должна решать онтологические и космологические проблемы, т. е. проблемы о природе действительности как таковой и о взаимной связи всех вещей. Истолковывая философию как всеобъемлющую и универсальную систему знаний о мире, он превращал ее в науку наук. «... Все науки — принадлежат философии» (там же, с. 19). они входят в нее как ее необходимые звенья; стремление к универсальному познанию единой действительности объединяет философию и религию. Свою философию он определял как «идеалистический пантеизм» (там же, с. 242), суть которого заключается в истолковании действительности как обнаружения «единой духовной Всежизни». Примыкая к Шопенгауэру и'Фехнеру, он видел основу духовного в воле, которая есть первоначальный и постоянный фактор душевной жизни. В этике Паульсен выдвигает концепцию энергетизма, противопоставляя ее гедонизму. Для энергетизма высшее благо — сама жизненная деятельность, претворяющая цели в жизнь. Сущность счастья не в удовольствиях, а в самом процессе деятельности. Цель этики в определении совершенного жизненного утверждения человека как «члена высшего целого — человечества» (Основы этики. М, 1900, с. 276). Соч.: Versuch einer Entwicklungsgeschichte der Kantischen Erkenntnistheorie. Lpz., 1875; I. Kant, Sein Leben und seine Lehre. Stuttg., 1898, в рус. пер.: Педагогика. M., 1913 Лит.: Speck J. F. Paulsen. В., 1929. А. П. Огурцов
ПАФОС — в широком смысле взволнованное, приподнятое состояние человеческого духа, связанное с переживанием высокого предмета. Аристотель относит пафос к числу необходимых элементов трагедии, определяя его в качестве действия, причиняющего гибель или боль. Пафос, или душевное переживание, противостоит в анпгчной эстетике этосу, или устойчивому характеру. В Новое время категория пафоса связывается прежде всего с понятием возвышенного: изображение глубокого и сильного страдания, по мысли Ф. Шиллера, должно быть дополнено картиной сопротивления ему, в ходе которого обнаруживается самостоятельность и свобода человеческого духа. Гегель усматривает в пафосе разумное содержание, для него это «субстанциальные» силы мира, ставшие внутренним движением души, центром, определяющим собой все человеческие чувства и поступки. Театральный пафос делится им на субъективный и объективный: первый связан со страданием, подавленностью и пассивностью, переживаемыми публикой, тогда как второй относится к «субстанциальному» развитию театрального действия. В 20 в. оригинальную теорию пафоса строит С. Эйзенштейн на основе своих кинематографических экспериментов. Пафос, или экспрессивность, определяется им, в частности, как «скачкииз взрыва в взрыв», как своеобразная логика нарастающих и друг друга умножающих повторов. Эйзенштейновский пафос — это теория «захвата глубины» кинокадра, это особая техника актерской игры, прочерчивающей единые графические линии на всем протяжении фильма, это разновидности монтажа, влияющего на характер восприятия картины, короче, это такая теория (и практика), которая озабочена технологией экстаза как отдельной формы восприятия. В качестве категории восприятия пафос меняется с каждой эпохой: патетическое (преувеличенное и искусственное) узнается как таковое лишь по прошествии лет. Е. В. Петровская
ПАЦИФИЗМ (отлат. pacifer—примиряющий, приносящий мир; pax, pacis — мир) — доктрина, призывающая к полному избавлению от войн, милитаризма и насилия. Как жизненная позиция пацифизм предполагает отказ от какого-либо участия в любых войнах. Так понимаемый пацифизм, укорененный в христианском учении, был присущ христианам первых веков, средневековым еретическим движениям (напр., вельдензиан, чешских братьев), а также протестантским, т. н. миротворческим, церквам (меннонитам и амишам, квакерам, духоборам) в их стремлении к непосредственному практическому утверждению в жизни закона Христа. Наряду с христианским выделяют рационалистический пацифизм (напр., Б. Рассел) и мистический пацифизм (напр., О. Хаксли). Как практическая позиция пацифизм может принимать, как это выявил Дж. Йодер, многообразные по своему нормативному содержанию формы, среди которых выделяются две базовые. 1). Пассивный пацифизм — духовное и идейное противосто-
214
ПАЦИФИЗМ РЕЛИГИОЗНЫЙ яние войне и силе. В своих ранних формах такой пацифизм заключался в позиции непротивленчества вообще в соответствии с Иисусовыми заповедями (Мф. 5:9, 39). 2). Пацифизм активного ненасильственного сопротивления. Современный пацифизм, получивший особенное развитие после 1-й мировой войны и обогащенный опытом кампаний ненасильственной борьбы, которые проводили М. Ганди иМ.Л. Кинг, настаивает на необходимости активного сопротивления, но без использования уничтожающей силы (см. Ненасилие). Посредством «гражданской обороны» («civilian-based defence», no Дж. Шарпу) создаются такие условия, при которых агрессор не в состоянш реализовать свои цели. В отличие от христианского пацифизма философия активного ненасильственного сопротивления необязательно покоится на религиозных и этических принципах. Лит.: Нибур Райнхольд. Почему Церковь не стоит на позициях пацифизма, — В кн.: Нибур Ричард, Нибур Райнхольд. Христос и культура. Избр. труды, М., 1996, с. 514—32; Sharp G. The Politics of Nonviolent Action. I—III. Boston, 1973; Yoder J. H. Nevertheless: Varieties of Religious Pacifism. Scottdale, PA, 1992. P. Г. Апресян
ПАЦИФИЗМ РЕЛИГИОЗНЫЙ (лат. pacificus - умиротворяющий) — религиозная доктрина, отрицающая насилие и войны как способ разрешения социальных и межличностных конфликтов. Миролюбивые мотивы и осуждение насилия отчетливо выражены в Новом Завете и отцы Церкви (Климент Александрийский, Ориген) считали войну несовместимой с учением Христа. Превращение христианства в официальную религию Римской империи (4 в.) свело на нет эти мотивы, и в 5 в. Аврелий Августин выдвигает доктрину справедливой («священной») войны, санкционируемую Римской церковью. Она получает разработку в трудах Фомы Аквинского, Ф. Суареса и повсеместно применяется в средневековой Европе. Идеологов ранней буржуазии отличало двойственное отношение к вооруженным конфликтам. Они осуждали их как препятствие для развития промышленности и торговли (фритредеры), но оправдывали, если войны велись против средневековых «тиранов», ради новых рынков сбыта, источников сырья и т. п. По мере того как войны становились все разрушительнее, призывы к миролюбию звучали все громче, но пацифистскими признавать их неправомерно, поскольку они уживались с признанием «справедливых» войн. Эта амбивалентность проявлялась и в позиции основоположников протестантизма. Так, М. Лютер признавал «роль меча» для обеспечения гражданского порядка, а Ж. Кальвин установил террористическое правление в когда-то «веселой» Женеве. К вооруженному насилию призывали лидеры плебейского крыла Реформации (Т. Мюнцер, Иоанн Лейденский), и оно захлестнуло Германию в Крестьянской войне (16 в.). Идеи веротерпимости и религиозного пацифизма в собственном смысле этого слова впервые были высказаны христианскими гуманистами и противниками ранней протестантской ортодоксии (Эразм Роттердамский, С. Франк, С. Кастеллио, М. Сереет). В качестве бескомпромиссной установки пацифизм был выдвинут рядом протестантских сект, которые выражали интересы мелкобуржуазных слоев и апеллировали к этике Евангелия (швейцарские и чешские братья, гуттерское братство, менноииты, квакеры и др.). Наиболее детально теологическое обоснование пацифизма разработано квакерами. В каждом человеке, учат они, незримо присутствует Святой Дух («внутренний свет», «живой Бог», «Слово»), поэтому убийство любого человека, а тем более массовые убийства, какими являются войны, — это не что иное, как «богоубийство», которое не может быть оправдано никакими «человеческими» (политическими, правовыми, гуманистическими и т. п.) соображениями. В России начиная с 17 в. возникали радикальные религиозные объединения (духоборцы, некоторые разновидности молокан, позже пятидесятники, толстовцы и др.), противопоставлявшие себя закону «Кесаря» и выступавшие против церковной доктрины «священной войны» и призывов к защите «веры, царя и Отечества». Пацифизм, носящий абсолютный характер, т. е. в принципе отвергающий понятие «справедливой войны», с трудом мыслился в контексте светского мировоззрения. До 20 в. пацифистские идеи оставались инородными вкраплениями в теологических системах официальных и крупных церквей, а их последователи, отказывающиеся участвовать в военных действиях и брать в руки оружие даже для защиты собственной жизни, постоянно подвергались репрессиям со стороны как светских властей, так и церковных лидеров. Катастрофические разрушительные последствия 1-й и особенно 2-й мировых войн привели к резкой активизации миротворческой деятельности христианских церквей (прежде всего методистской и англиканской). Решающий поворот обозначило наступление ядерной эры. Если раньше религиозные пацифисты отвергали всякую войну как «богоубийственную», то теперь любая ядерная война могла рассматриваться как самоубийственная для человеческого рода в целом. Тем самым религиозный пацифизм получал возможность стать фрагментом светской социальной мысли, обрести аргументы, исходящие не только из высших небесных ценностей, но и из сугубо прагматических земных соображений. Начиная с 1950-х гг. на Западе возникает массовое движение т. н. ядерного пацифизма, объявляющего святотатством войну с применением средств массового уничтожения — ядерного, химического, биологического, лазерного оружия. Ныне эту позицию практически разделяют все крупнейшие христианские церкви. Сторонники «ядерного пацифизма», как правило, признают «справедливость» применение оружия обычного типа для национальной самообороны, однако программы, подобные квакерской, остаются активным ферментом возрастающей активности пацифистов, ее конечным идеалом. Вместе с тем наблюдается повсеместное возрастание роли религиозного фактора в национально-этнических конфликтах. Сами по себе они вызываются конкретными социально-экономическими, геополитическими факторами и могут быть предметом заинтересованных переговоров и возможных компромиссов. Однако их сакрализация, ореол провиденциальной неизбежности рождает фанатизм соперничающих сторон и сводит до минимума шансы на разумную договоренность. Примерами могут служить противостояние иудаистского, христианского и исламского миров на Ближнем Востоке, конфронтация мусульман и индуистов в Кашмире, суннитов и шиитов, терроризм «арабских фундаменталистов», учащающиеся призывы к джихаду на Северном Кавказе и т. д. При всей своей социологической наивности и «нереалистичности» пацифизм служит важным фактором и залогом выживания человечества, прообразом торжества гуманных цивилизованных отношении между народами, странами, отдельными людьми. Лит.: Митрохин Л. H Христианство и борьба за мир (религиозный пацифизм на Западе: истоки и социальная роль). — «ВФ», 1984, № 11 ; Он же. К вопросу об истоках и роли современного пацифизма на Западе. — В кн.: Вопрос всех вопросов. М., 1985. Л. Н. Митрохин