Новая хозяйка Академии
Шрифт:
– А куда мы идём?
– спохватилась я, когда Академия осталась позади. На улице было в меру снежно и тепло. После недели морозов такая погода располагала к прогулкам. Несмотря на снегопад и хмурое небо, город сиял чистотой и светом от многочисленных окон.
– Недалеко от Академии есть сосновый парк, вполне уютное место. Надеюсь, вы не против, Косса?
– Вам виднее, - улыбнулась я мужчине, - меня столько не было в столице, что пора узнавать её заново.
– Ну, я всегда к вашим услугам, - подмигнул Мистислав. Можно сказать, что лёд между нами растаял окончательно. Он больше не спрашивал меня про мужа, а я махнула рукой на его намёки.
Лекарь
Я не без удивления отметила, что мой спутник пользуется вниманием у девушек. Ему доставались и улыбки, и кокетливые взгляды из-под опущенных ресниц. После третьей барышни я тоже присмотрелась к мужчине. Меховым шапкам наш лекарь предпочитал тёплый капюшон, а традиционной шубе - короткую плотную дублёнку. Я привыкла видеть его в зелёной робе, поэтому в брюках и ботиках Мистислав казался мне другим человеком. Это было непривычно... но ничего особенного. Круглые очки, на мой взгляд, делали его похожим на простака и мямлю, не спасало даже красивое лицо. В общем, я решительно не понимала, на что там смотреть.
Но девицам словно мёдом было намазано на моём лекаре.
– Кажется, вы наладили отношения с Яном, - произнёс мужчина, отвлекая меня, - никогда не думал, что вас можно называть Косичкой... Простите, услышал обрывок разговора.
– Не нужно называть меня Косичкой, - рассмеялась я и вдруг призналась, - это прозвище дала мне мама. Зарину она кликала Зари или Зарюшкой, а я была Косичкой. Но после её смерти... мы больше не используем прозвища.
– Понимаю, детские воспоминания - одни из самых сильных. А от чего умерла ваша матушка? Или мне не стоит говорить на эту тему?
Я снисходительно покачала головой. Кое-кто уже давно не ребёнок, чтобы переживать из-за ерунды.
– Она повесилась. Мне тогда было десять, Зарине семь. Мы тяжело перенесли её смерть. Мама всегда говорила, что живёт ради нас, что мы не останемся без её поддержки, а в итоге... она нас бросила, - на последней фразе голос предательски дрогнул. Детские воспоминания действительно самые сильные и самые безжалостные. Повзрослев, я отчасти понимала мотивы матери... Но маленькая девочка в душе никогда её не простит.
– Повесилась?
– мужчина ошарашенно повернулся ко мне.
– Но почему?
Предсмертную записку матери сжёг отец... Но я догадывалась, что толкнуло её на самоубийство. Сложно не угадать, конечно. Отец никогда не стеснялся в выражениях. Упрёки, которые получала мать, были далеко за гранью вежливости.
Со своим мужем я сразу выставила границы дозволенного. Хотя по скотству князь Венский заметно опережал моего отца.
Спохватившись, что не ответила Мистиславу, я вымученно улыбнулась:
– Лекари сказали, что причиной стала послеродовая депрессия. Иногда такое случается. Просто пропало желание жить.
Мужчина посмотрел на меня с явным сомнением во взгляде. Покорно кивнула:
– Я понимаю, что это общие слова, Мистислав, но ворошить прошлое не хочу. Наверное, мне было б легче не знать правду, искать виноватых... Однако она ушла сама. Этого достаточно.
За разговором я не заметила, как мы прошествовали в небольшую беседку, увитую гирляндой. Такие беседки прятались в хвойных нишах парка. Наша оказалась
самой дальней, зажатой между раскидистой елью и оградой. Вокруг не было ни души, и только звуки паркового оркестра долетали до нас.Мистислав неожиданно перехватил мои руки, поглаживая и согревая озябшие пальцы в своих ладонях.
– Не нужно меня жалеть!
– зло произнесла я, осознав смысл этого жеста.
– Почему, Косса? Я всего лишь беспокоюсь.
Мы встретились взглядами. Мой возмущённый и упрямый его. Где отец такого лекаря нашёл?!
– Я не нуждаюсь в вашем беспокойстве.
– А куда вы теперь денетесь... Косичка - в конец обнаглевший мужчина поднёс мою ладонь к губам и поцеловал. От его поступка я потеряла дар речи.
– Мистислав, вы что творите?!
Лекарь вдруг улыбнулся с самым проказливым видом:
– Немного компрометирую вас. Позволите?
Вторая пощёчина за день - это слишком для меня, но он явно напрашивался... Лишь в последний миг я остановила ладонь. Даже с учётом поцелуя, компрометировал он явно на троечку. И это детское прозвище... Сдаётся мне, что лекарь сейчас банально заговаривал мне зубы. Отвлекал от мрачных мыслей.
– А вы интриган, Мистислав, - хмыкнула я, сложив руки на груди.
Он тоже оскалился, но в глазах его мелькнул странный хищный огонёк.
– Может быть. А может, я просто успокаиваю вашу бдительность?..
Перед сном я не удержалась и вновь открыла дневник Лисы.
Сегодня я встретила мастера Глеба у озера. Прислонившись к дереву, он смотрел на закат. Я любовалась его сосредоточенным видом и воинской статью. Но больше всего мне хотелось улыбки. Нежной, ласковой улыбки на его лице. Для меня... Мечтай, Лиса. Вот не думала, не гадала, а разревелась как девчонка. Зачем ему, взрослому, опытному и сильному мужчине любовь какой-то плаксы?.. Но когда опускаются руки, как упырь из могилы появляются подруги!
Сула сказала, что мастер Глеб некогда входил в тайную канцелярию и за нашей Академией он... ну вроде как присматривает. Думаю, в этом плане Суле, дочери мастера-архивариуса, можно доверять. Хотя Сана и фыркала весь вечер, что мы с ума сошли.
Суть плана Сулы была такова - в первую очередь заняться именно клятвой верности "Лоранель". Подруга даже пару запрещённых книг мне из архива притащила. А дальше просто - упомянуть про Лоранель при мастере Глебе. Бывший страж тайной канцелярии непременно должен заинтересоваться! Шутка что ли, я пытаюсь разгадать секрет имперской клятвы верности!
Сана считает, что мы хотим зайти слишком далеко. Отчасти я согласна с ней, но... Это действительно хоть и призрачный, но шанс. Тем более, вряд ли страшные тайны Империи прячутся в академической библиотеке. Тут нужен другой уровень.
В общем, я решила попробовать.
Погасив свечу, я убрала дневник и озадаченно посмотрела в окно. Воистину в любви люди сумасшедшие!
Утром меня едва не сбило счастливое нечто в чёрном костюме. Форма на факульете Полиции считалась самой... неоднозначной в Академии. Поверх нижней кофты надевался приталенный жилет с пуговицами, а вместо привычной юбки были плотные штаны-шаровары. На лекции студенты ходили в мягких туфлях на плоской подошве, а на практики - в тяжёлых армейских ботинках.