Новая Инквизиция 2
Шрифт:
Из ниоткуда ничего не появляется. И если даже мой распотрошенный труп сумел вернуться к жизни, то совершенно очевидно, что за это чем-то пришлось заплатить. Боль в самом деле стала первым предвестником моего восстановления, и теперь я буквально балансировал на самой границе гипонекрии, за которой меня поджидала жесточайшая ломка. Ломка, по сравнению с которой пережитый процесс воскрешения покажется просто райским наслаждением…
Осознав, что мгновение, когда ненасытный внутренний зверь сожрет последние капли тьмы, не за горами, я перестал стучать по крышке. Надежда быть услышанным с поверхности не оправдалась. Либо я ломился слишком тихо и слабо, либо никто в это время вблизи моей могилы не ходил. Так можно тарабанить очень и очень долго, но не добиться никакого результата. Поэтому я сменил тактику
С большим трудом управляясь с непослушным телом, я упер ладони в «потолок» своей темницы и толкнул его. Ха! Наивный. С тем же успехом можно было перевернуться на живот и пытаться продавить землю, вот только... Хм, а ведь это в самом деле идея!
Безмолвие сырой могилы прервалось шуршанием и тихим постукиванием, которые я производил, пока перекатывался со спины. Похоже, я изрядно похудел за прошедшие деньки, и поэтому гроб не казался мне непомерно тесным. Скорее, я в нем болтался как карандаш в стакане, что сильно облегчало задачу.
После того, как мне удалось лечь на живот, я встал на локти и колени, а затем, заставляя трещать от натуги каждую свою мышцу и жилку, уперся задницей и поясницей в нависающую надо мной крышку. Показалось, или преграда немного прогнулась? Ух, черт, лишь бы это только не было обнадеживающим обманом моего самовнушения.
Пытаясь закрепиться поудобней и изворачиваясь как гуттаперчевая ассистентка ярмарочного фокусника, я кое-как подтянул ноги ближе к животу, чтобы иметь возможность приложить большее усилие. И теперь, застряв подобно камушку в протекторе ботинка, можно было подключить отощавшие бедра, создавая значительное давление. Почуяв призрачную близость свободы, я принялся с таким усердием толкать изнутри свой запертый ящик, что едва не переломал себе кости. Кромешная тьма расцвела радужными пятнами и вспышками, пляшущими перед глазами от перенапряжения, но я все равно не сдавался. И уже через какую-то жалкую сотню попыток мои потуги оказались вознаграждены!
Между колодой и крышкой образовалась небольшая щель, в которую просыпалось пару горстей влажной почвы. Я их тут же сгреб ладонями в сторону ног, чтобы не мешались, и снова ринулся на штурм преграды. Через несколько десятков таких попыток земли в моем посмертном обиталище стало так много, что пришлось прерываться и трамбовать ее ступнями, забивая в нижнюю часть гроба. А спустя еще столько же, когда надо мной уже образовалась небольшая полость, отсыревшие доски сдались и тихо захрустели!
Ах, что это был за звук! В миллионы раз приятней ангельского пения и аккомпанемента небесных флейт! Но расслабляться рано, впереди еще много работы. Проклятая ткань внешней и внутренней обивки, плотно обтягивающая каркас подземного узилища, крепко его держала, не позволяя переломиться! Надо было что-нибудь придумать, чтоб облегчить себе задачу.
Взяв небольшую паузу для раздумий, я ненадолго успокоился. Вот же едрёна матрёна! Хороший ведь обычай был раньше, хоронить павших с оружием в руках. Как бы оно мне сейчас пригодилось! Хоть бы кортик какой мне на пояс повесили для солидности! На флоте, вроде, так и делают. Ну не зубами же этот провонявший сыростью атлас грызть…
Внезапно в моем одуревшем от одиночества, мрака и долгой неподвижности мозгу звонко щелкнула гениальная мысль. Да я же целый майор нынче! Меня и хоронили наверняка в форме! Стало быть, лучи звездочек на погонах вполне можно использовать в качестве инструмента.
«Эх, дерьмо, оставался бы я капитаном, так у меня б этих звезд восемь штук было, пусть и не таких больших. А могли бы и в ИК-Б закопать! Чё, жалко, что ли?!», — ворчал мой разум, пока непослушные пальцы срывали с плеч погоны и разгибали усики у воинских знаков отличия.
Дальнейшие монотонные действия я производил на полном автомате, не замечая ничего вокруг. Ни ноющей боли, все еще не покинувшей окончательно мое тело, ни холода с сыростью, ни настойчивого нашептывания беспокойных соседей по участку. Для меня существовал сейчас только один враг — неподатливая крышка, которая все никак не желала выпускать мертвеца обратно. И весь мир сжался в одну крохотную задачу. Просто водить зажатой между пальцами звездочкой по обивке. Занудно и упрямо. Раз за разом, повторять до зубовного скрежета, стачивая и обламывая рифленые латунные лучики. Врых!
Вр-рых! Вр-р-рых!Наконец-таки атлас сдался и разошелся настолько, что я смог просунуть в дырку пальцы и потянуть в стороны. Грянувший при этом треск рвущейся ткани показался мне громче залпа корабельных орудий. Но остановило ли это меня? Да хрена лысого! Напротив, я кинулся на приступ с новыми силами.
Освобожденные от оков обивки доски быстро спасовали перед моим яростным напором. Они хоть и не сломались, но отогнулись достаточно, чтобы я смог просунуть голову в образовавшуюся щель. Потом, бешено извиваясь, как страдающая от эпилепсии змея, я принялся протискиваться вверх, прямо в ледяное, но податливое нутро отсыревшей земли. Она практически мгновенно забила мне глаза и нос, скрипела на зубах, но я все равно неудержимо полз, разгребая ее ладонями. По уже проверенной схеме почву я сваливал внутрь перекошенного гроба, а там трамбовал подошвами туфель.
Эх, хорошо быть кротом или землеройкой. Для них это родная стихия. А вот мне пришлось весьма нелегко. Путь из полутораметровой могилы показался целым путешествием до Луны, не меньше. В какой-то миг даже пришла пугающая мысль, что смерть все-таки настигла меня, и это мой персональный ад, в котором я вечно буду карабкаться к несуществующей свободе. Но нет, не успел я толком проникнуться этой устрашающей перспективой, как затяжной ужас закончился…
Ослепительно белый свет острозаточенной бритвой резанул по привыкшим к кромешному мраку глазам. Я бы наверняка вскрикнул от неожиданности, но по-прежнему не мог набрать в грудь воздух. Легкие расправились немного позднее, когда я, до боли жмурясь, по пояс выкарабкался из могилы. Первый вдох оказался слаще медового нектара. Я глубоко втянул прохладный сырой воздух, щедро пропитанный ароматами мегаполиса, но тут же закашлялся, потому что в моем рту и носу скопилось земли на половину лопаты, не меньше. Жесточайший приступ скрутил нутро, и меня стошнило.
Из моего горла целым водопадом полилась смолянистая черная слизь, вперемешку с перекрученными жгутами бинтов, комками ваты и какого-то тряпья. Неужели всем этим меня нафаршировали в морге, когда готовили к погребению? Фу… ну и гадость…
Судорожно сплевывая непередаваемо горькую жижу с губ, я кое-как продрал слезящиеся от света глаза, оперся на руки и высвободил ноги из подземного плена. Окинув себя пока еще подслеповатым взглядом, я неодобрительно цокнул. Да-а уж, ну каков красавец! В гроб краше кладут… впрочем, проехали, хватит уже об этом. И так понятно, что вылез я вымокшим до нитки, ободранным, исцарапанным и грязным.
Такая наружность больше подходила не офицеру боевой инквизиции, а… блин, даже не знаю. Трупу бомжа. Вот люди сейчас в обморок рухнут, когда увидят, какая страхолюдина расхаживает по улице. Не ровен час, меня первый же патруль ППС в обезьянник упакует. Удивительное получится возвращение героя, ничего не сказать. Ну да и хрен с ним! После того, что я пережил, мне вообще все ни по чем! Даже если задержат, а в отделении полиции гипонекрией накроет, то уж как-нибудь сдюжу. Но да ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Чего заранее котелок свой несчастный напрягать? Он у меня еще не так хорошо варит.
Плюнув на все условности, я принялся осматриваться вокруг, чтобы понять, какое сейчас вообще время суток и куда мне двигаться. Но тут вдруг взор споткнулся об замершую в шаге от могильной плиты с моей фотографией фигуру. Я сперва удивился, что заметил ее только сейчас, однако припомнив, как меня ослепили первые лучи света, быстро себе эту промашку простил. Ну действительно, я ж ведь и самого себя разглядеть смог далеко не сразу…
Молчаливый гость, судя по его неподвижной и напряженной позе, находился здесь достаточно долго, чтобы увидеть чудо моего возрождения если не с самого начала, то самую интересную его часть уж точно. И при ближайшем рассмотрении тот, кого я воспринял как таинственного незнакомца, оказался стройной барышней. Она стояла, широко распахнув веки и уронив челюсть чуть ли не до колен. Одна ее рука судорожно сжимала букет из алых гвоздик, а другая до побелевших костяшек стискивала дамскую сумочку. Девица оцепенела и не находила в себе сил шевелиться, а потому за моими телодвижениями следили одни только ее переполненные неописуемым ужасом глаза.