Новая история Колобка, или Как я добегалась

— …я подумаю!

Зря. Очень зря, да.

Хотя… с какой стороны посмотреть.

Растекшись по кровати, как блинчик по сковородке, я пыталась собрать мысли в кучу и одновременно, против воли, проваливалась в какое-то подобие полудремы, чувствуя себя выжатой до предела, но при этом парадоксально… наполненной. Будто все разбросанные кусочки жизни встали в паззл, в целостную картинку. И все теперь правильно. Все так, как и должно быть.

Уха коснулись горячие губы, ласково прихватили мочку.

— Выйдешь?

— Выйду, выйду! В окно от тебя выйду!

Над ухом рассмеялись, сгребли меня в охапку и пристроили на широкую мужскую грудь.

Сколько там времени? Шесть? Семь?

Вот-вот колобчата проснутся и надо как-то заставить себя выползти из объятий и из кровати, и я обязательно это сделаю, но вот полежать так еще минуточку, еще вот секундочку…

Вибрация телефона на тумбочке показалась оглушительной. Мы вскинулись оба, но для меня тревога была ложной, и я упала обратно, пока Мир потянулся за мобильным.

— Пап, а чего не в пять утра? — выдохнул почтительный сын в трубку вместо приветствия.

— Кто ж звонит в такую рань? — озадаченно пророкотала трубка густым и узнаваемым голосом Радомила Рогволодовича.

— У нас все нормально. — Я попыталась под шумок выскользнуть из-под Мира и одеяла и таки отправиться исполнять свой материнский долг, но мужская рука напряглась, удерживая. — Было нападение ведьм, но…

— Да меня Броня уже поставил в известность, — перебил будущий — мамочки мои! — свекр.

— А что тогда звонишь?

— Звоню сообщить, что мы с матерью выезжаем.

— Пап, ну мы же обсуждали! Дайте человеку прийти в себя!

— А мы не к вам! — объявил Рогволод, судя по голосу, крайне довольный собой. — Мы, знаешь ли, в заповедник! Тыщу лет с матерью по России-матушке не путешествовали, а там, между прочим…

Я тихонечко полезла под одеяло и оттуда буркнула:

— Не стоит, у нас тут дикая антисанитария! — и, подумав, добавила: — И никакого сервиса.

Мир хрюкнул и тут же закашлялся, пытаясь скрыть смех.

А в трубке тем временем, глубоким шепотом похожим на пароходный гудок, прозвучало:

— Сын, я-то бы и повременил, но мать твоя, женщина…

А затем там прозвучало что-то отдаленно похожее на удар газетой по макушке, Радомил сделал голос нормальным и полным достоинства, попрощался и отсоединился.

Но не успел Мирослав положить телефон обратно, как зазвонил мой. Я озадаченно вскинула бровь, изучив высветившееся имя, и приняла вызов.

— Лен, не разбудила? Вроде вы в это время не спите уже? — уточнила мама бодрым голосом. — Мы тут с отцом подумали и решили, ну чего до весны ждать? В общем мы билеты купили, сегодня выезжаем. Ты не переживай, мы в гостинице остановимся, мешать не будем, только поможем, если чем надо… а если нет, — голос ее дрогнул, но он справилась и вернула его в жизнерадостную тональность, — то заповедник посмотрим. Ты там уже столько времени живешь, а я только удосужилась почитать. Уникальное место, оказывается!..

…когда я положила телефон и перевела взгляд на Мирослава, то первым, что я сказала было категоричное:

— Мир, мы выезжаем!!!

— Куда?

— Куда — неважно. Главное — отсюда!

— Лена, — Мирослав ласково поцеловал меня в макушку. — Не все проблемы в жизни можно решить бегством.

— Но эту-то — можно! — упрямо настаивала я.

Мирослав, умный куда деваться, Радомилович подтянул меня поближе и прошептал:

— Да ладно, если нам повезет, то наши проблемы нейтрализуют друг друга.

— А если нет? — мой голос звучал почти жалобно.

— Тогда выезжаем, — согласился мужчина, которого я начала подозрительно подозревать в идеальности.

Официальное утро началось с драки. Стасик с Олей выясняли, чья машинка приехала в “Тишину”, а чья — потерялась по пути в переездах. Ярик ни с кем не дрался, он увлеченно расковыривал шнур от телевизора.

Пришлось вставать и вмешиваться, пока СМИ не травмировали юный любознательный организм, попутно уговаривая организм свой собственный, что два часа сна — это не “кошмар”, а “нормально, бывало и хуже”.

Надеяться на помощь не приходилось — у Адки нынче были те же два часа сна, плюс магическое противостояние с превосходящими силами… Н-да, не будет мне подмоги, не появится из-за холма кавалерия!

Дав синицам команду одеваться, и зевнув так, что челюсть чуть не выскочила из сустава, я неосмотрительно заглянула в зеркало в ванной — клянусь, случайно, просто из туалета мимо шла.

В зеркале показывали какую-то стремную бледную тетку, и, видимо, я ей тоже не понравилась, потому что взгляд у этой зеленоватой особы определенно был недобрый.

Я честно попыталась нарисовать поверх нее что-нибудь жизнеутверждающее, но в номере что-то загрохотало, и я тут же переосмыслила приоритеты.

Мирослава, конечно, жалко — но с Максом мне еще работать. Думать надо, чьи нервы беречь в первую очередь!

Завтракали тем, что бог послал. Бог послал толковых, исполнительных ребят из “Азоринвеста” — есть мы их, конечно, не стали, и даже не понадкусывали (но тут еще всё впереди), зато с аппетитом подъели кулинарные изыски, доставленные из круглосуточного общепита.

— Ты чего вскочила? — шепнула я Адке, у которой глаза съезжались в кучу, и веснушки проступили отчетливей, а других последствий бурной ночной жизни вроде бы не виделось.

— У меня работа, — непримиримо отозвалась она, фокусируя зрение и вовремя отбирая у Ярика безнадзорную горчицу. — А ты чего?

— А у меня — дети, — я бездумно повертела емкость в руке, и вытряхнула ее на хлеб.

— А! Давай меняться? — и ее предложение утонуло в моем сдавленном вопле.

Из глаз, носа и рта вырывался огонь, который не сразу, но удалось залить молоком.

Да твою ж раскрою!

Какое счастье, что завтракали мы малым семейным кругом, в в отсутствии Азоров, Макса и прочих нелюдей!

Всё. Я проснулась. Кофе для бодрости мне, пожалуй, уже не нужен!

— Ночью Святина пришла в себя, мы попытались с ней поработать, но результатов особо не достигли.

Мирослав деловито вводил меня в курс дела, а Ольга, успевшая обзавестись новым телефоном, что-то сосредоточено в нем строчила.

– Святина интеллектуально сохранна. Дядя Бронислав допускал, что… возможны варианты, но нет. Обошлось. Она в здравом уме, всё, что ей говорят, понимает, но не верит. — Мир подумал, и поправил сам себя, — Не хочет верить. Свернулась в клубок, лежит, ревёт. Даже мне её жалко стало.