Новенькая
Шрифт:
– Папа! Папочка! – закричала Карина и стала бить руками по стеклу. Она поняла, в чем дело. Решимость отца придала ей сил. Наконец, ей удалось разбить стекло и вылезти из машины. – Анжела, идем за мной! Скорее!
Папа! Я здесь! Папа!
Конечно, в ту же секунду, он подбежал к ней. Но тем и выдал себя, ведь до этого ему удавалось скрываться!
Бандиты, до того рассредоточившиеся для поисков, кинулись в их сторону!
– Не бойся, папа. Они нас не тронут! Мы вместе, а вместе мы сила! Помнишь, ты сам меня учил этому?
Увидев, что они окружены, Карина крепче прижалась к отцу, пытаясь унять бешено бьющееся сердце.
– Мы будем драться!
И Карина с криком
– Папа, держись! Я с тобой! – кричала она.
Внезапно взгляд девочки упал на одного из нападавших, который целился в спину Круста, готовясь выстрелить.
– ПАПА!!! НЕЕЕЕЕЕТ! – Карина резко бросилась вперед, раздался выстрел, затем последовала вспышка боли, яркий свет, удар. Карина упала на землю, даже не успев понять, что случилось.
Круст резко повернулся. Его дочь лежала на асфальте, в луже крови, с дырой в груди. Но она была еще в сознании.
– Папа... я хотела... хотела сказать тебе... что... – девочка с трудом могла говорить, из ее рта текла кровь, но она еще держалась. Круст чуть приподнял ее голову. – Ты... вел себя... очень смело...
Он опустился перед ней на колени. Нет, он едва ли понимал ее слова. Бой продолжался, все еще продолжался... Но Круст уже не мог встать, будто бы и его тоже сразило той пулей.
– Я горжусь... тобой... ты... был самым лучшим... – дыхание девочки прервалось, – агентом... в... во всем... мире... ты... был для меня... всей жизнью.... послушай... я должна сказать тебе.... что... быть.. твоей... дочерью... была самая большая... че... честь для меня... – по щекам девочки текли слезы. – Папа... не плачь... – она протянула ладонь, чтобы стереть слезу с его щеки. – Не надо...
Обещай, что присмотришь за Анжелой... Семеном... они мои друзья... передай им... что я их очень люблю... папа... я... я... – дыхание снова прервалось, Карина часто задышала. – Я хочу... чтобы ты запомнил меня такой... какой я была... ты хочешь что-то сказать? Не надо слез... они меня... не... спасут... Ты... можешь мне пообещать кое-что? – спросила девочка. Последняя капля жизни уходила из нее.
– Что? – едва слышно спросил он.
– Береги эту вещь, как память... обо мне... – она разжала окровавленную ладонь и дала ему свой медальон, подаренный матерью. – Это... подарок мамы... пусть он напоминает тебе обо мне... когда-нибудь... мы встретимся там... на небесах... а теперь... исполни мою последнюю просьбу... – в это время к ним подбежал директор.
– Обними меня... папа... – едва слышно попросила Карина, положив руку отцу на плечо. – Обними же... Я хочу умереть, запомнив твои последние объятия...
Пожалуйста... Только не плачь... слышишь? Не надо плакать... улыбайся. Ведь у нас с тобой столько хорошего было... не плачь...
Круст обнял ее, крепко прижал к себе. Нет, не слезы стояли в его глазах, а только влага текла по щекам. Это плакал не он, но его глаза, слишком уставшие от вида ужасающих картин.
Истребитель молчал и знал, что сейчас бесполезно говорить. Он стоял рядом лишь с одной целью: не пропустить к ним больше ни одной пули и ни одного бандита. Рука Карины медленно соскользнула с плеча Круста, глаза закрылись. Девочка умерла. Это была ее
последняя мечта – умереть в объятиях родного отца. Она знала, что встретит свою маму, что будет счастлива в ином мире. Сейчас девочка была похожа на куклу. Казалось, она просто спит и вот-вот должна проснуться.Но этого уже никогда не могло случиться. И затихание битвы все больше и больше оголяло эту правду.
На фоне победы, на фоне спасенности пленных это было слишком жуткой картиной.
Как-то совершенно неожиданно наступила тишина. Не такая, как прежде. Абсолютная. Ледяная. В это время к ним подскочил уже очнувшийся Семен. Увидев бездыханное тело своей подруги он упал рядом с Крустом на колени. Анжела стояла в стороне. Семен бережно взял девочку.
– Семен, это жизнь... крепись...
– Тихо прошелестел голос Злата, который пришел, чтобы забрать ее душу. – Мне нужна ее душа. Круст… прости, я должен забрать душу твоей дочери. Но ты сможешь видеть ее. Она не умерла. Ее душа будет рядом с тобой. Семен, хочешь сказать что – нибудь? – Злат тоже плакал. Но слез призрака никто не видел. Он умел скрывать свое горе. – Или ты, Круст? Она все – таки твоя дочь. Прежде, чем я заберу ее душу, кто – нибудь хочет сказать последние слова?
– Это слишком странно, что она могла умереть, – Растяпкин не поднимал глаз. – Я не могу... Нет, не могу. Но не надо привязывать ее к земле, если это случилось...
– Круст? – Злат посмотрел на агента. – Скажешь что – нибудь?
Внезапно Круст почувствовал слабое шевеление... он склонился к Карине и смог уловить еле слышное дыхание. В девочке еще теплилась жизнь!
– Быстрее, позовите врачей!
– Они уже здесь, – Истребитель почему-то улыбался, глядя прямо на Злата. – Боюсь, тебе и сегодня придется уступить академии, несмотря на то, что ты уже не злодей.
– Что происходит? – Анжела подошла к ним. Злат только усмехнулся. Но это была добродушная усмешка. Ведь за Кариной еще остался должок, помочь ему. Круст выхватил Карину из рук Семена и всмотрелся в ее лицо.
Все-таки... Едва заметно, но все-таки, живая и!..
– Положите ее на носилки, – впрочем, времени вглядываться правда не было. Врачебная бригада была уже наготове. Каждая секунда была на счету.
Как только Карина оказалась уложенной, они сорвались с места. Слаженность и уверенность их движений успокаивали всех присутствующих, хотя и не давали забывать об опасности.
Девочка лежала без сознания уже пятую неделю. Ранение было серьезным, врачам пришлось удалить одно легкое, а донора в больнице для Карины не было. Однако он и не требовался, ведь академия, сумевшая создать целого человека (вернее, человекоподобного робота), вполне могла воспроизвести определенную его часть.
Операция по вживлению легкого была назначена на завтра. Крусту, как отцу, разрешили побыть с дочерью перед операцией, чтобы поддержать ее. Злат тоже иногда появлялся в палате, навещал свою знакомую. Карина хоть и не видела отца, но она слышала его голос, чувствовала, как дрожат его руки.
Хотелось дать знак, что она жива, но она не могла.
– Переживаешь за нее, да? – спросил Злат у Круста. – Я тоже, если честно. Вот Митьку жалко. Хороший мальчик был, земля ему пухом. Вот как Карине сказать? Они же друзья были. Анжела вообще ходит равнодушная и холодная. Он же ее родственником был. А она ни слезинки не уронила, когда узнала, что он погиб.
– Она ко всему равнодушна... Точнее, не понимает ничего, – покачал головой Круст. – Но сейчас это не так важно...
– Жалко Карину... такая молодая... ей всего тринадцать. Думаешь, она перенесет операцию? Уже в тринадцать лет живое легкое на железо заменят... страшно все это.