Новик
Шрифт:
– И то верно. Ладно. Мне тут сказывали, что ты добро посидел в своей крепостице. Ту, которую ты поставил на зло воеводе, - хохотнул он.
– Много разбойного люда и татар побил. Это славно и урок для многих. Да и лампу добрую ты удумал. Посему я и пригласил тебя. Дабы наградить. Отныне поместье твое в вотчину передается за сиденье осадное.
– Служу царю! – рявкнул Андрей, вновь приложив правую руку к сердцу. Только излишне энергично, из-за чего стукнул кулаком по доспеху. Да и пятками щелкнул. На нем, правда, были не нормальные сапоги, но все одно – звук получился вполне подходящий для небольшого
– Хорошо служишь, – усмехнулся он. – Поставишь мне на будущий год две бочки своего светильного масла. В казну. И три гривенки краски ляпис-лазури. За то я закрою глаза на твои дела мутные. Тем более, что ты не под себя гребешь, а ради полка стараешься.
– Один раз, Государь? Только на будущий год? Или каждый год?
– А ты каждый год сумеешь?
– Не могу знать. Для светильного масла дерева нужно много. У меня поместье малое, быстро все закончится. Да и… Государь, я полбочки светильного масла целый год делал. На две бочки у меня ни дерева, ни людей не хватит.
– А на краску, значит, хватит?
– О краске я не ведаю. Пока ни согласиться, ни возразить не могу. Мне нужно время, чтобы понять – получится ли ее раздобыть еще и сколько.
– Ну что же… коль так, то поступим иначе. Треть всего, что ты торговлей или ремеслом добудешь, через вотчину свою, в казну передашь.
– И горшки? И наконечники для стрел?
– Ерничаешь?
– Никак нет. Не хочу голову в последствии морочить твоим людям. Ведь если мой слуга корзину сплетет, то треть ее тебе полагается. И как делить? Делать три, вместо одной? Да и зачем тебе корзина?
– А как бы ты предложил?
– Треть всего, что на продажу добуду – твое. Монетой ли, товаром ли, без разницы.
– Добро, - кивнул Иоанн. – Хорошо, пусть будет так. А теперь ступай.
– Государь, позволь просьбишку малую?
– Просьбишку?
– Думаю, что тебе уже донесли, будто бы меня по дурости называю волколаком селяне дикие.
– Разумеется, - кивнул царь. – И не только они. Слухов разных хватает.
– Позволь мне свой знак иметь и на прапоре поднимать его. Как раз белого волка на красном.
– Это еще зачем?
– Чтобы поместье оберегать. Там ведь от супостатов не продохнуть. Вместо сажание репы приходится могилы копать для татей и прочих озорников. А так, может опасаться станут. Люди темны. Верят во всякие глупости. Вот и думаю, почему бы их страхи не использовать к пользе дела?
– Ладно. Пусть будет, по-твоему. Ступай… - устало махнул рукой царь и отвернулся от Андрея, вернувшись к чтению. Десятник тут же засуетился. Открыл дверь, и они с парнем спешно покинул помещение…
[1] В данном случае имеются в виду мерины, доспехи с оружием, сбруя и деньги. Андрею засчитали очень приличную часть из-за чего он забрал себе весь конский состав, а десяток московской службы – монеты все остальное.
Часть 3. Глава 10
Глава 10
1553 год, 29 сентября, Москва
Андрей ушел, отправившись на подворье десятника, где ему назначено было ждать справленных грамоток. Вместе с ним удалился и десятник. А к царю заглянула царица, что наблюдала
весь их разговор с самого начала через особые отверстие в фальшь-стенке.– Как он тебе? – спросил Иоанн.
– Он не тот, за кого себя выдает.
– А я думал, что это только мне показалось… Но он – это он. С самого рождения до нынешнего дня он всегда был на виду у людей. Подмена исключена.
– А я слышала, что он год назад изменился до неузнаваемости. Словно в него бес вселился.
– Эта комната освящена особым образом. Нечисть в нее бы не смогла войти. В том мне божился митрополит. Тем более, встать прямо под вон ту икону, - кивнул он на стену, над дверью.
– Да и соседняя комната освящена и обкурена ладаном. А он там стоял спокойно и уверенно.
– Знаю.
– Да и отец Афанасий говорит, будто он не боится святой воды, распятия и не недужит в храме Господнем.
– Я это тоже знаю, как и то, что он носит распятие на груди и знает на зубок символ веры и несколько молитв.
– Тогда ты должна понимать, что он не может быть одержим бесом.
– Ты ведь видел больше меня простых поместных дворян. И понимаешь – он ведет себя не так. Совсем не так. Словно… Да чего тут говорить – так не каждый боярин себе может позволить. И не потому, что не может. Нет. Не в этом дело. Он… он просто другой.
– И чем же?
– В нем нет трепета перед тобой. Страха. Это просто невозможно. Любой из бояр жаждет твоей милости, но, в то же самое время боится твоего гнева. Тут же этого нет. Помнишь, как он читал вирши? Очень славные, к слову, вирши, что явно говорит о добром образовании. Но ты явно дал ему понять, что они тебе не по душе. И что же? Он лишь удивленно вскинул бровь. И все. А как он стоял там? – кивнула она на соседнюю комнату, где продолжал сидеть дьячок. – А как он вел себя в городе? Ведь он не удивлялся. Паренек из глуши оказался в стольном граде и смотрел вокруг на все скучающим взглядом? Скорее даже с разочарованием. Ты сам-то в это веришь?
– И кто же тогда он?
– А что сказал митрополит?
– Он сказал, что взял под стражу своего помощника. Дескать, это тот самоуправство учинил и татей нанял для захвата Андрея в плен. Обещался все исправить и каялся, что недосмотрел. Молил простить его.
– А… я не об этом. О том, как такое вообще возможно?
– Вообще ничего не сказал. Он сам не понимает, отчего паренек мог так измениться. Сводит все к тому, что неисповедимы пути Господа нашего.
– Откуда простой поместный дворянин из глуши знает о твоих… о наших сложностях с боярами? – Спросила она и заходила нервно по комнате. – Не понимаю… просто не понимаю… И мне страшно!
– Милая, - улыбнулся царь. – Если он и чудовище, то наше чудовище.
– Ты уверен в этом?
– Разве он говорил не искренне? Уж что-что, а это ты прекрасно чувствуешь.
– Да, но кто он? Что он?
– Вот давай и посмотрим. Он хочет служить? Пускай служит. В Туле.
– Отец Афанасий упустил тульского колдуна. Так ведь?
– Так. Но он и сам через месяц-другой явится и все подробно расскажет.
– Надо найти того колдуна и узнать, что же он такого сотворил. Я понимаю, что это звучит жутко и странно, но, мне кажется, он вселил кого-то в этого человека.