Новобранец

Спустя несколько минут монстр затих.

Человек с трудом пошевелился, высвободил руку, затем сделал усилие и отбросил труп зверя в сторону.

Он сел и поднял голову.

Рядом с ним стояла девушка в изорванном платье из грубого домотканого холста. Длинные рабочие перчатки болтались на ее худых руках, словно голенища, срезанные с сапог. Ее жидкие серые волосы свисали с висков на плечи неопрятными прядями, а бесцветные ресницы испуганно хлопали.

Человек подумал: «Кто это солгал насчет того, что молодость всегда прекрасна? Уродство не имеет возраста…»

А вслух произнес:

— Помоги мне подняться, милая. По-моему, этот зверь сильно меня расцарапал.

Она протянула к нему обе руки, так доверчиво и с такой готовностью, что легкое сочувствие царапнуло его сердце. Лишь на миг, правда. Ее пальцы, торчавшие из перчаток, оказались на ощупь шершавыми и влажными.

Он попытался встать, потом качнул головой.

— Садись-ка лучше рядом, — попросил он. — Надо бы нам обоим передохнуть.

— Я не устала, господин, — тихо промолвила она. — Это вы сражались, а я просто пряталась.

— Ты ведь испугалась, а это отнимает силы, — отозвался он добродушно. — Как тебя зовут?

— Ине. — Она назвала самое распространенное в здешних краях имя. Почему-то ей не хотелось открывать незнакомцу правду о себе. Скажешь — «Ингильвар» — и, кажется, сразу же любой догадается обо всех твоих потаенных мечтах.

— Ты из деревни, Ине? — продолжал он расспросы.

Он избегал смотреть на нее, подтверждая правильность ее догадки: дурнушка не должна носить имя красавицы.

— Да, мой господин, я из деревни, — тихонько ответила она и вдруг решилась: — Вы ведь — господин Лутвинне?

Он засмеялся.

— Как ты догадалась?

— Любая бы на моем месте догадалась. То есть — любой, — быстро поправилась она.

— Любая… любой… — Он повторил эти слова задумчиво, как будто пробовал их на вкус. — Интересно! Мне это раньше не приходило в голову. Скажешь — «любой», и фраза тотчас обезличится. Скажешь — «любая» — и это прозвучит, как обещание любви.

Теперь Ингильвар осмелилась рассмотреть его получше. Действительно, он таким и оказался, как его расписывали: высокий, худой, с нечеловеческими глазами.

— Отчего, мой господин, — спросила опять Ингильвар, — вы носите женское имя?

— Женское? — Теперь он выглядел удивленным.

— Лутвинне — женское имя, — пояснила она.

— Нет, коль скоро его носит мужчина, — сказал Лутвинне.

Она покачала головой.

— Это неправильный ответ.

Лутвинне засмеялся. Смотреть на эту девушку ему по-прежнему не хотелось, но разговаривать с нею оказалось забавно.

— Какой же ответ покажется тебе правильным?

Поразмыслив немного, она пожала плечами.

— Не знаю. Вы — ученый господин, защитник замка. Говорят, в замке много книг. Вы их читаете?

— Иногда.

— Будь я защитницей замка, я читала бы все эти книги! — горячо заявила Ингильвар. — Но все-таки для чего вам женское имя?

— Сбивать с толку оборотней.

— А это существо, — она боязливо покосилась на труп, — оно оборотень?

— Не знаю, Ине, — ответил Лутвинне. — Честное слово, понятия не имею. Оно было уродливым и, соответственно, злым. Его следовало уничтожить, пока оно не причинило вреда моим людям и моим владениям.

Ингильвар помолчала, размышляя над услышанным. Внезапно она заметила одну очень странную вещь: краска выступила на бледном лице Лутвинне, слегка тронула его скулы и сбежала на щеку. Он метнул в ее сторону взгляд и стремительно отвел глаза. «Он смутился, — поняла она. — Это из-за того, что он сказал об уродстве. Он считает меня уродливой».

— Лучше бы этот зверь разорвал меня на кусочки! — вырвалось у нее.

Лутвинне больше не скрывал своего смятения. Он быстро повернулся к ней, схватил ее за локти, встряхнул.

— Нет, — сказал он горячо. — Ты неправильно меня поняла.

Она дернулась, пытаясь вырваться.

— Правильно! Я все правильно поняла! Я так некрасива, что вы мысленно сравнили меня с этим… существом. С монстром! Иначе вы не покраснели бы. Ну что, что вы молчите? Я — уродина. Вы все время об этом думаете. Об этом все мужчины думают и все женщины. «Вот идет уродина».

— На самом деле я думал о пришельцах из серых миров, — ответил Лутвинне, постепенно обретая спокойствие.

Он выпустил ее руки и отвернулся.

— Они приходят в мою землю все чаще, — заговорил он ровным тоном. — Солдаты из замка и я сам то и дело натыкаемся на них.

— Впервые слышу о каких-то монстрах, — заявила Ингильвар.

— Ты далее увидела монстра, — возразил Лутвинне. — И можешь мне поверить, это лишь один из многих. Мы успеваем их уничтожать прежде, чем они добираются до людей.

— Этим и занимаются защитники? — спросила Ингильвар, постепенно смягчаясь.

— Иногда. А случается, у нас появляются и другие заботы. Но какие-нибудь заботы есть всегда. — Он придвинулся ближе к ней и теперь коснулся ее плеча вполне дружески. — Ты не должна на меня обижаться, Ине. Когда я сказал о том, что уродливое существо — непременно злое, я имел в виду… — Он вздохнул, подбирая слова. — Видишь ли, нечеловеческие создания устроены иначе, чем люди. Они и сильнее, и вместе с тем гораздо проще. Красивое — добро, уродливое — зло. Только в мире людей некрасивый человек может быть добрым, да и то, пока в него вглядываешься, перестаешь воспринимать его как… как… словом, как нечто непривлекательное. Ты меня понимаешь?

Он протянул руку, чтобы погладить ее по голове.

Ингильвар вскочила. Волосы ее растрепались, глаза засверкали от слез.

— Вот вы и сказали то, что думаете на самом деле! Про меня все так думают: жуткая уродина, хоть и добренькая… Не нужно мне этого!

Она бросилась бежать прочь с поляны и на бегу уже выкрикнула:

— Не нужно было меня спасать!

Лутвинне растерянно проводил ее глазами. Девушка давно уже скрылась из виду, а он все смотрел на то место, где она сидела: трава была примята, и завтрак остался разбросанным возле смятого платка. Затем Лутвинне перевел взгляд на труп зверя.