Новое место жительства
Шрифт:
— В смысле? — ошарашено спросил я, отгоняя целую вереницу предосудительных картин, промелькнувших перед мысленным взглядом. — Ты что, с ней…
— Нет, — покачал головой Юрка. — Я вообще, если хочешь знать, ни с кем не «что». Даром что в одной комнате, и ты подумал…
— Ну, я подумал… кстати, и я тоже… — пробормотал я. Юрка поднял брови:
— Ты–и?!
— Ну… да. Разное такое было, а это — нет, ни разу… — я махнул рукой: — Ну и что?
— Ну и я вроде как прописался у неё. Как здесь — обязательно заглядываю. Мелкие её меня папой стали звать. Мне сперва смешно было, неудобно — жуть… — он замолк. Я тихо спросил:
— А сейчас?
Он поднял глаза. И твёрдо сказал:
— Сейчас — нормально.
— Ну и правильно, — пожал я плечами.
— Да я не об этом, — Юрка показал на большущий дуб в стороне от тропинки. — Давай присядем… Вон хорошее местечко.
Действительно, попалось подходящее место — полянка, похожая на комнату с плотными зелёными стенками. Мы расседлали коней (я
В одной из Юркиных сумок оказались фляжка с квасом, хлеб, мясо, что-то вроде фруктовой жевательной конфеты — в виде небольших квадратиков, внешне похожих на мармелад. Лена положила ему с собой в дорогу. Я начал было есть, но Юрка вдруг с неожиданным остервенением бросил нож и выругался.
— Понимаешь, — он с настоящим отчаяньем посмотрел на меня, — я не шучу. Я их обеих люблю. Обеих, честное слово, Владька! — он ударил кулаками по земле и откинулся к корням дуба, то ли смеясь, то ли плача. — С какой рядом — ту и… — он стукнул кулаком уже по дубу (тот, конечно, даже не шелохнулся). — А если они вместе… было пару раз… — он криво усмехнулся, помотал головой. — Ой, тогда вообще… А главное — по–моему, они обе об этом догадываются, Владька!!! Точно догадываются!!! — в его голосе прозвучала настоящая паника.
— Я полюбил двоих - я не могу без них, ни без одной из них я не могу…— пробормотал я.
— Что? — Юрка бешеными глазами уставился на меня.
— Ничего, — я пожал плечами и уже громко сказал — прочёл:
— Как мне быть?! Я лгу в лицо обеим!
Я говорю одной то же, что и другой - что я её люблю! И я не лгу…— А… — Юрка обмяк. — «Собор Парижской Богоматери»… Belle… Да. Помню. Пожалуй.
— Мы с тобой знакомы неделю, — сказал я, срывая травинку и вставляя её в зубы. — Почему ты говоришь об этом мне, а не Ромке, например?
— Потому что ты… потому что ты мой брат… — тихо сказал Юрка.
Я лёг — почти упал — на бок, опершись на локоть. И долго смотрел на Юрку. Он не отводил глаз, и я, опустив голову, сказал:
— Да. Твой брат. Но я ничего не могу тебе посоветовать, честно.
— Да я и не жду совета… — он поднял нож, подбросил его, поймал, не глядя, нехорошо, по–больному, усмехнулся: — Ладно. Я просто рассказал, если уж на то пошло… Понимаешь, Нинка — это воин. Такое редко бывает. Чтобы не какая-нибудь там Лара Крофт придуманная, дура ротастая. Или там эти феминистки какие-нибудь, которые считают, что не хуже мужиков всё могут делать, а на самом деле просто мужиков стараются в баб превратить, потому что иначе никак доказать своё равенство не получается… Нет. Она — Воительница. Настоящая. Если она рядом — считай, спина прикрыта… а ведь так не про каждого парня скажешь. А Ленка — это дом. Очаг. С ней всегда спокойно, уютно… Знаешь, Владька… когда отец погиб… — он снова подбросил нож, поймал. — Мама… она тогда была… у неё должен был… — он коротко вздохнул: — Она родила мёртвого… мёртвого ребёнка. Мальчика. Моего брата. Понимаешь, они не только отца убили. Но и моего брата…
Я молчал. Но, когда он подбросил нож в третий раз — поймал тяжёлый клинок… как раз за секунду до того, как он вонзился бы в колено Юрке — он сам не поднял рук.
Поймал, порезав пальцы. И протянул оружие Юрке:
— Не надо, — сказал я. — От этого не легче. У тебя есть мать. А у меня…
Я промолчал, не договорил. Облизнул пальцы. Облизнул снова. Кровь имела привкус железа. Юрка взял нож.
— Поедем дальше, — сказал он.
— Поедем, — согласился я. — Но сперва ты поешь. Да и я ещё пожую.
И мы снова ехали. И, казалось, не было разговора на полянке у дороги.
Но я знал, что не забуду его никогда, этот разговор. Даже если мы об этом больше не заговорим — тоже никогда.
А Юрка уже говорил о другом. Но тоже об интересных вещах, об очень интересных. Не знаю — может, он отчасти хотел отвлечь себя и меня. Но вещи и правда были интересными…
— Мы уже знаем все ошибки, которые совершило человечество, все тупики… — Юрка сорвал, привстав в стременах, листик, растёр в пальцах, с наслаждением понюхал. — Мы не попадёмся в старые ловушки. Мы, конечно, сопляки, но мы всё учли. Очень постарались всё учесть… Поэтому думаю, что мы пробежим полторы тысячи лет развития человечества за два–три поколения. Например, у нас никогда не будет «грязной» добычи энергии, привычной юридической и финансовой системы… Мы через них просто перешагнём.
—
А про сопляков тебе кто сказал? — поинтересовался я. Юрка недовольно покосился из седла:— А почему ты решил, что мне это кто-то сказал?
— Да слышно же по голосу, — я усмехнулся. Юрка тоже ответил усмешкой:
— Наш общественник. Я полгода назад всё то, что тебе сейчас излагаю, на уроке обществознания выдал в виде домашнего реферата. Слово за слово, пошёл спор с учит… с преподавателем, — нужно было слышать, как Юрка это слово произнёс. — Ну и в конце я получил бронебойный аргумент, что мы сопляки и не видим, что капитализм единственно верный путь развития человечества.
— И пару? — догадался я.
— Угу, — кивнул Юрка. — Такие не упускают никакой возможности напомнить, что они взрослые и могучие, как хрен бога Имбала у Говарда.
— Кстати, а как же деньги? — мне вдруг стало интересно. — У вас что, полный натурообмен?
— Не, не угадал, — Юрка помотал головой. — Деньги с передержкой. Это Максик Саппа из Интернета скачал. Ну, вернее, сейчас мы правда вообще без денег обходимся, но года через два–три уже будут серьёзно нужны. Будет такая штука… уже эскизы есть… В общем, будут деньги. Только их станут перепечатывать каждый год. Когда год кончается — те, у кого они на руках, сдают их в общак княжества. И получают меньше, чем сдали. Типа как процент, только удерживается.
— Японский городовой! — вырвалось у меня удивлённое восклицание. — Значит — нет процентов на рост, нет ростовщиков, нет смысла копить деньги, а есть смысл поскорее от денег избавиться, чтобы на конец года не прогореть!
— Сечёшь! — Юрка врезал мне по плечу, склонившись с седла. — А как избавиться? На них что-то покупать, строить, делать! То есть — развивать страну! Нашу страну!
— Могучая мысль, — пробормотал я, увлекаясь всё больше. — Ну а технологии?!
— А тут ещё проще, — гордо сказал Юрка. — Человечество загрязнило планету чем? Сжиганием угля, нефти, мусора разного химического… Мы ничего этого делать не будем. Пока — печи для отопления, электричество — от ветра, кое–где солнечные батареи есть, потом увидишь… Потом — атомные станции, а там доберёмся до термоядерных реакций. У нас на ногах не висит никакая система, понятно? И к тому моменту, когда мы выйдем в космос, нас будет жить на планете максимум сто–сто пятьдесят миллионов. То есть, мы даже ещё и не подойдём к порогу перенаселённости. Дальше смотри. Этот мир более однороден климатически. Я тебе уже говорил. Тут нет тропических и вообще южных болезней, самых страшных — чумы, холеры, африканских лихорадок… Нам не грозят эпидемии. Да и контингент у нас тут почти весь не привитой, беспризорники — значит, у них абсолютно здоровая иммунная система, не ослабленная и не изуродованная вакцинами. Мы прикинули — в здешних семьях будет по 4–6 здоровых детей. Это значит, что уже через двадцать лет тут будет минимум около пятнадцати тысяч «аборигенов», даже не нюхавших всех прелестей Земли типа свинца в грибах и диоксина в воде. Я уж не говорю о наркоте и бухалове! И это я считаю только прирост по нынешнему населению, а ведь и с Земли переселяются постоянно! С массовым образованием будет хуже, я думаю, что у нас лет на пятьдесят идеалом станет просто чтобы все были грамотные и около того… Знаешь, Владька, оказывается на самом деле по–настоящему хорошо учить детей — если не преподавать, а учить — это адски сложная штука. Наука из наук… А может, и не наука никакая, а что-то типа колдовства или магии. Это я по маме знаю и вижу. Но это мы преодолеем, да и потом — сюда уже все библиотеки перетаскали, и в виде дисков, и как распечатки. Можно сказать, владеем всем культурным и техническим наследием человечества. Да и ребята есть разные… — он явно что-то не договорил.
— А религия? — спросил я.
— Да не смеши, — отмахнулся Юрка. — Какая религия у беспризорников нашего возраста? Пока об этом и не думает никто, а потом, мне кажется, появится какой-нибудь языческий культ… Ромка вон очень старается славянских богов реанимировать, может как раз у него и получится. Мне это мало интересно.
— Слушай… — я замялся. — А войны? Понимаешь, это всё-таки в природе человека… ну, по крайней мере, так говорят…
— В природе, — согласился Юрка неожиданно легко. — Но большие войны всегда возникали там, где народу становилось много, а средства передвижения были примитивными. Вот и приходилось у соседей отнимать землю. А у нас не тот случай. Мы средствами передвижения займёмся в первую очередь. Вот тебе дирижабль, вот вокруг целая планета. Лети и бери земли сколько хочешь и где хочешь. То есть максимум что будет — это такая же фигня, как сейчас. Чьё-то тупоумное властолюбие, отягощённое просмотром голливудских боевиков. А с этим мы справимся. У нас ведь есть не только холодное оружие. Мы огнемёты делаем и даже ружья — гладкоствольные, правда, по образцу английской «Brown Bess» [37] . Тоже из И–нэта качнули. А скоро начнём делать нарезные.
37
«Шатенка Бесс» — так за цвет деревянных частей было прозвано гладкоствольное дульнозарядное ружьё, почти полтора века состоявшее на вооружении английской армии. Оно стреляло круглой пулей.