Новогодний рейс

Фане отчаянно не хотелось никуда идти, но бабульки проявили настойчивость и потащили ее за собой. У входной двери металась Варя с младенцем на руках. Из парадного доносились вопли.

— Он всегда приходит, как напьется, — сказала одна старушка. — И орет, позорит нас на все парадное!

— А давеча даже нассал под нашей дверью, — сообщила вторая старушка.

На дверь обрушился град ударов.

— Ну что ему надо? — завыла первая бабка.

— Гад ползучий! — подхватила вторая.

Варя зарыдала. Младенец поглядел на происходящее и тоже забасил отчаянным ревом.

— Хорош дверь ломать, — крикнула Фаня. — Сейчас милицию вызову!

Из парадного донесся гомерический смех. Милиции художник-авангардист, судя по всему, не боялся.

— Пустите, я ему открою, — обезумела Варя и, растолкав пытавшихся остановить ее бабушек, распахнула дверь.

Сильно разгневанный художник ворвался в переднюю с криком «убью!».

Фаня заслонила собой Варю с младенцем и миролюбиво спросила:

— Тебе что надо, родной?!

А «родной» не стал разбираться, что Фаня всего лишь посол доброй воли, и засветил ей в глаз! У посла только искры посыпались. И получила Стефания синяк под вторым глазом. Видимо, для симметрии, чтобы было гармонично. Тут в коридор выскочил бородатый мужик с логосом и вытолкал драчуна-авангардиста взашей.

— Мила-а-ая, — взревела одна старушка, — тебе бы пятак приложить или что холодное! Как он изукрасил тебя!

Фаня махнула рукой и поплелась к себе. Она плакала, лежа в кровати, и гладила кошек. За стеной бородатый мужик опять потерял логос и начал громко искать его. Фаня натянула на голову подушку и заснула.

Разбудил ее ночью странный звук — кто-то скребся прямо под ней, где-то в диване. Фаня похолодела и подумала про самое плохое — крысы! Это же петербургская тема! Говорят, в Петербурге везде крысы!

Ма-ама… Она подскочила и попыталась зажечь лампу. Та с грохотом упала на пол. В темноте Фаня различила метнувшуюся от дивана серую тень. Точно крыса! Фаня кинула в нее тапок и, судя по раздавшемуся воплю, попала. Когда она зажгла верхний свет, то увидела сидящую на ковре серую полосатую кошку, похожую на одну из уже знакомых ей, но помордастее.

Ага! Так это и есть та самая «третья кошка», о существовании которой предупреждала Броня, но которая до сего момента пряталась где-то в недрах комнаты (очевидно, как раз в диване). Вот тебе и крыса!

— Ну извините, — хмыкнула Фаня. — Откуда мне было знать?

Кошка взглянула обиженно и сиганула обратно в диван.

Утром Фаню разбудил продолжительный дверной звонок.

«Звонят три раза — значит, к Броне. А, это, наверное, пришел бегун. Ну да, на часах семь утра — самое время для бодрящих пробежек! Нет, только не это — я не хочу никуда бежать, хоть убейте — не побегу!»

Она поплелась к дверям.

— Почему опять не готова? — не на шутку разозлился парень в шапке с помпоном.

— Я это… Такое дело, — замялась Фаня. — Заболела! Температура, горло болит, поясницу ломит, сегодня никак не могу. Извини.

Парень посмотрел на нее укоризненно, как на предателя, и ушел.

Фаня вернулась к себе, попыталась заснуть, но ничего не получилось. Этим серым утром ей было неуютно и одиноко. Прошло уже два дня с тех пор, как она приехала в Петербург, и до Нового года остается всего ничего, а ей так и не удалось разобраться со своими мыслями и чувствами. Скучно… И Новый год будет одиноким и скучным. Стоило ли тащиться в такую даль, чтобы прийти в состояние той же хандры, от которого она так яростно пыталась убежать?

«Я сойду с ума от тоски и скуки…» Ей хотелось спрятаться куда-нибудь, как та кошка в диване, и сидеть тихо, скрываясь от всего мира.

В дверь постучали.

«Не иначе, вернулся бегун!» — подумала Фаня.

— Я же сказала, что не хочу никуда бежать! — выпалила она, открывая.

Но за дверью обнаружился незнакомый мужчина. Небритый. Взъерошенный. В куртке. Он оглядел Фаню и вместо «здрасте» или «привет» сказал:

— Иди сюда,

Иди на перекресток

Моих больших и неуклюжих рук!

Фаня обомлела:

— Вы в своем уме?

Мужчина кивнул и процитировал:

— А я одно видел: вы, Джоконда,

Которую нужно украсть!

— Вы поэт, что ли? — усмехнулась Фаня.

Незнакомец расплылся в улыбке:

— Нет… Поэт — Маяковский. Я его цитировал. А куда это вы так яростно отказывались бежать, вот интересно? Кстати, меня зовут Никита.

— Никита? А я про вас знаю! Броня рассказывала.

— И я про вас знаю. Вы Стефания из Москвы. Бронислава просила зайти вас проведать.

Подавляя смех, новый знакомый поинтересовался, отчего у нее под глазами два фонаря, не новая ли это московская мода?! Фаня вспыхнула и рассказала о своих злоключениях в коммунальной квартире. Мужчина покатился со смеху и пообещал при случае заняться воспитанием буйного художника-авангардиста.

«Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро! У них в Петербурге так принято, что ли?» — думала Фаня, варя кофе на кухне. Она чисто из вежливости предложила этому Никите выпить кофе, а он с готовностью согласился, и теперь она вынуждена готовить завтрак. Экий наглец!

Она поставила кофейник и тарелку с бутербродами на поднос и пошла с завтраком в Бронину комнату — коммунальная кухня лично у нее отшибала аппетит начисто.

Попивая кофе, Никита сообщил, что только что вернулся из Кронштадта, где провел несколько дней.

Оглядев визитера, Фаня сочла его привлекательным — лицо мужественное и в то же время тонкое, благородное, большие выразительные глаза. Но более всего ей нравился его красивый, сильный голос. Кстати, ее не покидало чувство, что прежде она видела это лицо и слышала этот голос. Просто наваждение какое-то…

— Твое лицо кажется мне подозрительно знакомым!

Никита улыбнулся:

— Да, меня все время путают с одним артистом по фамилии Бандерас, говорят, мы очень похожи.

Фаня хмыкнула:

— Да ладно, не в Бандерасе дело. Кроме шуток, я тебя определенно где-то видела…

Никита зевнул:

— Земля маленькая, может, и встречались когда.

— А чем ты занимаешься?

Он махнул рукой:

— Ничего интересного, машинист в метро, все очень банально. Ну ладно, Стефания, спасибо за кофе. Если что понадобится — заходи в гости!