Новогодняя сказка для ведьмочки
Шрифт:
— К нам поступил звонок, что по этому адресу был убит гражданин Золотов Ярослав Игоревич, гражданка Романова забила его до смерти молотком, потом расчленила и вынесла в пакетах в мусорный контейнер, все понятно.
— Юля, что тут происходит? — в дверях появляется Ярослав в пижаме и в накинутом поверх нее пуховике.
— А вы, простите, кто у нас будете? — офицер разворачивается в Ярославу.
— Ну, если верить тому, что вы озвучили, походу дела — это труп, который я сначала забила молотком, потом расчленила и вынесла на помойку, — отвечаю я, вместо Ярослава.
У
— Я — труп? — Ярослав смотрит на меня как на умалишенную. Не, тут не я одна такая, походу тут целая группа в форме приехала, все со справками от психиатра.
— Вы труп, Ярослав, вот господин полицейский это может подтвердить, — я указываю на офицера. — Выходит, что я тебя забила до смерти молотком, правда не знаю, что послужило поводом, но это второстепенно.
Офицер кашляет, рукой трет шею, будто ему натирает воротник, и спрашивает у Ярослава: Документы ваши можно посмотреть?
Ярослав роется в кармане пуховика, достает права и подает их офицеру.
Тот крутит права в руках, кашляет, отводит глаза в сторону и говорит: Да, нехорошо вышло!
— Капитан, там нет частей трупа, — в дом входят мужики в камуфляже и резиновых перчатках, на их лицах маски.
— Отбой! Трупа нет, уходим, — офицер командует, и Омон всем составом выходит из дома.
— Простите меня за любопытство, но не скажите ли мне, а кто вам сообщил о трупе в этом доме? — Ярослав язвительно улыбается, такое ощущение, что он уже знает, кто это мог быть.
— Нам сообщила гражданка Ростова Алёна Степановна, она видела, как гражданка Романова выносила черные пакеты к мусорным контейнерам.
— Ах, Алёна! Вы не уезжайте, пожалуйста, сейчас вы получите свою расчлененку! Юля, черные пакеты еще остались? Давай пилу и молоток, пойдем Алёну забивать и расчленять! — глаза Ярослава горят праведной местью, если бы не я, то точно быть Алёне сегодня трупом.
— Да вы не переживайте, девушка за ложный вызов будет отвечать по всей строгости закона.
— Да мне плевать, чем эта девушка будет отвечать, а вот кто двери на место поставит! Вы детей перепугали до смерти! За это кто отвечать будет? — орет на офицера Ярослав.
Офицер пытается оправдаться, что-то мямлит, объясняет Ярославу, что можно подать жалобу и куда, но мне от этого не легче.
Через минуту в дверях вновь появляется омоновец: Капитан, мы тут гражданку Ростову нашли, она походу пьяная, лыко не вяжет, что с ней делать будем?
— В КПЗ ее отвезите, утром разберемся.
Офицер разворачивается и, кинув нам на прощанье «подавайте жалобу», уходит.
Я стою босая, ноги заледенели, по дому свищет ветер, на улице не лето.
— Собирай детей, Юля, они вам вынесли двери с частью стены, сегодня это вряд ли можно исправить, переночуете у меня.
— Ярослав, мне как то неудобно…
— Юля! Что значит неудобно, ты хочешь детей заморозить! Живо собирайтесь!
И семеню наверх, одеваю детей, Ксюху приходиться просто завернуть в одеяло. Пока я копошилось, Ярослав уже вызвал ремонтников. Те топчутся у дверей, разводят руками, что-то пытаясь
втолковать.Наконец, мы выходим.
Да, ужас, просто ужас. Наши двери снесены и валяются в кустах, из косяка выпало несколько кирпичей, поврежден фасад. Они что, гранату сюда бросили? Чем можно было так повредить дом. Слов нет.
Но Ярослав что-то командует, мужики тащат дверь, что-то долбят, надеюсь, завтра мы переедем обратно.
Ярослав размещает нас по гостевым комнатам. А я стою на лестнице, и в моей голове всплывают воспоминания, как мы с Анжелкой ввалились в его спальню и устроили там погром. От таких воспоминаний щеки начинают наливаться румянцем.
— Ну, Юля, расположение комнат ты знаешь, — Ярослав хитренько так улыбается. Он на что-то намекает, не обломится, пусть даже не надеется…
Я разворачиваюсь и ухожу спать в комнату к Ксении, она маленькая, если проснется в незнакомом месте, то может испугаться.
Утро наступает быстро, казалось, вот только на подушку голову пристроила, а уже первый луч солнца упал на твою подушку и щекочет нос.
Встаю, детки еще посапывают в подушку, для них вчера был очень трудный вечер, иду в душ, потом на кухню.
Сквозь окно гостиной вижу, как копошатся мужики возле моего крыльца. Надо же, что-то делают.
Ну, надо готовить завтрак. Заглядываю в холодильник, а там — мышь удавилась. Лежат несколько яиц, стоит молоко, прокисшее ещё неделю назад, да маленький скрюченный кусочек колбасы. Да, видимо, хозяин дома не готовит.
Приходится одеться и пойти к себе, у меня там припасов вагон и маленькая тележка.
Захожу на свое крыльцо и чуть в обморок не падаю.
Пол в нижнем этаже залит водой, которая возле входа уже в глыбы льда превратилась, он в нескольких местах вскрыт, между рядами сломанной плитки торчат куски труб теплого пола. Кругом грязь, натоптанная сапогами ремонтников.
— Прости хозяйка, — басит позади меня один из них, — не рассчитали, плохо дверь поставили, ночь холодная была, пол в коридоре промерз…
Мне от его извинений не легче, у меня разрушен дом, впереди праздничные дни, а мне даже жить негде.
Я прохожу на свою кухню, мне становится совсем плохо. На кухне еще хуже, остров сдвинули в сторону, разрушили покрытие, сломали кран у мойки. Тут словно Мамай воевал. Стою, чуть не плачу.
И вдруг в кухню входят две дамы совдеповского вида. Плотно застегнутые драповые пальто, на голове шапки — формовки времен моей бабушке, да и по виду не понятно, сколько им лет, что-то от сорока до семидесяти. Бесцветные казенные лица, губы брезгливо поджаты.
— Гражданка Романова Юлия Анатольевна? — ой, как мне знаком этот сухой казенный тон.
— Да, — лепечу я, всегда боялась больших начальников и чиновников.
— Мы из службы опеки и попечительства, где ваши дети, Юлия Анатольевна?
— У соседа, — лепечу я.
— Вы что, оставили детей с чужим человеком!
— Да, — только и могу произнести. — Так у меня здесь вот….
Я развожу руками, что показывать, тут и так все видно.
— Понятно, условий для проживания детей у вас нет, тааааааак, ну пошлите за детьми…