Новые горизонты

Я, правда, сначала не понял, зачем все эти процедуры сестрёнке нужны, у неё и так-то голосище будь здоров, и нет особого смысла его развивать — певицей она, во всяком случае, становиться не собирается. Но Софья Марковна сказала: "Так надо. В жизни пригодится", и я с такой формулировкой согласился. Кто знает, с чем ещё нам предстоит столкнуться? Любой талант, брошенный на чашу весов судьбы, может стать решающим.

Хотя Машуле, конечно, больше вокалом заниматься нужно — огранкой того, что имеется, а не развитием диапазона. Малявке от природы многое дано. Соревноваться с ней мне, например, бессмысленно, она и раньше-то многих перепеть могла, а нынче и того круче стала. Её голос иногда до таких высот поднимается, что посуда звенеть начинает. Вот и сейчас сестрёнка одна исполняет новую песенку, наверно, лучше, чем мы вдвоём. Появляется ощущение, будто и воздух, и даже стены в зале вибрируют, а ведь поёт она не в полную силу, уж я-то знаю.

Вернись, лесной олень, по моему хотенью!

Умчи меня, олень, в свою страну оленью.

Где сосны рвутся в небо, где быль живёт и небыль,

Умчи меня туда, лесной олень!..52

После этой песни поднялся Константин Николаевич и извинился перед дамами за то, что ненадолго покидает их и уводит с собой графа — им кое-какие дела обсудить надо. При этом и меняна беседу пригласили:

— Александр, вижу, вы немного устали. Можете пройти с нами, я уверен, дальше Мария и одна справится.

Та-ак, кажется, я понадобился для разговора. Вот только не пойму, о чём великому князю со мной говорить? Не о песнях же? Неужто начинается третий тур "соревнований"? Беседа не иначе как "за жизнь" пойдёт, и меня станут проверять "на вшивость". Например, не заражён ли я "вирусом" нигилизма53? Не придерживаюсь ли философских воззрений старшего Патрушева? И вообще, как я отношусь к существующей власти? Блин, или мы о политике дебаты вести будем? Ох, не дай бог! С великими о политике болтать опасно. Ай, да чего гадать? Сейчас всё выяснится.

Естественно, отказываться от предложения я и не подумал, встал и пошлёпал туда, куда великий князь повёл. Никола, кстати, тоже отправился вслед за нами, хотя его и не звали.

Пришли мы, как я понял, в рабочий кабинет Константина Николаевича. Он сел за свой стол, потом предложил присесть нам, и мы устроились на стульях, которые стояли напротив стола полукругом. Почему Никола за нами увязался, великий князь не спрашивал, — наверно, так и было задумано. И что показательно, первый вопрос князь задал мне. Стало быть, я являюсь тем, с кем больше всего хотят поговорить.

— Александр, скажите, какое у вас сложилось впечатление о жизни в Сибири?

— Нормальное, Ваше Императорское Высочество. Сибирь — благодатный край. Суровый, но благодатный. Жизнь людей там складывается в чём-то хуже, а в чём-то даже лучше, чем в столице.

— Давайте, Александр, опустим титулование во время данного разговора. Обращайтесь ко мне по имени-отчеству.

— Как Вам будет угодно, Константин Николаевич.

— Так чего же в Сибири хорошего?

— В основном, разумеется, природа... воздух. Опять же охота прекрасная, а цены на жильё не кусаются, как в Петербурге.

Великий князь усмехнулся, Никола тоже, да и граф не удержал серьёзного выражения лица. Что ж, юмор — прекрасная разрядка напряжённости, а то обстановочка начала разговора слишком уж неоднозначная.

— И что? Люди не боятся там жить?

— Вы знаете, сибиряки на это отвечают так: "Страшна Сибирь слухом, а люди лучше всех живут".

— Вот как! Почему же большинство чиновников и ссыльнопоселенцев стремится поскорее вернуться в Россию, а студенты, приехавшие из Сибири, домой возвращаться не желают?

— К сожалению, многим жизнь в Сибири кажется скучной, слишком мало там развлечений, к которым они привыкли в центральной России.

— А вы не в обиде, что пришлось провести много лет в отрыве от отчего дома?

Тут усмехнулся уже я. Настал момент для давно заготовленной речи (чуточку подправленной в столице). Ещё в Красноярске я понял, что кто-нибудь из сильных мира сего обязательно задаст мне этот вопрос.

— Нет, не в обиде. Вообще-то, папа хотел оставить меня с тётушками в Петербурге, но я не согласился. С самой нашей отправки я воспринимал поездку в далёкую, страшную Сибирь как развлечение, в моём воображении это выглядело большим, полным опасностей приключением. Почему-то инородцев Сибири я представлял себе похожими на американских индейцев. Мне грезились схватки с дикими зверьми и туземцами, погони, перестрелки.

Все опять стали улыбаться.

— Потом, по прошествии лет, я, конечно, грустил иногда по родным местам, и не раз, но обиды на то, что меня увезли, по мнению некоторых, в жуткую глушь, никогда не возникало. Если бы я пожелал, то в любой момент мог возвратиться домой, папа был бы этому только рад. А так... Городскому любопытному мальчишке, кем я, по сути, тогда являлся, в Сибири есть и чем заняться, и чему поучиться, к тому же папа и наукам обучал меня со всем усердием. В таких условиях просто некогда расстраиваться и задумываться о тяготах жизни, для меня окружающая обстановка была нормальной. Я всегда помнил, что существует и другая жизнь, но желание вернуться к ней возникло лишь после смерти папа.

Эх-х, вроде хорошо ответил, аж самому понравилось. И похоже, мою речь все приняли как должное. Дальше Константин Николаевич, оставив Сибирь в покое, взялся за Европу. Пошла политика, чего я и опасался. Великого Князя в первую очередь интересовала война Франции с Пруссией. Я, побоявшись, что для объяснения всех нюансов европейской войнушки мне не хватит словарного запаса (до этого мы говорили только по-французски), испросил дозволения перейти на русский, и оно мне было дано. Ну а дальше понеслась душа в рай: всё, что я Вяземскому с Ростовцевым рассказывал, пришлось по новой "разжёвывать".

В ходе разговора выяснилось, что основные мои доводы по этому конфликту граф уже изложил великому князю. А это, кстати, означает, что как разведчик Михаил Яковлевич работает именно на Константина Николаевича. В общем, мне оставалось лишь дополнить сложившуюся картину мелкими штрихами, и я это сделал. Потом мы обсудили вероятность войны с Турцией и её предполагаемые последствия. После на восток переключились, и я постарался убедить собеседников в необходимости захвата Восточного Туркестана. А что? Вдруг прокатит. Будет или не будет Китай права качать и войной грозить, неизвестно, а Россия при любом раскладе может выгоду получить: или новой землёй обзаведётся, или продаст захваченное тому же Китаю, с лихвой списав на покупателя все военные издержки. При этом в районах, граничащих с Восточным Туркестаном, настанет наконец-то тишь да благодать.

А в конце речь зашла и о наших с Путиловым производственных новшествах. Тут уж явно Никола растрепал папеньке про наш вчерашний разговор. Ну да бог с ним. Хотите знать о новшествах? Тогда нам есть чем вас удивить. В общих чертах поведал о ближайших преобразованиях на заводе, после о дальнейших планах по расширению производства рассказал. Да-да, первую в России домну на коксе не Джон Юз, а мы запустим, и в придачу к ней первую мартеновскую печь соорудим. И паровозы, и станки лучше европейских сделаем, и выпуск труб наладим, и патронами армию обеспечим. Короче, расписал я все наши замыслы в самом выгодном свете.