Новые горизонты

— Что, правда? — еще больше озадачился я.

— Мертвым время ни к чему, — охотно подтвердил Лимо. — Поэтому его тут в общепринятом смысле и нет. Прошлое, настоящее и будущее сжато в одну-единственную точку, поэтому мне действительно все равно, как долго ты будешь отсутствовать. В моем понимании ты вернешься ровно в то же мгновение, из которого ушел.

Я с облегчением выдохнул.

— Тогда ладно. Так, наверное, даже удобнее.

— Еще бы, — снова рассмеялся мертвый маг. — Так что там у тебя произошло? Почему ты задержался?

Я на мгновение заколебался, но потом все же рассказал, чем закончилась моя практика, особенно уделив внимание открывшемуся разлому и тому, что я в нем увидел.

— Вот даже как… — задумчиво проговорил Лимо, качнувшись на стуле. — Хотя для нестандартных разломов это вполне нормально.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Если ты еще не понял, то нестандартный разлом — это тот разлом, через который в ваш мир пытаются проникнуть пожиратели. Поэтому подобные разломы так опасны, поэтому же так быстро вскрываются и поэтому через них к вам попадает гораздо больше дайнов, чем обычно. Неупокоенные души способны сами по себе нарушить границу миров, если в одном месте их скопится слишком много. Они, можно сказать, выгрызают себе путь в мир живых, влияя на границу, как кислота, которая постепенно ее разъедает, из-за чего она в конечном итоге и рвется. А вот пожиратели действуют иначе — они границу не грызут, а продавливают, огромная масса вполне позволяет им это сделать, поэтому сначала граница просто вытягивается, словно стенка у пространственного кармана, и только после этого рвется. Именно из-за этого ваши приборы не могут уловить начало формирования нестандартного разлома. Если граница не повреждена, то характерных изменений не будет видно до последнего. Ну а когда она все-таки порвется, то аппаратура, конечно, среагирует, но по факту будет уже поздно. Ведь разлом, созданный пожирателем, всегда шире, чем тот, который могут создать дайны. Поэтому нестандартные разломы приносят столько разрушений. И поэтому же во время их открытия в крепостях так много жертв.

— Мне показалось, что пожиратель пришел не за нами, — осторожно возразил я. — Ему были нужны только дайны.

— Неупокоенные души — его пища, — согласно кивнул Лимо. — Но если, помимо них, в его нутро затянет еще тарн-другой обычных людей, он возражать точно не будет. Ты разве не почувствовал желание шагнуть ему в пасть? Тебя разве не посетила мысль, что это будет правильно и уместно?

Я поморщился.

— Посетила. И полагаю, не только меня. Если бы в крепости заранее не прозвучал сигнал к отходу, уверен, жертв было бы намного больше.

— Правильно. Потому что на самом деле пожирателю все равно, чьи души забирать. Он в каком-то смысле не совсем разумен. Но на ваше счастье даже нестандартный разлом не может существовать слишком долго. Мир устроен так, что любая граница стремится как можно скорее восстановиться. И если пожиратель вовремя не уберется, он погибнет. Наш мир не для него, поэтому они обычно возле разломов не задерживаются. Ну а поскольку законы природы гласят, что чем сильнее действие, тем сильнее и противодействие… то по факту получается, что чем шире образовался разлом, тем сильнее он стремится закрыться. И тем, соответственно, короче срок его жизни.

Я задумчиво кивнул.

Это что же получается, я, когда расширил разлом, одновременно ускорил и его закрытие?

— Именно, — с улыбкой подтвердил Лимо. — Может, ты и не знал, что так будет. Может, ваши ученые до этого еще не дошли, но на самом деле это так. И это тоже можно использовать для борьбы с разломами. Хотя, полагаю, работа пространственных бомб основывается на таком же принципе.

— Мастер Рао говорил, что «раскачка» пространственных границ способствует схлопыванию разлома.

— Нет, — качнул головой маг. — Границы миров — не упаковочная пленка, поэтому сами по себе не слипнутся. На самом деле бомбы еще больше их повреждают, но, как ни странно, это дает нужный эффект, поэтому в целом твой учитель действует верно.

— Хм. Можно еще вопрос? Когда пожиратель уходил, то почему он забрал с собой не всех дайнов, а только «нематов»?

— Потому что душу из тела вырвать гораздо сложнее, чем забрать такую же душу, но свободную.

— Но я ведь почувствовал желание к нему прийти, — снова засомневался я. — Почему же дайнов, которые успели обрести тела, это не коснулось? Почему они не пошли к нему толпами, хотя, по идее, должны были?

Дарус Лимо на пару мгновений задумался.

— Я, конечно, не специалист… но могу предположить, что дайны просто слишком хорошо знают, кто такой пожиратель. Ужас, который он вызывает одним своим видом, не говоря уж про ментальный посыл, безостановочно гонит их вперед, заставляя метаться по промежуточному в поисках какой-нибудь лазейки. Если им удается такую лазейку найти или прогрызть, то, конечно же, они любыми путями стремятся туда втиснуться. Сбежать как можно дальше, потому что чем больше расстояние, тем менее выражен эффект от присутствия пожирателя. А если оказывается, что пожиратель пришел за ними следом… В общем, они не зря бегут от разлома во все стороны, да еще с такой прытью. К тому же здесь, в промежуточном, неупокоенные души гораздо меньше подвержены его зову. Некоторые ему, конечно, поддаются сразу, но чаще, хоть они и слышат его… скажем так, порождаемый пожирателем страх зачастую оказывается сильнее его же собственного зова. Быть может, попав в мир живых, они сохраняют за собой это свойство. А может, с приобретением тела эта способность еще и усиливается. Наконец, я думаю, что не все «маты» сумели сбежать от пожирателя. Скорее всего, те, кто задержался возле разлома, все-таки поддались ему и погибли.

— Возможно, — вынужденно признал я. — Мне тогда было не до того, чтобы разглядывать, кто из дайнов куда бежит и сколько их осталось. Но вот в чем я точно уверен, так это в том, что когда я осознал, кто именно меня зовет, то противиться зову стало немного легче. Правда, в отличие от остальных, я сразу понял, с кем имею дело. А если бы не знал, то, скорее всего, живым бы оттуда не вышел.

— Тебе повезло, что ты смог остановиться. Видимо, с врожденной ментальной защитой у тебя все в порядке.

Угу. Мне и с Эммой крупно повезло. Если бы не она, никакая защита бы меня не спасла.

— А как у тебя дела с даром? — неожиданно поинтересовался Лимо. — Там, у разлома, ты здорово перенапрягся. Обычно в таких условиях дар начинает развиваться быстрее.

— Честно говоря, не знаю. Меня из медпункта сразу в Таэрин отправили, и больше я диагностику не проходил. Но на словах сказали, что дар стабильный. Да и если бы я шагнул на следующую ступень по какой-либо ветке, я бы это сразу почувствовал. Но у меня и сейчас осталась вторая ступень по магии молний, первая — по магии пространства и пока еще нулевая по магии времени и магии сна.

— Странно, — после короткой паузы проговорил маг. — После того, что ты рассказал, я был почти уверен, что ты сделаешь еще один шаг вперед хотя бы по одному направлению. Не возражаешь, если я тебя проверю?

— А вы умеете?

— Я все-таки маг, хоть и мертвый, — усмехнулся он. — А магия, если помнишь, это по большей части свойство разума, а не физического тела, так что некоторые способности я за собой сохранил. Но поскольку мы все-таки находимся в твоем сне, то мне нужно спросить у тебя разрешение.

Я снова ненадолго задумался.

— Хотите сказать, что после смерти маги сохраняют все, чем владели при жизни?

— Только то, что имеет отношение к магии разума и особенно сопряженному искусству.

— Почему именно к нему?

Лимо пожал плечами.

— Потому что в промежуточном нет огня или воды, как физического явления. Нет воздуха, которым ты мог бы ты управлять, земли, на которую можно было бы опереться, и никаких других природных явлений. У человека здесь нет даже тела. А вот сознание есть. И оно своих свойств не теряет даже после смерти. Поэтому я, будучи пространственным магом, по-прежнему могу воздействовать на пространство… хотя и не так, как раньше, конечно. Еще я могу читать мысли… опять же, если ты мне это позволишь. Ну и в отношении времени есть свои нюансы, хотя в целом — да, своих прежних способностей я, можно сказать, не потерял. И хотя они несколько видоизменились, кое-какие вещи, которые я мог делать, пока был жив, все еще мне доступны.