Новые мелодии печальных оркестров (сборник)

Лодочник поднял весла и в недоумении уставился на Вэла. Вэл, однако, молчал, и лодочник энергично направил шлюпку к лунной дорожке.

– Стойте! – вырвалось у Вэла.

– Что ж, до свидания, – произнес тот же голос. – Загляните потом, когда сможете остаться подольше.

– Но я хочу остаться сейчас, – выдохнул Вэл.

Он отдал лодочнику нужные указания, и шлюпка, покачиваясь, снова приблизилась вплотную к нижней ступеньке лестницы, ведущей на палубу яхты. Какая-то юная особа – в смутно белеющем платье, с чудным тихим голосом – в самом деле позвала его из бархатного мрака. «А какие у нее глаза?» – пробормотал Вэл. Вопрос понравился ему своей романтичностью, и он повторил его еле слышно: «А какие у нее глаза?»

– Кто вы такой?

Девушка стояла теперь прямо над ним: она смотрела вниз, а он, взбираясь по лестнице, смотрел наверх, и, как только глаза их встретились, оба залились смехом.

Девушка была совсем юная, тоненькая – даже хрупкая, в платье, которое непритязательной белизной подчеркивало ее молодость. Два неясных пятна на щеках напоминали о румянце, который разливался там днем.

– Кто вы? – повторила девушка, отступив назад, и снова рассмеялась, когда голова Вэла поравнялась с палубой. – Я перепугана – и хочу это знать.

– Я джентльмен. – Вэл поклонился.

– Какой именно джентльмен? Джентльмены всякие бывают. По соседству с нашим столиком в Париже сидел один цветной джентльмен и… – Девушка умолкла. – Вы ведь не американец, так?

– Я русский, – представился Вэл таким тоном, как если бы объявил себя архангелом. Чуть подумав, он поспешил добавить: – Причем самый везучий. Весь сегодняшний день, всю нынешнюю весну я мечтал о том, чтобы влюбиться как раз такой ночью, и вот теперь вижу, что небо послало мне вас.

– Погодите! – выдохнула девушка. – Я поняла: вы попали сюда по ошибке. Мне все эти дела ни к чему. Боже упаси!

– Прошу прощения.

Вэл озадаченно глядел на девушку, не сознавая, что зашел слишком далеко. Потом с официальным видом выпрямился:

– Я ошибся. Если вы меня прощаете – то спокойной ночи.

Он повернулся и положил руку на поручень.

– Не уходите, – проговорила девушка, откинув со лба прядь волос (какого они цвета, разобрать было нельзя). – Если вдуматься, то можете нести любой вздор – только не уходите. Я несчастна – и не хочу оставаться в одиночестве.

Вэл заколебался: что-то в этой ситуации было такое, чего он до конца не понимал. Он принял как само собой разумеющееся, что девушка, окликнувшая незнакомца вечерней порой – пусть даже с борта яхты, – наверняка склонна к романтическому приключению. И ему ужасно не хотелось уходить. Тут он вспомнил, что искал две яхты, и эта – одна из них.

– Званый обед, по-видимому, на другой яхте, – сказал он.

– Званый обед? Ах да, обедают на «Миннегаге». Вам туда нужно?

– Да, я туда направлялся – но это было вечность тому назад.

– Как вас зовут?

Вэл уже собирался назвать себя, но что-то побудило его вместо ответа спросить:

– А вас? Почему вы не на вечеринке?

– Потому что предпочла остаться тут. Миссис Джексон сказала, что на обед придут какие-то русские – это, наверное, вы и есть. – Девушка с любопытством его оглядела. – Вы ведь очень молоды, правда?

– Я гораздо старше, чем выгляжу, – сухо заметил Вэл. – Это всем бросается в глаза. Считают, что такое бывает редко.

– А сколько вам лет?

– Двадцать один, – солгал Вэл.

Девушка засмеялась:

– Чепуха! Вам никак не больше девятнадцати.

На лице Вэла выразилось такое недовольство, что девушка поспешила его разуверить:

– Выше нос! Мне самой только семнадцать. Я пошла бы на вечеринку, если бы знала, что там будет кто-то моложе пятидесяти.

Вэл с радостью переменил тему разговора:

– И вы предпочли помечтать здесь при свете луны.

– Я размышляла об ошибках. – Они уселись рядышком на парусиновых стульях. – Ошибки… Эта тема больше всего берет за душу. Женщины очень редко задумываются об ошибках – они готовы забывать о них скорее, чем мужчины. Но уж если задумаются…

– И вы совершили какую-то ошибку?

Девушка кивнула.

– Непоправимую?

– Наверное, да. Скорее всего. Когда вы сюда явились, я до этого как раз и докапывалась.

– Быть может, я как-то сумею вам помочь, – предложил Вэл. – Быть может, ваша ошибка вовсе не такая уж непоправимая.

– Не сумеете, – вздохнула девушка. – Давайте об этом забудем. Моя ошибка очень меня утомила: будет лучше, если вы расскажете мне о том, как сегодня веселятся в Каннах.

Они всмотрелись в вереницу загадочных, манящих огоньков на берегу, в большие игрушечные муравейники со свечками внутри, которые были на самом деле просторными фешенебельными отелями, в светящиеся башенные часы в Старом городе, в смутно маячившее пятно «Caf'e de Paris» [2] , в заостренные окна вилл на невысоких холмах на фоне темного неба.

– Чем там сейчас все заняты? – шепнула девушка. – Кажется, там происходит что-то совершенно замечательное, но что именно – не знаю.

2

«Кафе Парижа» ( фр.).

– Сейчас там все поглощены любовью, – тихо проговорил Вэл.

– Правда? – Девушка долго не отрывала глаз от берега, со странным выражением на лице. – Тогда мне хочется домой, в Америку. Здесь с любовью перебор. Отправлюсь домой завтра же.

– Так вы боитесь влюбиться?

Девушка покачала головой:

– Не то чтобы. Просто потому… потому что для меня любви здесь нет.

– И для меня тоже, – подхватил Вэл. – Как грустно, что мы вдвоем сидим тут чудесной ночью в чудесном месте – и что же?

Он устремил на девушку пристальный взгляд, вдохновенный и возвышенно-романтический, и она слегка от него отодвинулась.

– Расскажите мне побольше о себе, – поспешно продолжила девушка. – Если вы русский, то где научились так хорошо говорить по-английски?

– Моя мать из Америки, – признался Вэл. – Дедушка тоже американец, так что выбора у нее не было.

– Так значит, вы тоже американец!

– Нет, я русский, – с достоинством возразил Вэл.