Новые мелодии печальных оркестров (сборник)
Шрифт:
Ллуэлин вчитался в список внимательнее:
– Мне нравится. Попробую взяться за универмаг.
– Что ж, в вашем распоряжении месяц. Ничуть не буду против, Ллуэлин, если приз достанется нашей конторе.
– Обещать не возьмусь. – Ллуэлин еще раз бегло просмотрел условия, пока Гарнет следил за ним с живым интересом.
– Кстати, Ллуэлин, – вдруг поинтересовался он, – чем вы все это время занимаетесь?
– О чем вы, сэр?
– По вечерам. И на выходных. В обществе бываете?
Ллуэлин замялся:
– Э-э… сейчас нет – не очень часто.
– Не нужно, знаете ли, постоянно перебирать в голове одни и те же мысли.
– Я и не перебираю.
Мистер Гарнет аккуратно убрал
– Люси, во всяком случае, не перебирает, – неожиданно объявил он. – Ее отец сказал мне, что она пытается вести самый нормальный образ жизни.
Пауза.
– Я рад, – тусклым голосом отозвался Ллуэлин.
– Вы должны помнить, что вы теперь свободны как ветер, – произнес Гарнет. – Незачем себя впустую изводить и ожесточаться. Родители Люси поощряют ее устраивать вечеринки и ходить на танцы – то есть заниматься тем, чем и раньше…
– Пока не заявится Рудольф Рассендейл [24] , – мрачно вставил Ллуэлин и показал на брошюру: – Я это возьму с собой, мистер Гарнет?
– Да-да, конечно. – Жестом работодатель дал знать подчиненному, что тот может идти. – Передайте мистеру Карсону, что на время я освобождаю вас от работы над загородным клубом.
– Я это тоже доделаю, – торопливо вставил Ллуэлин. – Собственно говоря… – Тут он прикусил язык, так как собирался добавить, что на деле занимается этим проектом в одиночку.
24
Рудольф Рассендейл– герой романа английского писателя Энтони Хоупа (1863–1933) «Узник Зенды» (1894): молодой джентльмен, обладавший феноменальным сходством с королем вымышленной страны Руритании.
– Что?
– Нет, ничего, сэр. Спасибо большое.
Ллуэлин вышел из кабинета мистера Гарнета, воодушевленный открывшейся перед ним возможностью, а новости о Люси принесли ему облегчение. Судя по словам мистера Гарнета, Люси вошла в привычную колею; быть может, ее жизнь не так уж непоправимо разрушена. Если к ней приходят визитеры, если ухажеры сопровождают ее на танцы – значит, найдутся и такие, кто о ней позаботится. Ллуэлин даже проникся к ним безотчетной жалостью: знали бы они, что это за подарочек; знали бы, что общаться с ней совершенно невозможно: да какое там – и словом-то перекинуться себе дороже. При мысли о безрадостных неделях, проведенных рядом с Люси, Ллуэлина всего передернуло, словно ему припомнился какой-нибудь тяжелый ночной кошмар.
Вечером у себя дома он сделал несколько пробных эскизов. Работал Ллуэлин допоздна: поставленная задача подхлестнула воображение, однако наутро плоды трудов показались ему вымученными и претенциозными – не закусочную же, в самом деле, он затеял соорудить. Ллуэлин нацарапал поверх чертежа слова «Средневековая мясная лавка: Образец антисанитарии», порвал его на мелкие клочья и швырнул в мусорную корзину.
Первую половину августа Ллуэлин продолжал работу над проектом загородного клуба – в надежде, что к концу назначенного срока прилив вдохновения заставит его приступить к реализации собственного замысла. Но однажды произошло событие, которого он в глубине души давно страшился: возвращаясь домой по Чеснат-стрит, он неожиданно столкнулся с Люси.
Было около пяти – час, когда на улицах особенно многолюдно. Внезапно в водовороте толпы они очутились нос к носу, а дальше их неудержимо понесло вперед бок о бок, как будто судьба поставила себе на службу все эти кишевшие вокруг массы для того, чтобы свести их двоих вплотную.
– Это ты, Люси? – воскликнул Ллуэлин, машинально приподняв шляпу.
Люси изумленно уставилась
на него широко раскрытыми глазами. Ее пихнула в бок навьюченная узлами женщина, и Люси выронила из рук сумочку.– Спасибо большое, – поблагодарила она Ллуэлина, когда он нагнулся за сумочкой. Голос ее звучал глухо и напряженно. – Отлично. Давай ее сюда. Машина у меня поблизости.
Их глаза на мгновение встретились: оба глядели холодно и отстраненно, и Ллуэлину живо вспомнилось, как они расставались – вот так же стоя напротив друг друга, кипя от яростной ненависти.
– Ты уверена, что моя помощь тебе не нужна?
– Уверена. Наш автомобиль стоит на обочине.
Люси попрощалась с ним небрежным кивком. Ллуэлин мельком увидел незнакомый лимузин и невысокого человека лет сорока, который помог Люси устроиться на сиденье.
Шагая домой, Ллуэлин впервые за последние недели чувствовал злость и растерянность. Завтра необходимо будет уехать. Он еще не созрел для подобных случайных встреч: нанесенные ему Люси раны до сих пор не затянулись и теперь кровоточили.
– Вот дурища! – ожесточенно твердил он себе под нос. – Дура и эгоистка! Вообразила, что я пожелаю идти с ней по улице рядышком, будто ничего не произошло. Смеет думать, что я такой же слабак, как и она сама!
Ллуэлина обуревало желание выпороть Люси, всыпать ей по первое число, как непослушному ребенку. Вплоть до обеда он расхаживал по своей комнате из угла в угол, перебирая в памяти все те напрасные и бессмысленные стычки, упреки, гневные проклятия, из которых состояла их недолгая совместная жизнь. Он восстанавливал до мелочей каждую ссору: начиналась она с какого-нибудь сущего пустяка, крики доходили чуть ли не до истерики, кончавшейся спасительным изнеможением, которое бросало их друг другу в объятия. Короткая мирная передышка, а потом вновь затевалась глупейшая прискорбная распря.
– Люси! – Ллуэлин заговорил вслух. – Люси, выслушай меня. Я вовсе не хочу, чтобы ты сидела и ждала моего возвращения. А твои руки, Люси, – предположим, ты пойдешь на кулинарные курсы и обожжешь там свои прелестные пальчики. Не желаю я, чтобы твои руки огрубели и сделались шершавыми, и стоит тебе только набраться терпения дотянуть до следующей недели, когда я получу деньги… так что я категорически против! Слышишь? Я не допущу, чтобы моя жена этим занималась! Нельзя же быть такой упрямой…
Устало, как если бы все эти доводы изнурили его на самом деле, Ллуэлин плюхнулся на стул и нехотя взялся за работу. Смятые в комок листы бумаги летели в корзину, едва на них появлялась дюжина линий. Это она виновата, шептал он, это она виновата во всем. Да проживи я хоть полвека, я не заставил бы ее стать иной.
Однако перед глазами Ллуэлина неотступно стояло смуглое юное лицо – холодное и бесстрастное – на фоне августовских сумерек и разгоряченной спешащей толпы.
«Уверена. Наш автомобиль стоит на обочине».
Ллуэлин закивал и попытался мрачно усмехнуться:
– Что ж, мне есть за что быть благодарным. Очень скоро от моих обязательств не останется и следа.
Он долго сидел, уставившись на чистый лист чертежной бумаги, но потом начал слегка черкать карандашом в его углу. Следил за наброском праздно, со стороны, словно рукой его двигала некая сила извне. Неодобрительно взглянул на результат, зачеркнул эскиз, однако тут же взялся точь-в-точь его копировать.
Внезапно Ллуэлин переменил карандаш, ухватил линейку и сделал одно измерение, потом – другое. Прошел час. Набросок делался яснее и четче, менялся в деталях, кое-где стирался резинкой и мало-помалу совершенствовался. Спустя два часа Ллуэлин поднял голову и в испуге отшатнулся от увиденного в зеркале своего сосредоточенно-напряженного лица. В пепельнице лежала целая горка недокуренных сигарет.