Новые парижские тайны

Широкая публика очень мало еще разбирается в таких вещах, но, как только это ее затрагивает, она сразу же начинает понимать: что-то тут не так. Едва разыгралась драма в Сеста [153] , и наутро уже вся Франция почувствовала, что с правосудием у нее не все ладно.

Вернемся к этой самой 64-й статье:

«Преступление не имеет места, если подсудимый действовал в состоянии невменяемости…»

Когда в суд приглашают психиатра, который обследовал обвиняемого, и задают ему вопрос о невменяемости, что он может ответить? Ни один психиатр в мире не в состоянии дать точный ответ, потому что не знает, в каком состоянии был человек в момент совершения действия. Возможно, он находился в состоянии временного помешательства, возможно, действовал хладнокровно.

153

Драма в Сеста — драма, происшедшая в небольшом поселке Сеста в 18 км от г. Бордо в 1968 г. Некто А. Фурке, водитель бульдозера, после расторжения брака, по условиям которого трое детей должны были остаться у его бывшей жены, забаррикадировался в своем доме с двумя детьми, желая сохранить их за собой. В течение нескольких дней Фурке выдерживал осаду наряда полиции. Когда было принято решение взять его дом штурмом, Фурке застрелил детей и застрелился сам.

Вдобавок, такой вопрос ставится, как правило, спустя год или два после того, как преступление совершилось.

Следовательно, вопрос этот по сути своей антинаучен.

Еще хуже обстоит дело с продолжением статьи:

«…Или под влиянием силы, которой он был не в состоянии воспротивиться…»

Не растолкуете ли вы мне, что это за сила такая, которой невозможно воспротивиться?

Как поступают в этом случае психиатры? Им хорошо известно, что суду, для того чтобы признать наличие смягчающих обстоятельств, необходим психический изъян или нарушение. Раньше, к примеру, считалось, что эпилепсия — предпосылка к психическому расстройству. Теперь мы прекрасно знаем, что эпилептик может обладать как телесным, так и психическим здоровьем, а также, что, для того чтобы избегнуть ответственности, вовсе не обязательно обладать физическим изъяном!

Эта шестьдесят четвертая статья — коварная штука!

Сумасшедший, который год назад убил проститутку, был приговорен к семи годам тюрьмы.

Поразительней всего то, что председатель суда со всей откровенностью объявил: преступника придется отправить в тюрьму только за неимением более подходящего заведения.

Во Франции нет исправительных заведений, предназначенных для лиц с ограниченной ответственностью, которых все же нет необходимости держать под замком всю жизнь. В других странах имеется конкретный опыт, там существуют психиатрические лечебницы, в той или иной степени находящиеся под охраной полиции, но по сути являющиеся медицинскими учреждениями: такие заведения вполне себя оправдывают.

Ж. Граван, профессор криминологии Медицинского факультета в Женеве и одновременно председатель кассационного суда (во Франции такое сочетание покажется немыслимым), возглавляющий также самое передовое в Европе или даже во всем мире Криминологическое общество, заметил во время беседы за «круглым столом», в которой я недавно принимал участие, что швейцарский Уголовный кодекс создан на куда более широкой биопсихологической основе, чем французский, и является значительно более передовым; при этом он добавил: «Во Франции, где Уголовному кодексу более ста пятидесяти лет, судья находится в плену сугубо теоретического понятия ответственности».

Я хорошо знаю криминологов. Все они точно так же, как я, убеждены, что лет через двадцать пять суды в нашем нынешнем виде исчезнут. Их заменят комиссии, в которые войдут медики, социологи, психологи, психиатры и т. д., которые будут изучать человека. Возможно, туда войдет и представитель министерства юстиции. Эти судьи и станут решать, следует ли отправить такого-то в исправительное заведение или препоручить его заботам врача.

Несколько лет назад, когда в Англии появились первые работы о дополнительной У-хромосоме, обнаруженной у правонарушителей, можно было предвидеть, какое влияние на уголовное право будет иметь это открытие.

Недавно мы обсуждали эту проблему в беседе за «круглым столом» на швейцарском телевидении. Эта У-хромосома доказывает, что могут существовать неизвестные физические элементы, которые полностью определяют поведение человека. Она указывает на склонность если не к преступлению, то к асоциальному поведению.

Впрочем, те, у кого есть эта дополнительная хромосома, вовсе не обязательно становятся убийцами — почти все они с детства совершают всякие мелкие кражи, воруют на улицах с лотков и вообще занимаются жульничеством. Правда, некоторые из них на этом останавливаются. Но начинают они с примитивных правонарушений.

Все же я думаю, что в области биохимии генов и от этого зла будет придумано лекарство. Достаточно вспомнить, что ныне существуют терапевтические методы лечения многих заболеваний, слывших в свое время неизлечимыми, но теперь побежденных усилиями медицины.

В ходе прискорбного дела, разыгравшегося в Сеста, французы судили правосудие. Прежде всего, однако, следовало бы лишить прессу и радиовещание права обсуждать поведение человека, над которым еще не было суда. В этой истории больше всего заметна роль радио, взбудоражившего умы! Этого человека объявили «безжалостным Фурке» — точь-в-точь как недавно, когда сам министр не постеснялся разглагольствовать по телевидению о «Версальском чудовище». Тогда речь шла о пятнадцатилетнем мальчишке, которого все психиатры признали невменяемым: не случайно против него не стали возбуждать дело, а просто поместили в исправительное заведение. Но мы слышали, как господин Фуше на всю Францию вещал об «этом чудовище»! С каких пор у кого бы то ни было, даже у министра, появилось право объявлять человека виновным до того, как вина его признана судом?

Если бы такое позволила себе какая-нибудь газета в Англии, ей пришлось бы уплатить колоссальную компенсацию, не говоря уж о штрафе!

Пока суд не вынес решения, никого нельзя считать «чудовищем»; да и вообще, слово это не употребит ни один ученый и ни один человек, хоть сколько-нибудь разбирающийся в юстиции и психологии. Это вопиющее нарушение всех и всяческих правил!

А эта пятнадцатидневная осада! Все знали, что у Фурке есть радио, и тем не менее по радио преспокойно рассуждали о его деле: «Его непременно сцапают! Его уморят голодом!» Что может быть омерзительнее? Почему не нашлось никого, кто сказал бы: «Замолчите, пришлите к нему психиатра!» Здесь требовался не офицер жандармерии!

А чего стоит заявление префекта: «Сдавайтесь, мы вам дадим адвоката». Ну разумеется! Почему бы и не дать ему адвоката? Хотя на самом деле правосудие не стало бы им заниматься, а психиатры сразу же признали бы, что он не отвечает за свои поступки. А как с ним обошлись? Довели до исступления и навязали ему «роль».

Поведение должностных лиц просто скандально! Полиция с некоторых пор завела привычку выступать по радио и по телевизору. Полицейские чины раздают интервью. Но на то ведь и тайна ведения следствия, чтобы не объявлять человека на весь белый свет виновным — на случай, если потом окажется, что он вовсе не виноват!

Закон перестал защищать нас.

Но для того, чтобы это сказать, пришлось дожидаться, пока погибнут Фурке и его дети.

Офицер жандармерии сказал по радио, что преступник располагает «боевым оружием». Этим оружием был длинноствольный карабин 22-го калибра — почти детская игрушка. Вообразите себе: майор и полковник жандармерии, не говоря уже о двух сотнях жандармов, ждут выстрелов из карабина 22-го калибра, принимая его за боевое оружие! То, что Фурке застрелил жандарма, — чистая случайность. А все вместе — омерзительная неразбериха.

Причина же в том, что мы держимся за старый кодекс времен Наполеона.

Когда я был старым [154] (Фрагменты из книги; перевод Л. Цывьяна)

Суббота, 25 июня 1960

Четыре дня назад — 21-го — я завершил роман, сто восемьдесят какой-то по счету, и поначалу мне казалось, что он пойдет легко. Однако уже в первый день на девятой или десятой странице я почувствовал, что нет смысла тянуть его до конца, все равно ничего живого не получится.

154

Перевод сделан по: G. Simenon. OEuvres compl`etes, t. 43. На русском языке публикуется впервые.